Собрание сочинений, том 17 - Маркс Карл Генрих - Страница 73

Что лотарингцы и эльзасцы хотят жить под сенью германского правительства, — этого не смеет утверждать даже и самый неистовый [Слова «самый неистовый», замененные в тексте листовки многоточием, вписаны в экземпляре с пометками Энгельса, его рукой. Ред.] тевтон. На этот раз провозглашается принцип пангерманизма и «надежных» границ, который якобы приведет на востоке к великолепным результатам для Германии и Европы.

Тот, кто не совсем еще оглушен теперешней шумихой или не заинтересован в том, чтобы оглушать германский народ, должен понять, что война 1870 г. так же неизбежно чревата войной между Германией и Россией, как война 1866 г. была чревата войной 1870 года.

Я говорю неизбежно, непременно, если не учитывать того маловероятного случая, что в России до этого времени может вспыхнуть революция.

Если этот маловероятный случай не произойдет, то войну между Германией и Россией приходится уже сейчас рассматривать как fait accompli (совершившийся факт).

Будет ли эта война вредна или полезна, — целиком зависит от нынешнего поведения немцев-победителей.

Если они захватят Эльзас и Лотарингию, то Франция вместе с Россией будет воевать против Германии. Нет надобности указывать на губительные последствия подобной войны.

Если же они заключат с Францией почетный мир, то эта война освободит Европу от мос-ковитской диктатуры, растворит Пруссию в Германии, создаст возможность мирного развития на западе континента и, наконец, поможет прорваться социальной революции в России, элементы которой нуждаются для своего развития только в таком внешнем толчке, — стало быть, такая война будет полезна и для русского народа.

Но я опасаюсь, что негодяи и глупцы будут беспрепятственно продолжать свою безумную игру, если германский рабочий класс en masse [в массе. Ред.] не поднимет своего голоса.

Нынешняя война открывает новую всемирно-историческую эпоху тем, что Германия, даже при условии исключения немецкой Австрии, доказала свою способность, независимо от заграницы, идти своим собственным путем. То, что Германия первоначально обретает свое единство в прусской казарме, является наказанием, ею вполне заслуженным. Но результат, хотя и таким способом, все же достигнут. Вздорные мелочи, как, например, конфликт между северогерманскими национал-либералами и южногерманской Народной партией[144], впредь не будут стоять понапрасну поперек дороги. Отношения развернутся в большем масштабе и упростятся. И если тогда германский рабочий класс не сыграет выпавшей на его долю исторической роли, то это — его вина. Нынешняя война перенесла центр тяжести континентального рабочего движения из Франции в Германию. Тем самым на германский рабочий класс ложится еще большая ответственность...

Написано К. Марксом и Ф. Энгельсом между 22 и 30 августа 1870 г.

Включено в текст манифеста Комитета Социал-демократической рабочей партии, напечатанного в виде листовки 5 сентября 1870 г. и в газете «Der Volksstaat» № 73, 11 сентября 1870 г.

Печатается по тексту экземпляра листовки с пометками Ф. Энгельса.

Перевод с немецкого

ВТОРОЕ ВОЗЗВАНИЕ ГЕНЕРАЛЬНОГО СОВЕТА МЕЖДУНАРОДНОГО ТОВАРИЩЕСТВА РАБОЧИХ О ФРАНКО-ПРУССКОЙ ВОЙНЕ[145]

В нашем первом воззвании от 23 июля мы говорили:

«Похоронный звон по Второй империи уже прозвучал в Париже. Вторая империя кончится тем же, чем началась; жалкой пародией. Но не надо забывать, что именно правительства и господствующие классы Европы дали возможность Луи Бонапарту в течение восемнадцати лет разыгрывать жестокий фарс реставрированной империи» [См. настоящий том, стр. 3. Ред.]

Таким образом, еще раньше чем начались на деле военные действия, мы уже смотрели на бонапартистский мыльный пузырь, как на дело прошлого.

Мы не заблуждались насчет жизнеспособности Второй империи, мы не были также неправы в своем опасении, что для Германии «война потеряет свой чисто оборонительный характер и выродится в войну против французского народа» [См. настоящий том, стр. 4. Ред.]. Оборонительная война действительно кончилась сдачей Луи Бонапарта, капитуляцией при Седане и провозглашением республики в Париже. Но еще задолго до этих событий, уже в тот самый момент, когда обнаружилась полная гнилость бонапартистского оружия, прусская военная камарилья решила превратить войну в завоевательную. Правда, на этом пути лежало довольно неприятное препятствие — собственные заявления короля Вильгельма в начале войны. В своей тронной речи перед Северогерманским рейхстагом Вильгельм торжественно заявил, что он ведет войну против французского императора, а не против французского народа. 11 августа он выпустил манифест к французской нации, в котором говорил [В немецком переводе, сделанном К. Марксом и напечатанном отдельным изданием в 1870 г., эта фраза и следующая за ней цитата из манифеста опущены, а последующий текст до слов: «И они сейчас же подали сигнал...» изложен в сокращенном виде. Ред.]:

«Ввиду того, что император Наполеон произвел на суше и на море нападение на немецкую нацию, которая хотела и теперь еще хочет жить в мире с французским народом, я взял на себя командование германскими армиями, чтобы отразить это нападение, и ход военных событий привел меня к тому, чтобы перейти границы Франции».

Не довольствуясь заявлением, что он взял на себя командование германскими армиями, «чтобы отразить нападение», Вильгельм в подтверждение оборонительного характера войны присовокупил, что только «ход военных событий» привел его к тому, чтобы перейти границы Франции. Оборонительная война, конечно, вовсе не исключает наступательных операций, продиктованных «ходом военных событий».

Таким образом, этот благочестивый король был связан обещанием перед Францией и перед всем миром вести чисто оборонительную войну. Как же освободить его от этого торжественного обещания? Режиссеры всей этой комедии должны были представить дело так, как будто он против своей воли подчиняется неотступным требованиям немецкого народа. И они сейчас же подали сигнал немецкой либеральной буржуазии с ее профессорами и капиталистами, с ее муниципальными советниками и журналистами. Эта буржуазия, которая в своей борьбе за гражданскую свободу с 1846 по 1870 г. выказала невиданную нерешительность, неспособность и трусость, была, конечно, в восторге от той роли рыкающего льва немецкого патриотизма, в которой она должна была выступить на европейской сцене. Она надела на себя маску гражданской независимости, прикидываясь, будто принуждает прусское правительство выполнить тайные планы самого же правительства. Она раскаивалась в своей долголетней и почти религиозной вере в непогрешимость Луи Бонапарта и поэтому громко требовала расчленения Французской республики. Остановимся хоть на минутку на благовидных доводах, пущенных в ход этими рыцарями патриотизма.

Они не осмеливаются утверждать, что население Эльзаса и Лотарингии тоскует по немецким объятиям. Как раз наоборот. Чтобы наказать его за чувства патриотизма к Франции, Страсбург в течение шести дней бомбардируют «немецкими» разрывными снарядами — бомбардируют бесцельно и варварски, ибо это город с обособленно расположенной от него командующей над ним цитаделью, — поджигают его и убивают массу беззащитных жителей! Еще бы! Территория этих провинций некогда принадлежала давным-давно почившей Германской империи. Поэтому эта территория с ее населением, видимо, должна быть конфискована как не теряющая давности немецкая. собственность. Если восстанавливать старую карту Европы, согласно капризам любителей старины, то не следует ни в коем случае забывать, что в свое время курфюрст Бранденбургский в качестве прусского владетельного князя был вассалом Польской республики[146].