Любовь - Картер Анджела - Страница 11

• Предыдущая
• 11/31
• Следующая

Они с Аннабель иногда играли в шахматы — ей нравилось брать в руки черные и белые фигуры китайского набора из слоновой кости, который Базз откуда-то ей приволок; она впадала в задумчивость, глаза ее слепо приклеивались к доске, а рука ласкала коня или ладью — пока Ли грыз ногти и ожидал какого-то поразительного, нелогичного хода, разбившего бы всю его математически выверенную атаку.

— Она играет в шахматы по велению страстей, а я — в соответствии с логикой, и она обычно выигрывает. Однажды я съел ее ферзя, а она меня стукнула.

Хотя, припоминал он, недостаточно сильно для того, чтобы надо было вязать ей руки ремнем, ставить на колени и бить, пока не свалится набок. Она подняла к нему осветившееся странной радостью лицо; ее бледность и почти сверхъестественный блеск в глазах поразили его и даже повергли в трепет. Он задыхался от слез, омерзительное существо.

— Будешь знать, как брать моего ферзя, — нагло заявила она. На плечах и груди у нее он увидел синяки, когда она сняла свитер перед тем, как лечь спать. Она задумчиво погладила себя и произнесла: — Мне бы хотелось перстень с лунным камнем.

Ее душевная простота изумила его, но он чувствовал себя достаточно виноватым, чтобы на следующий же день отправиться на поиски кольца с лунным камнем. Но в городе лунные камни не продавались, и вместо этого в букинистическом магазине он купил ей репродукцию «Офелии» Миллеса — у Аннабель часто бывало такое же выражение лица, — и она, казалось, удивилась и удовольствовалась подарком, хотя Ли подозревал, что она все же затаила на него обиду.

— Зачем она так? — спросила Каролина. — Она что, хотела тебя унизить?

— Наверное. Хотя это довольно окольный путь.

Но Ли уже грызла совесть за то, что он рассказал эту историю таким образом, чтобы выставить в хорошем свете самого себя, ибо этим он предавал Аннабель, поскольку не знал, кем она его видела, когда он ее бил. Когда он вернулся домой, уличные фонари меркли один за другим и пели птицы. Он часто уходил из дому без Аннабель — с его друзьями ей было скучно — и возвращался поздно, но на сей раз она проснулась, когда он скользнул в постель, и сказала:

— У меня был плохой сон. Наступило утро, а тебя все не было, и ты так и не вернулся.

Ли закрыл глаза и вжался лицом в подушку, но не смог сдержаться и взял ее кошмарную, жаркую, липкую руку в свою — он знал, что, кроме него, у нее нет друзей, хоть он ей и не очень нравится.

— Иногда я застаю ее врасплох у зеркала — она репетирует улыбки, — сказал Ли своей новой любовнице, и это было до некоторой степени правдой: он часто замечал, как Аннабель улыбается себе в зеркале, и не мог понять, чем это она занимается, если не репетирует улыбку.

— Ох, дорогуша, судя по всему, она действительно сука, — сказала Каролина с напускной легкостью; с воображением у девочки было туговато.

Его лицо сделалось непроницаемым, будто моментально утратило способность принимать какое бы то ни было выражение, и Каролина в тот же миг поняла, что влюбленная женщина не должна позволять себе приоткрывать истинные чувства к жене своего возлюбленного. Одно это знание стоило бы всего эмоционального опыта, приобретенного к концу их романа, однако она успела усвоить столько грязи об отношениях мужчин и женщин, что чуть не решила вообще никаких отношений ни с кем больше не завязывать: если она влюбилась в Ли, чтобы отвлечься, то лекарство оказалось гораздо хуже самой болезни.

Она изучала английскую литературу и знала обоих братьев в лицо, а также была наслышана об их репутации; их окружал притягательный ореол опасности, поскольку Базз был мелким правонарушителем, и вокруг их треугольного хозяйства витали всевозможные слухи. Каролина видела жену пару раз на улице и выбросила ее из головы: сама она была гораздо симпатичнее Аннабель, гораздо страстнее и трижды внятнее. Каролина сама поразилась той всепоглощающей ревности, которую начала испытывать к этой бледной тени. Будто волей-неволей приняла на себя роль Другой Женщины, а теперь приходится учить весь традиционный сценарий от и до, как бы ни калечил он ее достоинство. Поэтому в тот же вечер, когда Аннабель до смерти перепугалась луны и солнца, только гораздо позже, Каролина ввалилась в квартиру Ли с какими-то приятелями: Базз давал вечеринку, и Каролина воспользовалась предлогом, чтобы проникнуть к Ли в дом.

