И вспыхнет пламя - Коллинз Сьюзен - Страница 26

• Предыдущая
• 26/66
• Следующая

– Ну так где тебя не было? – бросает Хеймитч скучающим голосом.

– Вообще-то, я собиралась поговорить с козоводом по поводу козочки Прим, но кое-кто, – говорю я с нажимом, пристально глядя на сестру, – назвал совершенно неправильный адрес.

– Неправда, – возмущается Прим. – Я верно все назвала.

– А зачем было посылать меня к западному входу на рудники?

– К восточному входу, – поправляет сестра.

– Нет, ты точно сказала: к западному. Я еще переспросила: у кучи шлака? И ты ответила: да.

– У кучи шлака возле восточного входа,– терпеливо упорствует Прим.

– Ничего подобного. Когда ты это сказала?

– Вчера вечером, – вмешивается Хеймитч.

– Тебе называли восточный вход, – прибавляет Пит.

Они с ментором переглядываются и заливаются хохотом. Я сердито сверкаю глазами. Нареченный жених напускает на себя покаянный вид.

– Прости, но я тоже сказал: восточный. Ты совсем не умеешь слушать.

– Наверняка тебе и сегодня несколько раз говорили: пастух живет не там, а ты все равно сделала по-своему, – произносит Хеймитч.

– Лучше молчи, – огрызаюсь я, давая понять, что на самом деле он прав.

Насмешники снова прыскают, и даже Прим позволяет себе улыбнуться.

– Чудесно, Теперь пускай другие беспокоятся о том, чтобы эту безмозглую скотину кто-нибудь обрюхатил, – цежу, вызывая взрыв хохота.

А сама в глубине души восхищаюсь выдержкой Пита и Хеймитча. Вот они, настоящие победители Игр!

Бросаю взгляд на миротворцев. Мужчина осклабился, но у женщины вид недоверчивый.

– Что в сумке? – резко спрашивает она. Знаю, надеется обнаружить лесные травы, а лучше дичь. Какую-нибудь неопровержимую улику. Вытряхиваю содержимое сумки на стол:

– Сами смотрите.

– А, хорошо, – замечает мама, увидев белую материю. – Бинты уже на исходе.

Пит подходит к столу и открывает пакет со сластями.

– О, мятные! – восклицает он, проглотив конфетку.

– Это мое! – Пытаюсь отнять пакет, но тот уже летит в руки Хеймитча. Ментор набивает сластями рот и перебрасывает добычу хихикающей Прим. – Вы вообще не заслужили вкусного!

– Да? Потому что мы правы? – Пит обвивает меня руками. Притворяюсь, будто вскрикнула от злости, а не от боли в копчике. Судя по взгляду, он все понимает. – Ладно, Прим и вправду сказала: западный. И вокруг тебя одни идиоты. Довольна?

– Так уже лучше, – отвечаю я и принимаю его поцелуй. Потом оглядываюсь на миротворцев и словно теперь вспоминаю, зачем они здесь. – Вы хотели мне что-то передать?

– От главы миротворцев Треда, – произносит женщина. – Он велел сообщить, что с этого дня ограждение вокруг Дистрикта номер двенадцать круглосуточно будет находиться под напряжением.

– А раньше не так было? – Я невинно хлопаю ресницами, пожалуй, даже чуть переигрываю.

– Он думал, вы пожелаете обрадовать своего кузена, – прибавляет женщина.

Надо бы легче на поворотах, но я с наслаждением выпаливаю:

– Спасибо. Передам. Он будет спать гораздо спокойнее, зная, что местная охрана больше не дремлет.

Женщина скрипит зубами от злости. Все пошло не так, как она ожидала, однако других указаний начальство не дало. Поэтому представительница власти отвечает коротким кивком и удаляется в сопровождении своего напарника. Как только мать запирает за ними дверь, я хватаюсь за кухонный стол, чтобы не упасть.

Пит бросается на помощь.

– Что с тобой?

– Да так, ударилась левой пяткой. И копчику тоже сегодня не поздоровилось.

Опираясь на его плечо, дохожу до кресла-качалки, опускаюсь на мягкую подушку. Мама стягивает с меня ботинки.

– Что случилось?

– Поскользнулась, упала... – Четыре пары глаз недоверчиво смотрят на меня. Как будто нам всем неизвестно, что дом напичкан жучками. – На льду.

Не время и не место сейчас говорить откровенно. Сняв носок, мама с осторожностью ощупывает кости, и я болезненно морщусь.

– Возможно, есть перелом, – заявляет она.

