Полководец - Карпов Владимир Васильевич - Страница 23

«Передайте просьбу Ставки Верховного Командования бойцам и командирам, защищающим Одессу, продержаться 6—7 дней, в течение которых они получат подмогу в виде авиации и вооруженного пополнения. И. Сталин».

«— Соскучился по своему комдиву? — Голос капитана Харлашкина вроде бы веселый.

Я насторожился: почему представитель штаба армии заговорил о генерале Петрове? С Иваном Ефимовичем мы расстались дней десять назад, он командовал уже не нашей дивизией, а 25-й Чапаевской. Но одновременно ему были подчинены все войска Южного сектора, в том числе и кавдивизия. А командиром нашей дивизии назначили полковника Новикова — командира одного из полков 95-й Молдавской дивизии.

— Скоро увидишься с генералом Петровым! — подтверждая мою догадку, продолжал Харлашкин. — Я видел у полковника Крылова приказ — Пятому кавполку идти на помощь 25-й Чапаевской дивизии.

Вскоре действительно пришел приказ.

Совхоз Ульяновка, куда нам приказали прибыть, расположен между Большим Фонтаном и Люстдорфом (ныне — Черноморск). Часто бывал я здесь до войны с женой и дочками, мы выбирали красивое, живописное местечко и с наслаждением «пляжились», как говорят в Одессе. Но сейчас я оцениваю эти места с точки зрения пригодности к действиям кавалерии. Плохо, очень плохо. Причерноморская степь ровная, открытая. Где укрыть лошадей? Даже лесопосадок тут нет, в которых можно спрятаться, как в Лузановке.

На баштанах, во фруктовых садах полно сочных, сладких кавунов, яблок, груш, винограда. Но нас это не радует — среди яблок и арбузов конницу не спрячешь.

Я волнуюсь. Втайне надеюсь, что нас встретит Иван Ефимович Петров. Кадровый кавалерист, он очень любил наш полк. Я чувствовал: если будет хоть малейшая возможность, генерал встретит нас. Для полка это будет большой радостью — кавалеристы тоже любили генерала Петрова.

Так и есть — возле совхоза, поставив ногу на подножку своего знаменитого «пикапа», стоял наш бывший комдив. Иван Ефимович был сдержан, но с каким удовольствием смотрел он на кавалеристов!

— Товарищ генерал! 5-й кавалерийский полк прибыл для выполнения боевого задания.

— Полк, говоришь?

Генерал помрачнел. Назвать полком отряд, который стоял перед генералом, можно было с большой долей воображения: жестокие бои вывели из строя большинство командиров взводов и эскадронов, больше половины бойцов.

— Тяжело. Но будет еще тяжелее. Вот, видишь? Прямая дорога на Одессу! — генерал взмахнул рукой. — Семь километров от Татарки и Дальника. На днях две новые пехотные дивизии появились против нас — 5-я и 21-я. От наших 1-го и 3-го полков почти ничего не осталось — остатки влились в 25-ю Чапаевскую. Противник нацелился на Дальних и Татарку, с юга — на Сухой лиман, чтобы обстреливать отсюда город. Пленных захватили — Антонеску рвет и мечет: взять Одессу к 3 сентября! — На суровом лице генерала появилось подобие улыбки: — Это он уже десятый срок назначает. Вот смотри… — Иван Ефимович развернул карту. — Здесь, справа, у тебя 287-й полк чапаевцев. Они дерутся за Дальник на дороге Беляевка — Одесса, на хуторах Фрейденталъ и Красный Переселенец. Отряды 3-го и 7-го кавполков отступили от Ленинталя и теперь стоят перед самым Дальником. Фашисты уже стреляют из района Сухого лимана по Одессе из пушек. Ты видел, что делается в городе?

Да, я видел. При свете пожаров (проезжали мы Одессу, как обычно, ночью) больно было смотреть на истерзанный бомбами и снарядами город. Пожары, пожары — в городе светло, как днем, никакая светомаскировка не нужна. И если раньше одесситы страдали от бомб, то теперь фашисты с близкого расстояния методически разрушают дома из орудий.

Я внимательно слушал генерала. Его осунувшееся лицо подергивалось чаще, чем обычно. Если даже генерал Петров, который, по-моему, мог 24 часа в сутки не спать и быть свежим, так выглядел — дела наши тут не блестящи.

— И пополнения почти нет, — поморщился генерал. — Все, кто мог держать оружие, ушли из города на фронт. А морем с Большой земли кораблям очень трудно прорваться… — Иван Ефимович на мгновение задумался. — Новая дивизия появилась. В деле она еще, правда, не была, но авиаторы засекли ее в районе Беляевки. Пленные говорят: два полка 1-й румынской кавдивизии.

На следующий день я, конечно, сообщил своим товарищам эту новость. Кавалеристы приводили в порядок свои клинки — чистили, точили. Ох, как хотелось нам встретиться в открытом бою с румынской конницей!..»

«Мы отбили у фашистов потерянные 800 метров. Не успели отдышаться — зовет к телефону генерал Петров:

— Ну как?

— Все в порядке, товарищ генерал! Положение восстановлено.

— А Ленинталь?

