Карточные фокусы - Карташкин Анатолий Сергеевич - Страница 7
- Предыдущая
- 7/70
- Следующая
– Здравствуйте! Очень приятно. А фамилия-то ваша как?
– Шулеров.
– А? Да… Все ясно. С вами не играем-с. До свиданьица. Как было бы здорово! К несчастью, такое почти никогда не случается в жизни. А в рассказе Чертаев, человек высокого роста, обладает вполне демонической наружностью – стриженый, словно каторжник, с глубокими морщинами и черными, как у турка, усами. И вот сей молодец, заглянув в один из санкт-петербургских карточных притонов, чтобы сыграть, размахнувшись, от души, неожиданно видит там другого персонажа – Сиваче-ва. Нищего аристократа, хотя и обеспечиваемого «на проценты от своих долгов», но слывущего отчаянным кутилой, беззаботным игроком и обольстителем женщин. Прежде изысканный Сивачев выглядит ныне весьма непрезентабельно – обшарпанный, с ямами на землистых щеках, с воспаленными глазами и в грязном белье.
– Н-да, – подумал Чертаев. – Жаль аристократа. Ведь игрок как-никак. Почти свой по духу. Что ж, ладно. Была не была.
Он привез опустившегося Сивачева к себе домой на Кирочную и во время мытья промотавшегося кутилы в ванной задумал диверсионно-игровой план, в коем роль тайного исполнителя предназначалась помытому Сивачеву. Когда случайно подобранный аристократ отдохнул от недавнего прошлого, Чертаев перешел к его целенаправленному тренажу, и в течение одиннадцати ночей провел с ним учебно-практический курс под условным названием «Использование возможностей шелкового пояса, надеваемого под жилет, в азартной карточной игре». Суть занятий сводилась к обучению манипуляциям с «накладкой» – колодой, карты в которой разложены определенным образом и которая перед игрой скрытно засовывалась под тот самый шелковый пояс. Потом эти карты незаметно извлекались и размещались поверх обычной, участвующей в игре колоды. Отсюда – «накладка».
Затем – боевые действия в Невском клубе против князя Назарова. Перспективный ученик, зарядив потайную колоду на шестнадцать ударов, сумел дважды положить «накладку», и оба раза невидимо для окружающих, в результате чего после девятого удара в банке на столе скопилась гигантская сумма – восемьсот тысяч рублей, так как князь Назаров, охваченный неодолимым азартом, на каждом заходе шел ва-банк.
– Сегодня Сивачев купил билет в Париж – понимаете? – эти слова шепнул не отрывающему глаз от карт Чергаеву Шурка, один из сновавших от стола к столу льстецов-прихлебателей. И Чертаев, услышав, вдруг насторожился, выпрямился.
Когда князь Назаров пролетел на одиннадцатом ударе, отстегнув новую пачку ассигнаций, Чертаев наклонился к уху замыслившему аферу ученика:
– Александр Петрович, возьмите меня в половинную долю.
– Нет, – резко ответил Сивачев, покоробив все представления демонического Чертаева о человеческой благодарности.
– Двадцать пять процентов – мои? – не желал сдаваться учитель шулера.
– Нет, – повторил Сивачев.
Тогда Чертаев решил расквитаться, и тотчас же. Он стукнул костяшками руки по столу и крикнул:
– Господа, прошу снять деньги: карты краплены!
Бывший обольститель позеленел – еще бы, заполучить такой афронт от преподавателя мастерства! – поднялся, рванул на себе фрачный жилет, зачем-то вытащил тайную колоду, для чего-то сунул ее в руки князю Назарову, после чего кинулся в ревущую толпу…
В итоге Сивачев застрелился. Чего и следовало ожидать. С неясным будущим, без средств к существованию, да еще публично уличен – какой уж тут, извините, Париж?!
Вот в этой мелодраматической сюжетной канве и размещен шулерский технологический прием – «накладка». Весьма популярная в ту эпоху хитрость, довольно распространенная жульническая уловка. Приглянувшаяся в качестве литературной детали не только А.Н. Толстому, но и другому выдающемуся русскому прозаику – А.И. Куприну.
