Собрание сочинений, том 17 - Маркс Карл Генрих - Страница 16

Напечатано в «The Pall Mall Gazette» № 1712, 9 августа 1870 г.

Теперь уже не остается никакого сомнения в том, что едва ли когда-нибудь война начиналась с таким крайним пренебрежением к правилам простого благоразумия, как наполеоновская «военная прогулка на Берлин». Война за Рейн была последним и самым крупным козырем Наполеона; но в то же время неудачный исход такой войны означал падение Второй империи. Это хорошо понимали в Германии. Постоянное ожидание войны с Францией являлось одним из главных мотивов, заставивших очень многих немцев примириться с переменами, происшедшими в 1866 году. Если в известном смысле Германия оказалась расчленена, то с другой стороны она усилилась; военная организация Северной Германии давала значительно большую гарантию безопасности, чем военная организация более крупного, но инертного старого Германского союза[29]. Эта новая военная организация была рассчитана на то, чтобы за одиннадцать дней призвать под ружье 552000 человек линейных войск и 205000 ландвера, сформированных в батальоны, эскадроны и батареи, а через две или три недели — еще 187000 резервных войск (Ersatztruppen), полностью подготовленных для боевых действий. И это не было тайной. Весь план с указанием различных корпусов, на которые разделялись эти войска, округов, в которых должен был формироваться каждый батальон и т. п., неоднократно опубликовывался. Более того, мобилизация 1866 г. показала, что эта организация существует не только на бумаге. Каждый человек был должным образом взят на учет; было также хорошо известно, что в ведомстве каждого командира округа ландвера приказы о призыве каждого человека были уже заготовлены и оставалось только проставить на них дату. Но для французского императора эти огромные силы существовали только на бумаге. Все силы, собранные им к началу кампании, состояли самое большее из 360000 войск Рейнской армии и помимо этого 30000—40000 человек, предназначенных для балтийской экспедиции, — всего около 400000 войск. При таком невыгодном численном соотношении сил и при таком длительном времени, которое требовалось для подготовки новых французских формирований (четвертых батальонов) к боевым действиям, императору оставалось возлагать единственную надежду на успех внезапного нападения в момент, когда мобилизация в Германии была еще в разгаре. Мы видели, как ускользнула эта возможность, как был упущен даже и второй шанс на успех — наступление на Рейн. Укажем, теперь и на другую ошибку.

Расположение французской армии ко времени объявления войны было превосходным. Это, очевидно, являлось неотъемлемой частью тщательно продуманного плана кампании. Три корпуса в Тионвиле, Сент-Авольде и Биче — в первой линии, непосредственно у самой границы; два корпуса в Меце и Страсбурге — во второй линии; два корпуса в резерве, около Нанси, и восьмой корпус в Бельфоре. Используя железные дороги, можно было в течение нескольких дней сосредоточить все эти войска для наступления либо из Лотарингии через реку Саар, либо из Эльзаса через Рейн и нанести удар, смотря по обстоятельствам, в северном или в восточном направлении. Но эта диспозиция была пригодна только для наступления. Для обороны она совершенно не годилась. Первым условием расположения армии для обороны является следующее: передовые части должны быть на таком расстоянии от главных сил, чтобы можно было своевременно получить сведения о наступлении противника и сосредоточить войска до его подхода. Предположим, что потребуется суточный переход, чтобы подвести ваши фланговые части к центру; в таком случае ваш авангард должен находиться впереди центра по крайней мере на расстоянии суточного перехода. А в данном случае три корпуса— Ладмиро, Фроссара и де Файи, — а позже также и часть корпуса Мак-Магона, были расположены непосредственно у самой границы, и вместе с тем они были растянуты на линии Виссамбур — Сьерк, на расстоянии по меньшей мере в девяносто миль. Чтобы подтянуть фланговые части к центру, потребовалось бы целых два дня марша, и тем не менее даже тогда, когда стало известно, что немцы находятся в нескольких милях впереди, не было принято никаких мер, чтобы сократить протяженность фронта или выдвинуть авангарды вперед на такое расстояние, которое обеспечило, бы своевременное получение сведений о готовящемся наступлении. Нужно ли удивляться, что несколько корпусов были разбиты по частям?

