Маршал Жуков, его соратники и противники в годы войны и мира. Книга I - Карпов Владимир Васильевич - Страница 18
- Предыдущая
- 18/121
- Следующая
Опираясь на показания Медведева, первым арестовали Б М. Фельдмана. Допрашивать было поручено следователю по особо важным делам Ушакову, он же Ушиминский.
Борис Алексеевич открывает другие свои записи и продолжает мне рассказывать:
— Разыскали мы этого Ушакова — Ушиминского. Вот что он показал:
«Арестованный Фельдман категорически отрицал участие в каком-либо заговоре, тем более против Ворошилова Он сослался на то, что Климент Ефремович учил, воспитывал и растил его. Я взял личное дело Фельдмана и в результате его изучения пришел к выводу, что Фельдман связан личной дружбой с Тухачевским, Якиром и рядом других крупных командиров. Я понял, что Фельдмана надо связать по заговору с Тухачевским Вызвал Фельдмана в кабинет, заперся с ним в кабинете, и к вечеру 19 мая Фельдман написал заявление о заговоре с участием Тухачевского, Якира, Эйдемана и других…»
Что происходило в этом «запертом» кабинете, трудно себе представить, но, несомненно, что-то ужасное, если военный человек, полный сил и в здравом рассудке, ломался за такое короткое время и начинал оговаривать себя и других.
А генерал Викторов продолжает пересказ показаний Ушакова:
«…25 мая мне дали допрашивать Тухачевского, который уже 26-го у меня сознался… Я, почти не ложась спать, вытаскивал из них побольше фактов, побольше заговорщиков. Я буквально с первых дней работы поставил диагноз о существовании в РККА и флоте военно-троцкистской организации, разработал четкий план ее вскрытия и первый получил такое показание от бывшего командующего Каспийской военной флотилией Закупнева. Я так же уверенно шел на Эйдемана и тут также не ошибся…»
Викторов замолк, видно, нелегко ему было все это вспоминать, затем, листая свои записки, сказал:
— Таких следователей-преступников, как Шнейдеман, Ушаков, Радзивиловский, оказалось немало. Продолжая поиск, мы нашли и того, кто так «подготовил» Примакова. Вот некоторые выдержки из его объяснения.
«Примаков сидел как активный троцкист. Потом его дали мне. Я стал добиваться от нею показаний о заговоре. Он не давал. Тогда его лично допросил Ежов, и Примаков дал развернутые показания о себе и о всех других организаторах заговора. Перед тем как везти подсудимых на суд, мы все, принимавшие участие в следствии, получили указание от руководства побеседовать с подследственными и убедить их, чтобы они в суде подтвердили показания, данные на следствии. Я лично беседовал с Примаковым. Он обещал подтвердить показания Кроме охраны арестованных сопровождали и мы — следователи. Каждый из подсудимых со своим следователем сидел отдельно от других. Я внушал Примакову, что признание его в суде облегчит его участь. Таково было указание руководства…».
В моих беседах с Молотовым на его даче заходил разговор о репрессиях. Однажды я спросил:
— Неужели у вас не возникали сомнения, ведь арестовывали людей, которых вы хорошо знали по их делам еще до революции, а затем в гражданской войне?
— Сомнения возникали, однажды я об этом сказал Сталину, он ответил: «Поезжайте на Лубянку и проверьте сами, вот с Ворошиловым». В это время в кабинете был Ворошилов. Мы тут же поехали. В те дни как раз у нас были свежие недоумения по поводу ареста Постышева. Приехали к Ежову. Он приказал принести дело Постышева. Мы посмотрели протоколы допроса. Постышев признает себя виновным. Я сказал Ежову: «Хочу поговорить с самим Постышевым». Его привели. Он был бледный, похудел и вообще выглядел подавленным. Я спросил его — правильно ли записаны в протоколах допроса его показания? Он ответил — правильно Я еще спросил — «Значит, вы признаете себя виноватым?». Он помолчал и как-то нехотя ответил: «Раз подписал, значит, признаю, чего уж тут говорить…». Вот так было дело. Как же мы могли не верить, когда человек сам говорит?
В другой раз я спросил Молотова о «заговоре» Тухачевского.
— Крупнейшие военачальники, в гражданской войне столько добрых дел свершили, вы всех хорошо знали, не было ли сомнения насчет их вражеской деятельности?
