Собрание сочинений, том 17 - Маркс Карл Генрих - Страница 32

В этом беглом очерке мы попытались дать обзор хода осадных действий против одного из самых слабых и простых типов крепостей (шестиугольника Вобана) и установить время, необходимое для различных стадий осады, если она не нарушается успешными вылазками и при условии, что обороняющиеся не проявляют исключительной активности, храбрости и не располагают какими-либо особыми средствами. Однако даже при таких благоприятных обстоятельствах потребуется, как мы видим, по меньшей мере 17 суток прежде чем в главных крепостных валах будут проделаны бреши и крепость тем самым станет открытой для штурма. При достаточной численности и хорошей обеспеченности гарнизона нет никаких причин военного характера, которые заставили бы его сдаться раньше этого срока; с чисто военной точки зрения простой долг обязывает осажденных продержаться, по крайней мере, в течение такого времени. Между тем некоторые люди высказывают недовольство, что Страсбург все еще не взят, Страсбург, который подвергался правильной осаде лишь в течение 14 суток и имеет на атакуемом фронте внешние укрепления, дающие ему возможность продержаться по крайней мере на пять суток дольше среднего срока. Они недовольны тем, что Мец, Туль и Фальсбур все еще не сдались. Но мы ведь еще не знаем, заложена ли хотя бы одна траншея против Туля, а о других крепостях нам известно, что они вообще еще не подверглись правильной осаде. Что касается Меца, то, по-видимому, в данный момент против него и не намереваются вести правильной осады; очевидно наиболее действенное средство овладения им — это взять армию Базена измором. Эти нетерпеливые литераторы должны знать, что очень мало найдется таких комендантов крепостей, которые сдадутся разъезду из четырех улан или даже под воздействием бомбардировки, если в их распоряжении имеется сколько-либо достаточный гарнизон и необходимые запасы. Если Штеттин сдался в 1807 г. кавалерийскому полку, если французские пограничные крепости в 1815 г. капитулировали после непродолжительной бомбардировки или даже из страха перед ней, то мы не должны забывать, что Вёрт и Шпихерн, вместе взятые, не были равнозначны ни Йене, ни Ватерлоо и, кроме того, было бы нелепо сомневаться в том, что во французской армии есть много офицеров, которые могут выдержать правильную осаду даже с гарнизоном, состоящим из мобильной гвардии.

Напечатано в «The Pall Mall Gazette» № 1744, 15 сентября 1870 г.

После Итальянской войны 1859 г., когда военная мощь Франции достигла своего зенита, прусский принц Фридрих-Карл, тот самый, который теперь осуществляет обложение армии Базена в Меце, написал брошюру «Как вести борьбу с французами»[64]. В настоящее время, когда огромные военные силы Германии, организованные по прусской системе, сметают все на своем пути, люди начинают задавать себе вопрос: кто же и каким образом будет в будущем вести борьбу с пруссаками. И когда война, в начале которой Германия только оборонялась против французского chauvinisme [шовинизма. Ред.], как видно, превращается постепенно, но верно, в войну в интересах нового германского chauvinisme, на этом вопросе стоит остановиться.

«Провидение всегда на стороне больших батальонов», — таким образом Наполеон любил объяснять, как выигрываются и проигрываются сражения. И Пруссия действовала именно по этому принципу. Она позаботилась обзавестись «большими батальонами». Когда в 1807 г. Наполеон запретил ей содержать армию численностью свыше 40000 человек, она стала увольнять рекрутов после шестимесячного обучения, а вместо них призывать новых людей; и в 1813 г. она оказалась в состоянии выставить действующую армию в 250000 солдат при населении в четыре с половиной миллиона. Впоследствии тот же самый принцип краткосрочной службы в полку и длительного пребывания в запасе на положении военнообязанных нашел более полное применение и, кроме того, он был приведен в соответствие с потребностями абсолютной монархии. Людей оставляли на службе в полку от двух до трех лет, чтобы не только хорошо обучить их военному делу, но также и вымуштровать их, приучив в совершенстве к беспрекословному повиновению.

