Итальянский секретарь - Карр Калеб - Страница 32

• Предыдущая
• 32/47
• Следующая

Я живо припомнил одно замечание Холмса, тогда показавшееся мне туманным, и быстро сопоставил его первым, самым причудливым впечатлением от нашего прибытия во дворец.

– Птица, – сказал я, вспомнив один из вопросов Холмса к девушке, и повернулся к домохозяйке: – Миссис Хэкетт, я бы хотел спросить, если не возражаете, – ваш муж обычно ходит с повязкой на глазу, как вчера вечером? Он ведь не пользуется этим плохо пригнанным стеклянным глазом, который он все время ронял, пока занимался моим багажом?

– Верно, доктор. – В нашем хоре раздался новый голос – он принадлежал самому Хэкетту, и глаз его, словно иллюстрация к моему вопросу, закрывала повязка. – Простите великодушно за тогдашнее. Я хотел намекнуть вам, джентльмены, чтоб вы во дворцовых делах не приняли видимость за чистую монету.

– Так значит, вам в самом деле выклевала глаз птица Вилла Сэдлера? Что же это за птица такая? – Я подошел поближе и увидел, что повязка не скрывает шрамы целиком. – Не сокол, я уверен. Ястреб-тетеревятник?

– Отлично, Ватсон, отлично, – отозвался Холмс, а Хэкетт кивнул. – Теперь вы понимаете, почему я назвал эти шрамы характерными и счел, что этот факт хорошо укладывается в общую картину. Вилл Сэдлер, несомненно, увлечен Средневековьем, и я с самого начала заинтересовался раной Хэкетта, принимая во внимание его невысказанные чувства. Это ведь не очень старая рана, верно?

Я еще раз посмотрел на лицо Хэкетта:

– Думаю, что нет. Год, самое большее – два.

– Так и есть, сэр, – сказал Хэкетт. – Это случилось, когда я только-только вызнал, что творится в западной башне. Я и не подумал, что будет со мной да остальными слугами, а взял да и объявил, что пойду к батюшке лорда Фрэнсиса. Вот, – он показал на повязку, плохо справляясь с охватившей его яростью, – чем мне ответил молодой лорд – точней, приказ такой отдал Виллу-Верняку, хоть и сам наблюдал с удовольствием, как Вилл мучает птицу, чтобы на меня кинулась. Кровавое жестокосердие, доктор, – вот чем этот «джентльмен» закусывает. Но я бы на то не посмотрел, да он сказал, что малютке Элли еще хуже придется, как бы его подручный ее ни оберегал, и я поверил…

Я взглянул на Роберта Сэдлера и увидел у него на лице неподдельное, глубокое раскаяние.

– Как раз тогда я и стал подумывать, как бы мне выйти из дела, – сказал он. – Но мы уже по шейку увязли… С правильными клиентами можно было за ночь получить сотни фунтов, даже гиней… за такие деньги люди убить готовы, а не то что поучаствовать… – Он глядел в пол, и на лице у него был написан глубочайший стыд. – Но я мог защитить Элли… хотя бы это я мог сделать.

– И это очень много, сынок, – сказал Хэкетт. – Не думай, что это ничего не значит.

Роберт попытался улыбнуться в ответ; хоть он и не очень старался, но видно было, что от этих слов Хэкетта у него стало немножко легче на душе.

– И дальше буду ее защищать, – тихо отозвался молодой человек. – До тех пор, пока она позволяет…

Может, вот, наконец, истинная причина, почему Роберт Сэдлер оказался среди нас сегодня утром? Может, он влюблен в мисс Маккензи – давно влюблен, несмотря на все свои беззаконные дела, несмотря на то, что его собственный брат совратил и погубил девушку. Достаточно было видеть, как Роберт вновь потупил взгляд, чтобы обо всем догадаться… наверное…

– Значит ли это, что вы решили порвать с братом? – спросил я. – И будете сотрудничать с нами, чтобы их с лордом Фрэнсисом настигло правосудие?

Сэдлер охотно ответил:

– Я знаю, что мне придется за многое ответить, доктор. Но, верьте мне, я не участвовал в этих убийствах. То, что я сказал вам вчера вечером, я сказал честно: и чтоб дать знать вам и мистеру Холмсу, и чтоб предупредить Вилла: если он собирается охранять свое богатство таким способом, мне с ним не по дороге.

Я кивнул; у меня не было желания читать мораль, но я решил, что подобные заявления, какими бы искренними они ни казались, нельзя принимать на веру.

