Книга желаний (СИ) - Лесина Екатерина - Страница 37

— Морли! Фома, посмотри, что с… нежитью. Фома! Черт бы тебя побрал!

Фома вздрогнул и очнулся. От него требуют… господи, что же от него требуют? И вообще, что происходит?

— Посмотри. Что. С. Вампиром. — Четко повторил приказ брат Рубеус, судя по тону, он начал терять терпение.

— Живая, — ответили ему. Кто-то из людей князя, тех, что дружили с нежитью. Кто — Фома не видел, темно было.

— Только того, нести придется, но живая.

— Я ее не понесу. — Сразу заявил Морли, — мне этого… князя… хватит. Чтоб его черти побрали. Баба истеричная, а не князь.

Последующие события прошли как бы мимо Фомы. Он вроде бы все видел, все слышал, но совершенно ничего не понимал. Все мысли вертелись вокруг промокшей рукописи и собственно нелегкой судьбы.

Святой Доминик голодал в пустыне, и Господь явил ему чудо. Святой Адидас воевал во Славу Единого Бога. Святой Урук изводил себя жаждой, но никто из святых — а Фома знал их всех, ибо отличался старательностью в учебе и пытливостью разума — никто из них не замерзал насмерть на берегу непонятной реки в окружении врага и в компании нежити.

Он и сам разговаривал с вампиром, следовательно, грешен и, если умрет без покаяния, то попадет в ад.

Брат Рубеус приказал идти. Фома шел. Мокрая сумка весила, кажется, целый пуд, ветки царапали голени, а зубы клацали от холода. Если он выживет… если Господь благословит грешного послушника, дерзнувшего сравнивать себя с великими святыми прошлого, то напишет следующее:

"И токмо милостью Бога нашего спаслись мы из чрева земли. Чудом великим сие было. Чудом, доказывающим силу Слова Божия, без коего человек — червь слабый".

В ногу впился острый сучок, и Фома взвизгнул от боли.

— Тихо ты, — рыкнул Морли на ухо. — Еще один звук и в рот портянку запихаю, понятно?

— Да.

Глупый он, Морли, хоть и принадлежит к Ордену. Разве можно быть таким грубым и равнодушным, когда они только что чудом выжили? Испытания очищают и облагораживают душу, а Морли каким был, таким остался. Но на всякий случай Фома стал смотреть под ноги — бесполезно, слишком темно, чтобы рассмотреть хоть что-нибудь. А все спешат, подгоняют, тут не до осторожности, тут лишь бы не отстать.

"И демоны мести, овладевши разумом молодого князя, нашептывали ему мысли тяжкие, и послушен им, взбунтовался князь, отрекся власти брата Рубеуса, стал уговаривать воротиться, дабы кровью и смертью отомстить порождениям Тьмы. И уговаривал брат Рубеус князя словами ласковыми, ибо числом малым неможно одолеть рать великую. Не позорного отступления желал брат Рубеус, не страх говорил голосом его, а токмо забота о людях, коих надлежало упредить о беде великой, что пришла на земли русские…"

Фома даже остановился: до чего складно получается! Вот бы сесть и записать, пока память держит. Эх, придумать бы такую машину, в которую мысли вкладывать можно, чтоб хранились до тех пор, пока время свободное не появится.

— Не спи, замерзнешь, — мрачно пошутил Морли, подталкивая в спину. А потом, смягчившись, добавил. — Недалече ужо осталось. Тут местные про пещеры говорят, дойдем, там и отогреемся.

Вальрику было стыдно. Нечеловечески, невыносимо стыдно, а жесткий тон брата Рубеуса увеличивал чувство стыда в сотни, если не в тысячи раз. Он, сын князя, человек, которому доверили важное дело, повел себя точно девчонка при встрече с мародером. А хуже всего, что он не помнит, совсем ничего не помнит. В голове вертелись жалкие ошметки воспоминаний: холод, вода, пробирающаяся в легкие, страх утонуть и ненависть.

— Твое желание отомстить понятно и даже похвально, ибо нет дела более угодного Богу, чем изничтожение тварей ночных, — брат Рубеус сидел прямо на камнях и, казалось, не замечал неудобств, вроде мокрой одежды и твердого пола. Наверное, он и сам сделан из камня, во всяком случае, в данный момент Вальрик не видел в нем ничего человеческого. Хотелось уйти. Там, в глубине пещеры развели костер — Вальрик слышал, как Селим доказывал монаху, что снаружи огонь не заметен, а без костра не обойтись — вымокшие в реке люди замерзнут насмерть.

— Князь, король, воевода, любой из властителей прежде всего обязан заботиться не о себе, своих потребностях и желаниях, а о людях, от него зависящих. Господь в равной мере наделяет властью и ответственностью.

