Мятежники Акорны - Маккефри Энн - Страница 12

Тот также занимался сбором и переработкой останков космических кораблей, но, кроме того, являлся астрофизиком, помешанным на поисках и исследовании неизвестных доселе складок пространства. Йонас стал его сыном и первым помощником капитана, а «Кондор» с тех пор превратился в его единственный дом, с которым не могла сравниться ни одна планета и уж тем более — город или деревня.

В воспоминаниях Надари джунгли уступили место холмистой местности, по которой скакали всадники, взнуздав существ, напоминавших Предков, но только безрогих. Однако и от лошадей Старой Терры они также чем-то отличались. Люди, сидевшие на их спинах, имели свирепый вид, их лица заросли густой растительностью. А затем вместо них появились безволосые фигуры, одетые в красное, позади которых виднелись домики с плоскими крышами, глядевшими на плоскую равнину. В течение недолгого времени эти места были родным домом для маленькой Надари.

Внезапно в голову Акорны пришла мысль: а вдруг неполадки, случившиеся на «Кондоре» в тот момент, когда он оказался неподалеку от Макахомии, вовсе не случайны? Беккер обращался с Надари весело и с грубоватой добродушностью, но при этом он оставался проницательным, трезвым и практичным человеком, а иногда бывал не менее хитрым, чем даже сам Хафиз. Свалить вину за произошедшее на РК было удобно, поскольку кот вряд ли смог бы опровергнуть обвинения в свой адрес, по крайней мере словесно.

— Дело не только в этом, — проговорила Надари в ответ на реплику Беккера. — Когда у тебя нет семьи, когда ты ходишь в прислужницах, ты становишься орудием в руках правящих жрецов. Некоторые из них — действительно честные, по-настоящему святые люди, другие же занимают высокое положение лишь благодаря своему влиянию, семейным связям или непреодолимому желанию править другими. Но в полной мере доверять можно только храмовым котам, — продолжала она, глядя на РК, который закрыл глаза и блаженно мурлыкал. — Потому что они предельно честны в своих инстинктах, суждениях и умеют разбираться в том, что к чему. Они охраняют Храмы, послушников, жрецов и простых людей — особенно тех, к которым они благосклонны. Вне Храмов они нападают лишь в двух случаях: либо от голода, либо защищаясь. Когда кто-то из них оказывается ранен или убит, это становится настоящей трагедией, даже если подобное случилось по их вине.

Надари умолкла, вернувшись мыслями к раненому рыжевато-коричневому коту с красными отметинами на шерсти, умиравшему рядом с телами ее матери и брата, на которых падали тяжелые дождевые капли.

— У меня складывается впечатление, что вы почитаете ваших котов не меньше, чем мы — наших Предков, — сказала Акорна. — И при этом ваши народы не перестают воевать. За что ведутся все эти войны?

Надари рассмеялась:

— За что они только не воюют! Племена джунглей вполне благополучны. У них есть вода и множество растений, которые дают им и пищу, и лекарства. Наши Храмы представляют собой самые искусные сооружения на планете, наши коты — самые воинственные, наши джунгли способны обеспечить нас всем — от еды до одежды. У народов, проживающих в засушливых областях, нет воды и почти никаких растений. Если бы люди из племени моего отца не являлись лучшими воинами, они наверняка стали бы объектом самых частых нападений. Они — наездники, перегоняющие стада от водопоя к водопою, использующие пастбища в те короткие периоды, когда это оказывается возможным, а затем перебирающиеся на другие. На них часто нападают — как племена засушливых земель, так и обитатели джунглей. Но чаще всего они выступают на стороне одного из противников: завоевывая сокровища джунглей для обитателей равнин или, наоборот, драгоценные камни под названием кошачий глаз для жителей песков.

Это, так сказать, материальная подоплека непрекращающихся на планете военных действий. Но, помимо этого, мы деремся и из-за всего того, из-за чего дерутся все остальные: власти, любви, чести, территории, мести, денег, когда пытаемся захватить рабов или, наоборот, сами стремимся освободиться из рабства, если нас захватили в плен.

— На твоей планете до сих пор существует рабство? — спросила Акорна. — И Федерация позволяет это?