Хутор Ленинталь нас измучил. Он клинком врезался в наши позиции. Что мы только не делали, чтобы забрать его обратно. Но силенок не хватало. А начальство все время нажимало. И сейчас генерал Петров вспомнил об этом клине — и, может быть, сам того не желая, уколол меня своим напоминанием. А нам не до жиру, как говорится, быть бы живу. Хорошо хоть эти 800 метров вернули. Людей в полку все меньше и меньше. Но я не докладываю генералу о положении — бесполезно. Ведь он сам все хорошо знает.

И все-таки генерал требует взять Ленинталь — слишком опасные позиции здесь у фашистов.

Чуть помолчав, Петров говорит:

— Хорошо, сам приеду.

Назавтра к скирде соломы, возле которой был мой КП, подъехал «пикап». Из машины вылез Иван Ефимович. Вид у него был очень утомленный. Отрывисто и коротко он сказал:

— Принимай пополнение. Последние остатки наскребли.

Подозвав старшину Ячунского, генерал что-то написал на листке из блокнота и, отдавая ему, сказал:

— Люди в-о-о-он в той посадке!

Через час я уже распределял бойцов по эскадронам. Правда, многие признались, что даже не держали в руках винтовку. Но были и кадровые солдаты, такие, кто уже нюхал порох.

Перед отъездом генерал отозвал меня в сторону. Помолчав, он сказал негромко:

— Очень трудно. Понимаю все. — И добавил: — Но отступать нельзя. Верховный Главнокомандующий просит держаться.

Петров показал мне телеграмму за подписью Сталина: «Ставка просит!» Меня до глубины души тронули эти слова. Иван Ефимович понимал мое состояние. Без лишних слов сказал:

— Доведите содержание этой телеграммы до каждого бойца!

…Петров приехал к ночи 18 сентября. Из «пикапа» не вылез, позвал меня в машину.

— Вот и твоим клинкам работа нашлась. Дождался, кавалерист! Румыны кавалерию пустили.

— Знаю, Иван Ефимович.

— Разведка?

— Да.

Два часа назад Махмудов с разведчиками обнаружили румынскую конницу. Разведчики насчитали около 500 сабель. Фашисты все-таки использовали ленинтальский клин между нашими стыками, недаром так тревожился из-за него Петров. Именно с этого клина в сумерках, маскируясь в высокой кукурузе, румынская кавалерия южнее Дольника просочилась к Татарке.

Когда Махмудов доложил мне об этом, в первое мгновение я хотел сразу поднять людей в седла — и вдогонку. Но удержался и позвонил генералу Петрову. Мне ответили, что он где-то на передовой. Промедление в этой обстановке грозило катастрофой. Я уже решил отдавать команду, но тут приехал Петров.

— Правильно сделал, что не полез ночью, они ловушку устроили. Во всяком случае сейчас, — Петров посмотрел на часы, — они в Татарке, остановились на ночевку, дальше идти побоялись. Что будем делать?

Таков был Иван Ефимович. Горячий, порывистый, он тем не менее в самые отчаянные минуты сохранял ясную голову и, хотя наверняка уже имел собственное мнение, всегда советовался с подчиненными.

— Думаю так, товарищ генерал. Атакуем их в Татарке перед самым рассветом в конном строю. Впереди — 3-й эскадрон, за ним — 2-й и 1-й…

— Согласен. Ворвешься в Татарку отсюда, с юга, и со стороны Одессы. А с запада дорогу из Татарки на Дольник оседлают 31-й Чапаевский полк и пешие кавалеристы 7-го кавполка…

И вот я должен дать команду: «Шашки к бою!» Последнее мгновение перед атакой. Нет, мы не всех, конечно, посадили в седло. Из пополнения мало кто имел дело с лошадьми. Настоящих кавалеристов в полку очень мало осталось — около 150 сабель. Они все передо мной, сидят в седлах. Я понимаю их. Через минуту-другую начнется жаркий бой, и не вернутся назад многие из нас, и лошади прибегут без всадников и будут тоскливо ржать, но это будет чуть позже, а пока мы все вдыхаем предутренний прохладный туман.

— Шашки к бо-о-о-о-ю!

Не узнаю свой голос. Команду подхватывают по эскадронам. С места срываемся галопом. Время, которое только что в предутренней вязкой тишине, казалось, совсем остановилось, теперь летит с бешеной быстротой. Мчусь, и все мне видится: справа от меня скачет Ваня Котенков, слева — Иван Бабенко, дальше — Ваня Петренко. Но нет их уже с нами…

С юга в Татарку ведут неглубокие овраги. По ним мы врываемся в село. В Татарке — одна широкая улица, вдоль которой стоят хаты. Это — дорога, на Одессу. У плетней во дворах — неоседланные кони, их много. Третий эскадрон (впереди — Гнатовский и Осипов с перевязанной рукой) первым врывается в село. Всадники молнией проносятся по улице, в каждую хату и во двор летят гранаты. Из хат выбегают полуодетые солдаты и натыкаются на первый и второй эскадроны. Идет рубка. Пригодились клинки, любовно сбереженные буденовцами! Врагов, сумевших спастись от наших сабель, встретили в окопах чапаевцы, а окончательный разгром прорвавшейся кавалерии довершила артиллерия.

Не посрамили буденновской славы кавалеристы нашего кавполка!»