Следующая ошибка состояла в том, что одна дивизия Мак-Магона была расположена восточное Вогезов, у Виссамбура, — на позиции, заманчивой для атаки ее превосходящими силами. Поражение Дуэ повлекло за собой очередную ошибку Мак-Магона, который попытался возобновить бои восточное Вогезов и этим еще более отдалил правый фланг от центра, оставив неприкрытыми свои коммуникации с ним. В то время как правый фланг (корпус Мак-Магона и по меньшей мере часть корпусов Файи и Канробера) был разгромлен при Вёр-те, центр (Фроссар и две дивизии Базена, как это теперь выяснилось) потерпел жестокое поражение перед Саарбрюккеном. Остальные войска находились слишком далеко, чтобы прийти на помощь. Ладмиро все еще был близ Бузонвиля, остатки войск Базена и гвардия находились около Буле, главные силы Канробера оказались у Нанси, часть войск де Файи была совершенно потеряна из виду, а Феликс Дуэ, как мы узнаем теперь, 1 августа находился в Альткирке, в самой южной части Эльзаса, почти в 120 милях от поля сражения при Вёрте, и, по-видимому, не располагал достаточными железнодорожными транспортными средствами. Все мероприятия свидетельствуют только о сомнениях, нерешительности, колебаниях, — и это происходит в самый решающий момент кампании.

А какое представление о противнике создавали у солдат? Правда, в последний момент император сказал своим солдатам, что им придется встретиться с «одной из лучших армий Европы» — все это так, но эти слова были пустым звуком после того, как им годами внушалось презрение к пруссакам. Лучше всего это показывает свидетельство в газете «Temps» капитана Жанро, на которого мы уже ссылались [См. настоящий том, стр. 21. Ред.] и который только три года тому назад оставил армию. Он был взят в плен пруссаками во время боя, явившегося для них «боевым крещением», провел среди них два дня и за это время видел большую часть их 8-го армейского корпуса. Он был поражен, увидев, насколько его представление о пруссаках расходилось с действительностью. Вот первое впечатление, возникшее у Жанро, когда его доставили в лагерь пруссаков:

«Оказавшись в лесу, я увидел совершенно иную картину. Под деревьями стояли сторожевые посты, батальоны были сосредоточены вдоль дорог; и пусть никто не пытается обманывать общественное мнение способом, недостойным нашей страны и нашего теперешнего положения: с первых же шагов мне бросились в глаза черты, характерные для превосходной армии (une belle et bonne armee), а также и для нации, обладающей мощной организацией для войны. В чем заключались эти отличительные черты? Во всем. Поведение солдат, подчинение каждого их движения воле начальников, обеспеченное наличием гораздо более строгой дисциплины, чем у нас, веселость одних, серьезный и решительный вид других, патриотизм, который обнаруживало большинство из них, усердие офицеров, проявляемое во всем и всегда, и особенно, в чем мы можем позавидовать им, моральные достоинства унтер-офицеров — вот что сразу поразило меня и что у меня постоянно перед глазами с тех пор, как я провел два дня среди этой армии и в этой стране, где таблички с номерами местных батальонов ландвера, установленные на определенных расстояниях, напоминали о том, на какое напряжение сил способна страна в момент, когда она находится в опасности и охвачена честолюбивыми стремлениями».

У немцев все было совершенно иначе, чем у французов. Они, конечно, по достоинству оценили боевые качества французов. Сосредоточение германских войск производилось быстро, но осмотрительно. Все, кого можно было отправить на фронт, были туда отправлены; и поскольку выяснилось, что 1-й северогерманский армейский корпус находится в Саарбрюк-кене в армии принца Фридриха-Карла, — все 550000 линейных войск, все люди, лошади и орудия несомненно уже доставлены на фронт, где к ним должны присоединиться южногерманские войска. И эффект от такого огромного численного перевеса до сих пор еще усиливался превосходством военного командования.