Плавленым воском Базз лепил свечи ко всем плоским поверхностям в доме, и Ли помогал ему, отчасти надеясь, что начнется пожар и весь дом сгорит к чертовой матери: Базз рассказал ему о сцене на склоне холма. Он попробовал поговорить об этом с Аннабель, та не могла или не хотела ему ничего отвечать, и теперь он пребывал в дикой депрессии. Полуголый Базз разукрасился черными и красными полосами грима. Кровать Аннабель он задвинул в угол, расчистил среди их общего мусора достаточно места для танцев и распахнул двойные двери, чтобы объединить комнаты в одну, Г-образную. К тому времени как в сопровождении прикрытия прибыла Каролина, вечеринка громыхала на весь квартал, а хозяева затерялись среди гостей.

Аннабель сидела на своей латунной кровати перпендикулярно стене, завернувшись в цветастый шелковый платок, слишком скованная ужасом, чтобы пить вино, бокал которого держала в руке. Когда Ли чувствовал на себе ее взгляд, то считал, что она тайно обвиняет его в лицемерии, поэтому вскоре ощутил в себе жажду крови. Братья танцевали вместе: экзотическое представление, взаимное издевательство или поединок, которыми они и были знамениты. Играла громкая музыка. Каролина отстала от своей компании и через всю комнату пробралась к высоким окнам. Откинула щеколду на одной раме и впустила внутрь немного холодного воздуха — свечи поблизости затрепетали, а по сияющей поверхности ее белого атласного платья побежали блестки огоньков. Ли увидел ее — сейчас он был уже достаточно пьян, чтобы улыбнуться ей своей самой обворожительной улыбкой. Основной отличительной чертой Каролины была аура безмятежной самоуверенности, и Ли решил, что резонно и даже неизбежно будет, если она вытащит его из этой гробницы Джульетты в какую-то обетованную землю.

Позже события той ночи всем участникам казались разрозненными наборами картинок, произвольно перетасованных: укрытое тело на носилках; свечи, задуваемые сильными порывами ветра; нож; операционная; кровь и бинты. Со временем основные участники (жена, братья, любовница) собрали из этих картинок связную историю, но каждый толковал ее по-своему и приходил к собственным выводам — совершенно не похожим на другие, поскольку каждый рассказывал себе историю так, что сам выступал героем, если не считать Ли, который по общему выбору оказался главным злодеем.

— Ты плачешь, — растроганно сказала Каролина.

Ли не побеспокоился ее поправить. Он стоял у окна и смотрел поверх облетевших деревьев на противоположную сторону площади; в редких окнах там еще горел свет.

— Мы все как-то угнали машину, было дело. Ну, как бы не вполне угнали, а, скорее, взяли и уехали; мне говорили, что я слишком робок и по-настоящему угонять машины у меня кишка тонка. Я открыл в ней бардачок, и там лежал рекламный буклет, обещавший тысячу мест, куда можно поехать. Прикинь, да?

Сбитая с толку, Каролина не могла понять, куда он клонит.

— И что было дальше?

— Мы так и не выбрали, куда поехать, — ответил Ли и расхохотался.

Аннабель заметила перламутровые отблески платья Каролины среди плеч танцующих. Музыка продолжала играть крайне громко. На минутку к Аннабель подсел великолепно разрисованный Базз.

— Ты как, нормально?

Она кивнула. Оба посмотрели на благородный профиль Ли, склонившийся к девушке в белом.

— Как невеста вырядилась, — тихо произнесла Аннабель, чтобы никто больше ее не услышал.

— Ты точно нормально? — не унимался Базз, весь трепеща от предвкушения катастрофы.

— Дай мне свой перстень.

Он надел отцовский серебряный перстенек на ее худенький указательный палец — на безымянном тот не удержался бы, — и Аннабель призрачно улыбнулась ему.

• Предыдущая
• 11/31
• Следующая