Конь-беглец - Кузьмин Лев Иванович - Страница 12

• Предыдущая
• 12/17
• Следующая

Лишь под крутым берегом острова в болотной низине все белел и белел непроглядный туман. Да ведь и туман этакий обещал лишь погожий, славный денек, и в ожидании тепла Сивый успокоился окончательно.

А на лосенка напало игривое настроение.

На ножках-ходулях он отпрыгнул от матери, задорно, козыристо подскакал к Сивому. С ходу лбишком он ткнул Сивого в бок. То есть похвастал, что он уже не совсем теленок, что у него на лбу вполне уже заметно обозначились выпуклые «шишечки», будущие рожки.

Удар «шишечками» получился почти нарошечный, их, неокрепшие, лосенок все же берег, и на такой удар Сивый не обиделся ничуть. Сивый, как говорится, сам вспомнил недавнюю молодость. Он по-своему, по-лошадиному взбрыкнул, заскакал вокруг лосенка, весело мотая головою. А тот продолжал пугать «шишечками», наставляя их на Сивого, крутился на месте.

Скакали, играли они долго. Лосиха, время от времени отрываясь от серьезного дела, от кормежки, одобрительно поглядывала на них. Когда же озорная возня стала слишком шумной, лосиха фыркнула, топнула и лосенок унялся.

Сивый перевел дух, собрался наклониться к собственному завтраку, к траве. Но глянул с высоты холма под берег. А там над поверхностью болота колыхался, как белая вода, белый туман и двигалось что-то странное.

К берегу покачливо плыли несколько темных точек. Затем они стали выше, обратились в отдельные острия-сучки. Они приближались все быстрей да быстрей, и вдруг в какой-то один миг выросли, предстали перед ясным светом парою совершенно одинаковых, непомерно широченных лопастей-рогов. И, вздымая над громадиной-башкой те лопасти, прямо перед глазами Сивого, взошел на чистый от тумана берег поразительно мощный бык-лось, именуемый еще и — сохатым. Именуемый должно быть за то, что почти железными растопырами-рогами его при желании можно было бы вздирать, как сохою, любую крепкую землю.

Белкu лосиных глаз взблёскивали раздраженно, раздутые ноздри сердито пыхали горячим паром, зеленые водоросли, мокрая грязь прилипли к его мускулистой груди, к его округлому брюху.

Похоже, он тоже пересек болото от берега до берега. Но пересек не там, где вчера провела свой маленький отряд лосиха, а пробурлил он всю болотную топь где-то напрямик. Да этакому великану и не имело, видать, никакого значения: где да каким способом через любую трясину перебираться. Ему, при его могучести, при его величине любые трясины были не страшны, А ежели и наблюдалась в нем сейчас возбужденность, раздраженность, так это, вероятно, оттого, что появился он как раз с той стороны, где совсем недавно заводили охотничью свою песню волки.

С волками у великана-лося, похоже, произошла сшибка. И, видимо, с результатом для сохатого победным. Ну, а пучина болотная, через которую, не выбирая троп, сохатый прорвался, волчью погоню отсекла от него совсем. На берег острова он взошел пусть взвинченным, пусть сердитым, но походкою уверенной, даже царственной. А когда за тихими осинниками увидел освещенную взошедшим солнцем, высокую, на стройных ногах лосиху, то и рога свои, похожие на гигантскую, великолепную корону, поднял еще величественней, запрокинул к спине еще горделивее, — про волков, наверняка, позабыл и думать.

Волков было четверо. Все — одна семья. Глава семьи — матерый самец, при нем — подруга волчица, да из ихнего нынешнего выводка пара молодых.

Со дня рождения молодым пошел пятый месяц, и они из толстолобых, толстолапых щенят превратились если не совсем еще во взрослых, то все-таки в довольно ловких, выносливых зверей. И родители стали их приобщать к суровому, охотничьему порядку лесной жизни, стали учить всему тому, что умели, знали сами.

Конечно, сначала-то молодые быстро навострились выискивать всякую летнюю, легко доступную живность: зазевавшихся сеголетков-зайчишек, желтоклювых, еще не вставших на крыло тетеревят, не брезговали и мышами да ящерицами. Но все это было поживой чуть ли не пустяковой, даровой, настраиваться молодым предстояло на дела более серьезные. На походы за добычей крупной. Впереди — зима, стужа, вьюги: мелкие зверушки попрячутся под сугробы, крылатая живность улетит, и без умения охотиться по-настоящему волку придется туго.