— Я понял. — Вальрик опустил голову, силясь избежать колючего взгляда. У брата Рубеуса глаза похожи на гвозди, того и гляди, продырявит насквозь. Лучше уж смотреть на землю. Собственные мокрые сапоги неприятно сжимали ноги, их бы сейчас стащить да над костром повесить, чтобы как следует на дыму просохли, тогда и запах дурной выветрится, и кожа только мягче станет. И вина бы, горячего красного вина с душистыми травами и свежей крольчатиной. В животе заурчало.

— Тебе только кажется, что ты понял, на самом деле редко кому из людей, особенно людей, наделенных властью, удается понять простую истину.

— Какую?

— Чем больше власть, тем больше ответственность. Ты командуешь отрядом из пяти человек, значит, отвечаешь за пятерых, если у тебя под началом сотня — то и отвечаешь за сотню. Если страна, то…

— Отвечаешь за страну, — перебил Вальрик. Чего тут сложного-то? Рубеус улыбнулся, но как-то совсем невесело.

— Ты умный мальчик, но командовать тебе слишком рано. Твой отец соверши ошибку: ему следовало отправляться с нами самому…

— Это из-за нее, да? Из-за этой твари? Потому, что я чуть не убил ее? Ну и что? Она же просто нежить и…

— Она — воин. Настоящий Воин. Да-ори. Она способна убить нас всех прежде, чем кто-либо из присутствующих успеет позвать на помощь. Но твой отец нашел способ обуздать это существо и из врага сотворил оружие. Совершенное, идеальное оружие, а ты по дурости своей едва его не уничтожил.

— Но…

— Ты поддался эмоциям, что является недопустимой роскошью для князя. Вальрик, отдай Аркан и тебе станет легче, намного легче. Тогда ты сможешь позволить себе ненавидеть, не опасаясь причинить вред тем, кто от тебя зависит.

— Нет, — Вальрик еще раньше, когда разговор только начался и никто ничего от него не требовал, решил: браслет он не отдаст. Ни за что не отдаст. Во-первых, отец в него верил, иначе не поручил бы это задание. Во-вторых, не известно ещ — можно ли доверять монахам. В-третьих… в-третьих, он, Вальрик сын Володара, достоин быть князем, а тот случай у реки — досадная ошибка. Нет, с браслетом он не расстанется ни при каких обстоятельствах. Браслет называется Аркан. Смешно. Аркан — это веревка со скользящей петлей, пастухи используют и конюхи еще. И он, выходит, конюх?

Рубеус на отказ не разозлился и настаивать на своем не стал.

— У тебя есть время подумать. Я не тороплю. Просто помни, что отныне от каждого твоего решения: правильного или неправильного, будут зависеть наши жизни. Каждый из тех, кто умрет, будет проклинать тебя, ибо людям свойственно ненавидеть тех, чьи приказы обрекают на смерть. Подумай, Вальрик, по силам ли тебе эта ноша?

— Я постараюсь.

— Постарайся, постарайся, — здоровенный монах, похожий на дикого вепря, присел на корточки рядом с Рубеусом. — Мне до чертиков надоело тащить тебя на своем горбу. Между прочим, я не лошадь. И вообще, командир, не понимаю, чего ты тянешь? Хорошая порка, и мальчишка сделает то, что ему говорят, а языком чесать и до заката можно…

Рубеус вспыхнул, и вовсе он не равнодушный и невыдержанный.

— Морли, ты…

— Я дело советую, выпороть его, да и дело с концом, забери игрушку, коли она так уж тебе нужна, а мальчишка под твоим командованием только целее будет.

Вальрик вскочил. А если Рубеус согласится с этими доводами? Если они силой заберут Аркан? Что тогда? Это ж просто, тварь в отключке, и защитить его некому… остальные только обрадуются, они Вальрика ненавидят и…

— Сядь, князь, — спокойно попросил Рубеус, — и успокойся. Аркан нельзя отнять силой. Во-первых, не безопасно, ибо пока он у тебя, ты отдаешь приказы… ей. Поверь, она выполнит любой, поэтому глупый Морли умрет раньше, чем успеет нанести существенный вред твоей драгоценной особе. Даже если ты не отдашь приказ, тварь будет защищать тебя, ибо ее жизнь неразрывно связана с твоей. Умрешь ты — умрет она. Во-вторых, Аркан знает хозяина. Полагаю, в некотором роде он живой. Это старые технологии, мне доводилось видеть нечто подобное в… одном месте. Это сложно объяснить, просто поверь, что пока ты добровольно не передашь браслет другому человеку, он будет слушать только тебя.