Тот, кто полагает, будто шулер непременно должен иметь мефистофельскую наружность либо облик бандита с большой дороги, ошибается. В рассказе Куприна «Ученик» действуют несколько шулеров. И все с виду – приличные люди. Один из них – Балунский. Высокий, прекрасно сложенный старик с тонкими, гордыми чертами лица – он держал себя независимо и уверенно на глазах большой публики, а манеры его пронизывала наигранная внешняя барственность. Другой – студент. С сутуловатой фигурой, с голубыми глазами на бритом, длинном лице и со светлыми и курчавыми волосами. Чем не благородные интеллигенты? Ночь. Они стоят на палубе парохода, плывущего по Волге, и беседуют. Точнее, говорит один студент. Так как час назад он участвовал в карточной игре против двух богатых типов, поднявшихся на борт в Самаре, и выиграл. Что до Балунского, его чрезвычайно интересует подробная технология победы. Поэтому он почтительно слушает. А студент негромким голосом отгружает ему конфиденциальную информацию:
– Они сели на пароход, чтобы стричь баранов, но у них нет ни смелости, ни знания, ни хладнокровия. Когда один из них передавал мне колоду, я сейчас же заметил, что у него руки холодные и трясутся. «Эге, голубчик, у тебя сердце прыгает!». Игра-то была для меня совершенно ясна. Партнер слева, тот, у которого бородавка на щеке заросла волосами, делал готовую накладку. Это было ясно, как апельсин. Нужно было их рассадить…
Вот и прозвучало знакомое словцо – накладка!
Разберемся, чем мы располагаем. Два замечательных русских писателя, касаясь секретной шулерской механики, будто сговорившись, указывают в одну и ту же точку. Словно в ней и сконцентрирован весь полет шулерско-престидижитаторской мысли. Случайность, совпадение или дань мошенническому стереотипу, характерному для начала ХХ века?
Существование парадокса предполагает наличие не одной, но обязательно двух позиций, неважно – практических или мировоззренческих. Обрисованная первая из них, будучи взятой в одиночку, изолированно, еще не способна вызвать к жизни молнию парадоксальности, однако она готова оказаться исходной площадкой. Дело за второй.
Как выглядит, или как может выглядеть шулер конца ХХ века? Ильгиз Хабибянов, автор криминального романа «Ярмо» для жулика» аттестует его так.
Худощав. С покатыми плечами и неоформившимся телом. Твердый, спокойный и умный взгляд, излучающий обаяние. Зовут Ильей. Отчество – Абрамович. Воровская кличка – Интендант. Сам о себе сообщает, что он сын татарского еврея с японской родословной. Шутит? Кто его знает. Называет имя отца – Сейфульмулюков Абрам Ояма-Сан. В общем несомненный продукт нашей многонациональной родины. Национальность предполагаемого сына – разумеется, русский.
Подвиги и приключения Интенданта живописуются Хабибяновым исключительно подробно. Настолько, что даже без сопоставления «Илья – Ильгиз» становится понятным – писатель знаком с уголовным миром не понаслышке. Четкость, конкретность, даже дотошность – все реалии жульнических махинаций даются Хабибяновым без купюр. А знание дела всегда подкупает, и меня в частности. Люблю профессионалов. Вскоре в книге оказалось затронутым шулерство, и я стал вникать в описания карточных мошенничеств главного героя.
Вот Интендант раскидывает покер с опытнейшим (так сказано в книге) Графом, закоренелым картежником лет пятидесяти, прикованным к инвалидной коляске – при перестрелке в Москве менты всадили ему пулю в позвоночник, и у Графа отнялись ноги. Граф, перетасовав колоду, сдает карты. Далее – по тексту:
«… – Сегодня, сынок, ваша карта бита, – и с этими словами Граф открыл свои карты: двух тузов и два джокера и, спрашивая Илью, открыл его четырех королей.
– Ну, что скажешь, сынок?
– Свои карты. Граф, я как-нибудь открою сам, и если я сделаю это собственноручно, то считайте. Ваша карта бита.
С этими словами Илья сложил королей на ладони, прикрыв другой, и развернул трех тузов с покером. У Графа от удивления чуть зрачки наружу не вылезли.
– Как ты это сделал Илья, сложив тузов с покером, развернул веером и бросил на стол королей.
– Как ты это делаешь, сынок?
– Секретов, Граф, не выдаю, так что извините, – ответил Илья так же, как когда-то ответил ему Граф».
Ну, Граф-то, положим, извинит, а вот у меня заклубились сомнения – то ли партнер Ильи не столь уж опытен, как о том говорилось, то ли пуля повредила ему не спинной мозг, а головной, то ли сам Ильгиз крутанул диалог персонажей вплоть до потери центра тяжести. Ведь господин Сейфуль-мулюков продемонстрировал шулерский прием, известный давным-давно, еще со времен царской монархии – накладку! Как о подобной уловке мог не знать пятидесятилетний картежник? Он что, доселе поигрывал в картишки только на крестьянском поле с отдыхающими хлеборобами и скотоводами? Однако оставим ветерана – неприятность, случившаяся с его зрачками, произошла, скорее всего, по воле совсем иного человека.
- Предыдущая
- 7/70
- Следующая