Потом проверяет правую ногу. – Тут все в порядке.

Копчик оказывается сильно ушиблен.

Сестренка приносит мою домашнюю пижаму. Мама обкладывает ногу снежным компрессом и кладет на скамеечку. Пока остальные ужинают за столом, я поглощаю три миски тушеного мяса и полбуханки хлеба. Потом задумчиво смотрю на огонь, думая о Бонни и Твилл. Хоть бы мокрый тяжелый снег хорошенько замел мои следы.

Подходит Прим, садится у моих ног на пол и опускает голову мне на колено. Мы берем по мятной конфетке, и я нежно глажу ее пушистые белокурые волосы.

– Как учеба?

– Хорошо. Сегодня проходили побочные продукты перегонки каменного угля, – отвечает она.

Молча сидим и смотрим на пламя. Потом она спрашивает:

– Не хочешь примерить свадебные платья?

– Только не сегодня. Завтра, наверное.

– Подожди, пока я вернусь из школы, договорились?

– Конечно.

Если до тех пор не угожу под арест.

Мама приносит ромашковый чай с успокоительным сиропом. У меня начинают слипаться пеки. Пит вызывается проводить до постели. Наваливаюсь на его плечо, беспомощно клюю носом – и вдруг оказываюсь у него на руках. Пит несет меня в спальню, опускает на кровать, кутает в одеяло и прощается, но я ловлю его ладонь и прошу остаться. Успокоительный сироп обладает побочным эффектом: он развязывает язык не хуже бутылки белого. А мне не хочется, чтобы Пит исчезал, Пусть лучше снова спит рядом, отгоняя ночные кошмары. Но я не могу попросить об этом – даже сама не могу сказать почему.

– Не уходи. Подожди, пока я засну.

Присев на кровать, Пит согревает мою ладонь обеими руками.

– Я чуть было не решил, что ты передумала. Ну, когда опоздала к ужину.

В голове туман, однако я еще в состоянии сообразить, о чем речь. Ограждение снова под током, в доме дежурят миротворцы, меня нет как нет... Наверняка Пит решил, что я убежала. Возможно, вместе с Гейлом.

– Нет, я же говорила.

Поднимаю его ладонь и прижимаюсь щекой к тыльной стороне. Рука, месившая сегодня тесто для хлеба, слабо пахнет корицей и укропом. Меня так и тянет рассказать о встрече с Твилл и Бонни, о восстании, о Тринадцатом дистрикте, но это слишком опасно, и я ограничиваюсь одной фразой:

– Останься со мной.

Крепкие щупальца успокоительного тащат меня на дно. Пит что-то шепчет в ответ, но я уже не понимаю.

Мама дает поспать до обеда, затем расталкивает меня, чтобы осмотреть пятку. После чего прописывает неделю постельного режима, причем я даже не возражаю от слабости. Дело не только в пятке и копчике. Все тело ноет от переутомления. Послушно принимаю лечение и завтрак в постель, позволяю матери подоткнуть лоскутное одеяло. И долго лежу, глядя через окно на зимнее небо, размышляя о том, чем все это закончится. Много думаю о Бонни и Твилл, о груде белых свадебных нарядов, о том, догадается ли Тред, как я ухитрилась вернуться в дистрикт, и не явится ли с обвинением. Занятно: ведь он и так может в любую минуту арестовать меня, хотя бы за прошлые грехи. Или, чтобы арестовать победителя, нужен более веский повод? Интересно, связаны ли между собой Тред и Сноу? По-моему, президент даже не догадывался о существовании старины Крея. Но теперь, когда я представляю собой проблему общенационального масштаба, может быть, глава миротворцев получает подробные указания? Или действует по собственной воле? В любом случае, им обоим выгоднее держать меня взаперти, за электрозабором. Соберусь убежать – например, перебросить петлю на ветку клена и забраться наверх, – родных и друзей мне с собой уже не захватить. И потом, я пообещала Гейлу, что останусь и буду бороться вместе с ним.

Несколько дней каждый стук в дверь заставляет меня подскакивать на месте. Миротворцы так и не появляются, и страх понемногу рассеивается. Потом Пит рассказывает, что на некоторых участках забора напряжение отключают, потому что военным приказано пустить электричество прямо по земле. Видимо, Тред решил, что я ухитрилась проскользнуть под забором. Это здорово утешает. Дистрикту не помешает передышка. Пусть миротворцы занимаются чем хотят, лишь бы не издевались над жителями.

• Предыдущая
• 26/66
• Следующая