— Они ведь не вмешивались в происходящее на Кездете до тех пор, пока это отвечало их интересам, не так ли? — пожав плечами, вопросом на вопрос ответила Надари. — Пока мы воюем друг с другом, мы не представляем опасности для тех, кто обладает реальной властью в галактике. Даже наши собственные жрецы заинтересованы в том, чтобы как можно дольше сохранять свою власть, а поскольку в наших войнах используется лишь традиционное оружие и ведутся они исключительно на поверхности планеты, Федерация не считает нужным вмешиваться. Я не понимала всего этого до тех пор, пока не начала работать на Дельзаки Ли на Кездете. Будучи его телохранителем, я постоянно находилась рядом с ним и именно от него многое узнала о том, каким образом зачастую используется власть и на какие чудовищные злоупотребления она способна. Мистер Ли был не из тех, кто свысока смотрит на своих подчиненных, и мы с ним очень много говорили. Он рассказывал мне об истории народов, населяющих Кездет, и я отчасти поняла, почему моему народу никогда не удавалось жить в мире, хотя трогательные мечты о мирном существовании никогда не оставляли его.

Надари помолчала, словно прислушиваясь к своим мыслям, а затем продолжила:

— Наши лидеры на самом деле не хотят ни мира, ни, конечно, тотального истребления народов. Просто постоянные войны служат многим целям. Они крайне выгодны нашим жрецам, которые делают все для разжигания конфликтов. Ощущая опасность, находясь на взводе, люди не станут задавать лишних вопросов относительно того, чем занимаются жрецы и каковы мотивы их действий. Войны сплачивают людей, по сравнению с войной даже такие вещи, как гладомор, кажутся сущей безделицей. Постоянный страх перед смертью и разрушениями держит людей в напряжении, не позволяет им «заниматься глупостями». Кроме того, у сражающихся всегда есть к чему стремиться, есть какая-то цель: захватить рабов, получить добычу, убить как можно больше врагов. Конечно, существуют некоторые культурные… предохранители, что ли, которые не позволили нам до сегодняшнего дня окончательно уничтожить планету, хотя их, надо признать, крайне мало. Мы, например, никогда не уничтожаем мирное население из числа побежденных, мы не убиваем умных и одаренных людей, оказавшихся нашими пленниками. Как ни ужасны все эти войны, они могли бы быть просто чудовищны, а их последствия — катастрофическими, если бы наш народ не следовал неписаным правилам, о которых я только что упомянула.

— Но, похоже, никто больше на планете не разделяет твоих взглядов, да? — спросил Беккер.

— Не знаю, — вздохнула Надари. — Ведь я покинула ее совсем молодой. В то время мне казалось, что люди вообще не особенно затрудняют себя мыслительной деятельностью. Все шло так, как было заведено исстари, шкала ценностей менялась, но ведь какие-то ценности существуют всегда, не так ли? Во все времена имелось то, что нужно или защищать, или ненавидеть, за что стоит сражаться. Большинство из нас в разное время воспитывались поочередно во всех трех регионах планеты: иногда в качестве рабов, иногда как приемные дети приютивших нас племен. Мы воюем только друг с другом, а смысл присутствия здесь Федерации заключается в том, чтобы защитить нас от вторжения извне. От кхлеви, например. Так что нашим единственным врагом являемся мы сами.

— И все же мне это кажется довольно странным, — с сомнением покачал головой Беккер. — Хотя я никогда не страдал ни ксенофобией, ни этноцентризмом.

— Кстати, может случиться так, что нам не удастся узнать ничего о том, что в эти дни происходит на планете. Прежде чем дать разрешение на дозаправку и ремонт, чиновники Федерации могут потребовать, чтобы мы заполнили целый ворох всяческих анкет, и даже после этого вам, возможно не удастся увидеть ни одного макахомини, кроме меня, — сказала Надари. — Если же Акорне позволят выполнять ее обязанности в качестве посла линьяри, они могут просто пригласить жрецов на аванпост Федерации. Все будет выглядеть вполне цивилизованно. По крайней мере, если все на планете осталось так же, как тогда, когда я ее покидала.