Молотов твердо и даже, я бы сказал, жестко ответил:
— В отношении этих военных деятелей у меня никаких сомнений не было, я сам знал их как ставленников Троцкого это его кадры. Он их насаждал с далеко идущими целями, еще когда сам метил на пост главы государства. Очень хорошо, что мы успели до войны обезвредить этих заговорщиков, если бы это не сделали, во время войны были бы непредсказуемые последствия, а уж потерь было бы больше двадцати миллионов, в этом я не сомневаюсь. Я всегда знал Тухачевского как зловещую фигуру.
Кривил душой в этом разговоре Вячеслав Михайлович? Возможно. Потому что был соучастником в репрессиях. Желание отвести от себя вину в его ответах ощущается.
Но познакомьтесь с любопытнейшим совпадением мнения Троцкого с тем, что говорил Молотов. Цитирую из его книги «Сталин» (Троцкий в этом месте пишет о себе в третьем лице, сообщаю об этом, дабы читатели не усомнились в подлинности цитаты):
«Все те, которые возглавляли Красную Армию в сталинский период — Тухачевский, Егоров; Блюхер, Якир, Уборевич, Дыбенко, Федько, — были в свое время выделены на ответственные военные посты, когда Троцкий стоял во главе военного ведомства, в большинстве случаев им самим, во время объезда фронтов и непосредственного наблюдения их боевой работы. Именно они отстояли революцию и страну. Если в 1933 г. выяснилось, что Сталин, а не кто-либо другой строил Красную Армию, то на него, казалось бы, падает и ответственность за подбор такого командного состава. Из этого противоречия официальные историки выходят не без трудностей, но с честью: назначение изменников на командные посты ложится ответственностью целиком на Троцкого: зато честь одержанных этими изменниками побед безраздельно принадлежит Сталину».
Логика на стороне Троцкого. Но и слова Молотова о том, чьи это кадры, Троцкий фактически подтверждает.
Предвижу много возражений по поводу вышеизложенного. Однако, перед тем как будут написаны обвинительные письма в мой адрес, прошу обратить внимание на два обстоятельства: первое — оценки, приведенные выше, не мои, второе — я обещал писать, ничего не утаивая.
Истребление командиров, политработников
В свое время, сокращая расходы на армию и выкраивая деньги на восстановление хозяйства, Ленин говорил в докладе на VIII съезде Советов:
«Мы рассчитываем, что громадный опыт, который за время войны приобрела Красная Армия и ее руководители, поможет нам улучшить теперь ее качества. И мы добьемся того, что при сокращении армии мы сохраним такое основное ядро ее, которое не будет возлагать непомерной тяжести на республику в смысле содержания, И в то же время при уменьшенном количестве армии мы лучше, чем прежде, обеспечим возможность в случае нужды снова поставить на ноги и мобилизовать еще большую военную силу»[4].
Сокращение военных расходов было вынужденной мерой, и практическое ее осуществление привело к тому, что, по словам Фрунзе, «собственно боевых элементов армии» оставалось очень мало. Фрунзе подчеркивал (это было сказано им в 1925 году):
«При таком положении ясно, настоящей армии в истинном смысле этого слова… у нас нет. У нас есть только кадры, только остов будущей армии».
И вот этот действительно остов, состоявший из грамотных, хорошо подготовленных командиров, способных принять на себя развертывание армии на случай войны, почти весь этот остов в период Сталинских репрессий был уничтожен. Более 40 тысяч командиров, от маршалов до командиров полков и ниже, в течение трех лет, 1937-1939 годы, были репрессированы, и большинство из них было расстреляно. Почти все командиры старшего и высшего командного состава имели опыт первой мировой и гражданской войн.
7 июня 1937 года, еще до того, как прошел процесс Тухачевского и других, Ворошилов издал приказ НКО № 072. В нем сообщалось, что с 1 по 4 июня 1937 года в присутствии членов правительства состоялся Военный совет при Народном комиссариате обороны СССР. На заседании Военного совета был заслушан и обсужден доклад Ворошилова о раскрытой НКВД «предательской, контрреволюционной, военно-фашистской организации, которая, будучи строго законспирированной, долгое время существовала и проводила подлую подрывную вредительскую и шпионскую работу в Красной Армии». Дальше Ворошилов называл фамилии всех тех, которым еще только предстояло предстать перед судом. В конце приказа говорилось: «Нет уверенности в том, что все заговорщики выявлены».
4
Ленин В И. Поли. собр. соч. Т. 42. С. 130-131.
- Предыдущая
- 18/121
- Следующая