Вот и настал такой предночной сумеречный час, когда матерый и волчица повели молодых на промысел нешуточный.

Поджарые, серые, все они двигались тесною вереницей, неслышною побежкой, как тени. Возглавлял вереницу матерый. Он заранее знал куда, зачем стаю ведет. Еще накануне до грозы, до ливня он обнаружил в лесу следы лосихи с лосенком. И будь лосиха одна, матерый по всей вероятности оставил бы ее след без внимания. За взрослою, быстроногою лосихой по летним, лесным чащобам гнаться даже ему, матерому, дело бесполезное. Но когда есть лосенок, то его можно попробовать от матери отбить, и заодно начать необходимую тренировку подростков собственных.

Правда, в лесу теперь кроме запаха мокрых елок, кроме запаха мокрых трав все другие запахи недавним дождем были смыты, на цель приходилось выходить лишь по памяти. И память матерого не подвела. Волки вышли как раз на ту стоянку под лохматыми елями, где лосиху с лосенком застала непогода. Лоси натоптали здесь так, что и ливень их следов не смыл. Тут ясно было видно, в какую потом сторону лосиха лосенка повела. Кроме того, оставленные уже после дождя следы имели запах отчетливый, и волки пустились в погоню со всех ног.

Пустились, да и тут же матерый круто остановился. Рядом с цепью следов лосихи, лосенка, следов по-коровьи раздвоенных, матерый увидел следы несхожие ничуть.

И пахло от них — лошадью. А для бывалого, не раз попадавшего во всякие переделки матерого: где лошадь, там возможен и смертельный волчий враг — человек!

Матерый ощетинился, матерый засомневался, стоял, думал, медлил.

Волчица и молодые нетерпеливо заповизгивали, настойчиво позвали дальше. Матерый, наконец, шевельнулся, опять их повел, на ходу то и дело озираясь. Если же кто из семейства пытался его опередить, он белыми клыками цапал ослушника за плечо, строго осаживал.

Бег волков замедлился еще и потому, что скоро меж елок в ночном тумане тускло запоблескивали те самые лужи, по которым лосиха учила Сивого шагать бесшумно. Волчьей же стае пришлось тут сразу петлять, пришлось перебираться по зыбким чавкающим кочкам, выискивать для своих когтистых, но узковатых лап опоры ненадежнее. И здесь вот, среди мокроты этой, среди зыби коварной, казалось бы совсем уж теперь краткий остаток пути к добыче вожделенной, матерый вдруг этот путь из-под чутья, из-под контроля и упустил.

Серая компания так и этак петляла опять по болотистой чащобе, вновь и вновь кружила среди мочажин лесных, и только вот ближе к рассвету матерый с великим трудом, но нанюхал то место, откуда лосиха, лосенок и Сивый начали шествие по провалистой топи к своему потайному острову.

Матерый место обнаружил, да и разочарованно, досадливо зарычал. Дальше ему с его сухопутными помощниками не было ни хода, ни обхода.

И тут нежданно-негаданно его-то, хозяина стаи, его-то, сурового предводителя злобно, больно укусила волчица. Она от напрасного метания по заболоченному лесу устала, она оголодала. Менее опытная, оттого более несдержанная волчица решила, что в нынешней неудаче виноват только он, старшой. А глядя на родительскую ссору, зарычали друг на дружку и обманутые в своих надеждах молодые.

Такая неурядица неизвестно чем бы закончилась, да вот как раз в самый разгар этой ссоры судьба и подкинула волкам добычу новую. Вернее, добыча стремительно, напористо к ним приближалась сама.

Не разбирая пути в их сторону мчался тот самый сохатый, бычище-лось. В предчувствии близкого сентября, поры для него безумно важной, он выискивал себе подругу. И все, что в неотступном поиске казалось ему препятствием — живое ли существо, неживой ли, простой пенек — он сокрушал, сметал со своего пути. А нынче он тем более взгорячился, что сам не хуже волков учуял след лосихи, потому и вылетел из-за елок на край топи, как раз на огорченную и на разъяренную серую компанию.

• Предыдущая
• 12/17
• Следующая