– Вы мастер уверток, мистер Сэдлер, – сказал я. – Иной решил бы, что это – очередная хитрость. Изобразить страсть к мисс Маккензи не так сложно, даже приятно, особенно если вы рассчитываете, что взамен мы заступимся за вас перед властями.

– Я знаю, сэр, – ответил он. – И не жду милосердия. Я приму то наказание, какое заслужил, – я только прошу, чтоб меня не наказывали за то, чего я не совершал, а нашли подлинных виновников, чтобы Элли больше нечего было бояться.

– Отлично сказано, Сэдлер, – воскликнул Холмс. – Даже Ватсон, который гораздо лучше моего читает в людских сердцах, наверняка удовлетворится таким заявлением.

Я еще несколько секунд пристально смотрел на Роберта Сэдлера, потом заявил:

– Да, Холмс. Я удовлетворен.

– Отлично. Итак – мы все в сборе! Или нет? Недостает двоих…

– Элли и Эндрю, – сказала миссис Хэкетт. – Они готовят комнаты хозяину и мистеру Майкрофту. Вы сказали, сэр, что к их приезду все должно выглядеть как обычно.

– Верно, миссис Хэкетт, я так сказал, – ответил Холмс. – Так и должно быть. Отлично. Но боюсь, получится так, что нам от этого не будет никакого толку; я собирался послать брату шифрованную телеграмму до того, как он пустится в обратный путь, чтобы мы могли застать преступников in flagrante[23] сегодня ночью; а он выехал раньше, и я не успел отправить депешу; признаюсь, я боюсь, что он чересчур разговорится с лордом Фрэнсисом в поезде, прежде чем поймет его истинную натуру.

– Но, Холмс, вы же сказали, что ваши подозрения подтвердились еще до того, как ваш брат уехал с лордом Фрэнсисом, – перебил я. – Почему же вы не рассказали ему еще тогда?

– Тогда мне казалось, что это рискованно, – объяснил Холмс. – В конце концов, у меня была лишь часть разгадок, практически никаких доказательств, и мне срочно требовалось избавиться от лорда Фрэнсиса. Я боялся, что, знай Майкрофт о предательстве своего спутника, он мог нечаянно проговориться во время поездки или рассказать обо всем королеве, в то время как дело еще не до конца раскрыто.

Я строго поглядел на Холмса:

– Вы поступили чрезвычайно неразумно: ведь речь шла о безопасности вашего брата, даже не о вашей.

– Это было необходимо! – возмутился Холмс. – Майкрофт может защитить себя куда лучше, чем вы думаете, Ватсон. – Последняя фраза прозвучала так, словно Холмс пытался убедить в сем факте не меня, а себя самого – особенно в свете опасностей, которые сам только что и перечислил.

– Будем надеяться, – отозвался я. – Кроме того, у меня есть еще одно соображение в вашу пользу: если бы ваш брат знал все и как-то спугнул негодяя, тот мог бы вовсе не вернуться. И сейчас он был бы уже далеко отсюда, так ведь?

– Простите, доктор, – вмешался Роберт Сэдлер, и все мы посмотрели на него. – Я думаю, что не так. Понимаете, дело в деньгах… мы заработали столько денег… буквально кучи… И ведь мы не могли пойти с ними в банк…

Холмс издал какой-то звук – судя по всему, он понял, о чем идет речь, и его это чрезвычайно развеселило, а я спросил:

– И что же вы с ними сделали?

– Они в западной башне, сэр, – ответил Сэдлер. – В старой опочивальне королевы, в тюфяке. А судя по тому, что сказали вы и мистер Холмс, Вилл, может быть, начнет переносить эти деньги в другое место, может, даже вчера вечером начал, еще до нашей встречи в «Дудке и барабане». Он мне ничего не сказал… да и не скажет, должно быть, если собирается дать с этими деньгами деру.

– «Итальянский джентльмен», Ватсон, – сказал Холмс. – Дух, который бродил там прошлой ночью и напевал мелодию из будущего – кстати говоря, этой мелодии его, видимо, лорд Фрэнсис научил.

– Мне эти деньги не нужны, – продолжал Сэдлер, – но лорд Фрэнсис не даст Виллу себя обхитрить; такой человек, по правде сказать, не потерпит, чтобы у него стояли на пути, все равно – кто. Он непременно явится сюда, требовать свое – во дворец, который, как он считает, по закону принадлежит его семье. Я часто слыхал, как он поносит королеву и ее семейство, обзывает их «племенем германских выродков» – я, как бог свят, верю, что он обезумел, мистер Холмс, а насколько кровь в нем течет голубая – неважно…

• Предыдущая
• 32/47
• Следующая