В этом-то и заключается слабое место прусской системы. Она должна примирить две различные и, в конечном счете, несовместимые задачи. С одной стороны, она претендует на то, чтобы каждого физически годного к службе мужчину сделать солдатом и иметь постоянную армию, единственная цель которой служить школой, где граждане обучаются владеть оружием, а также быть тем ядром, вокруг которого они сплачиваются в случае нападения извне. В этом отношении указанная система является чисто оборонительной. Но, с другой стороны, эта же самая армия должна быть военной опорой, главным оплотом квазиабсолютистского правительства; а для этой цели школу военного обучения граждан нужно превратить в школу абсолютного повиновения начальству, в школу монархических чувств. Этого можно достигнуть только при продолжительном сроке службы. Здесь и проявляется несовместимость этих двух задач. Оборонительная внешняя политика требует обучения большого количества людей в короткие сроки, чтобы располагать многочисленным резервом на случай нападения извне; внутренняя же политика требует подготовки ограниченного числа людей в течение более продолжительного времени, чтобы иметь надежную армию на случай восстания в стране. Квазиабсолютная монархия избрала средний путь. Она оставляла солдат под ружьем на целых три года и ограничивала число призываемых сообразно своим финансовым средствам. Хваленая всеобщая воинская повинность в действительности не существует. Она превращена в рекрутский набор, отличающийся от набора в других странах лишь тем, что он более обременителен. Этот набор обходится дороже, отвлекает больше людей, оставляет их военнообязанными, подлежащими призыву в течение гораздо более длительного периода, чем где бы то ни было. В то же самое время то, что первоначально представляло собой народ, вооруженный для собственной обороны, теперь превращается в послушную армию, готовую для нападения, в орудие политики правящей олигархии.

В 1861 г. население Пруссии несколько превышало 18 миллионов человек, и ежегодно 227000 молодых людей, достигших двадцатилетнего возраста, подлежали призыву на военную службу. Добрая половина из них была физически годна для службы, если не сразу, то, по крайней мере, спустя пару лет. Но вместо 114000 рекрутов в ряды армии ежегодно призывалось не больше 63000; таким образом, почти половина физически годного к военной службе мужского населения не обучалась владеть оружием. Всякий, побывавший в Пруссии во время войны, вероятно, поражался огромному количеству крепких, здоровых парней в возрасте от 20 до 32 лет, которые преспокойно оставались дома. То состояние «временного отсутствия признаков жизни», которое специальные корреспонденты отмечали в Пруссии во время войны, существует только в их собственном воображении.

С 1866 г. число ежегодно призываемых в Северогерманском союзе не превышало 93000 человек при населении в 30000000. Если же взять всех физически годных к службе молодых мужчин, то даже после самого строгого медицинского отбора их количество составило бы по меньшей мере 170000. С одной стороны, династические интересы, с другой — финансовые нужды обусловили это ограничение числа призываемых. Армия оставалась послушным орудием для осуществления целей абсолютизма внутри страны и для ведения внешних войн в интересах правящей олигархии; но все силы, которыми нация располагала для обороны, далеко не были подготовлены к тому, чтобы их использовать.

Все же эта система обладает огромным преимуществом перед устаревшей кадровой системой других больших армий континента. По сравнению с ними Пруссия призывала вдвое больше солдат от соответствующего количества населения. И она сумела подготовить из них хороших солдат благодаря своей системе, которая истощала ее ресурсы и с которой народ никогда не примирился бы, если бы не постоянные посягательства Луи-Наполеона на рейнскую границу и не стремление к объединению Германии, для чего, как это инстинктивно чувствовали, эта армия была необходимым орудием. Но коль скоро безопасность Рейна и объединение Германии обеспечены, эта военная система неизбежно станет невыносимой.