Ледяная пустыня - Карранса Майте - Страница 7

— А что ты знаешь о Баалате? — нахмурилась Деметра. — Известно ли тебе, что эта одиора из Библа[10] правила древними финикийцами, требуя от них человеческих жертв?

— Да.

— А знаешь ли ты, что Баалата — воплощение кровавого, но слабого бога Ваала,[11] чье место она заняла?

— Знаю.

— И известно ли тебе, что Баалату называли Великой Колдуньей, потому что сравниться с ней красотой могли лишь Венера и Афродита?

Естественно, я все это знала. Ведь мне твердили об этом с пеленок.

— Все это мне известно. Я знаю, что она сводила с ума мужчин и уводила их от жен. Насылала голод, гноила на корню хлеба и радовалась человеческой смерти. Вызывала из подземного Царства мертвецов. Неустанно преследовала омниор и умертвила столько их дочерей, что сравниться с ней могла лишь Кровавая Графиня Эржбета Батории.[12] Баалата пожирала маленьких омниор и полностью истребила кланы Лани, Серны и Ящерицы.

— Все это правда. Зачем же ты дразнишь ее?

— Потому, что я ее не боюсь. Я не верю в Астарту![13]

Услышав это, Деметра вышла из себя и влепила мне звонкую пощечину.

— Не смей произносить ее имен вслух!

У меня покраснела щека, но я не заплакала, хоть мне на глаза и навернулись горькие слезы. Я была гордой и не желала, чтобы мать их видела. Я высоко подняла голову и во второй раз заявила:

— Я не поеду с тобой в Кадакес!

— Дай сюда свою волшебную палочку, — сухо потребовала Деметра.

Отдавая палочку матери, я чувствовала, будто расстаюсь с частью самой себя. Причем с самой дорогой и хорошо знакомой мне частью. Отнять у колдуньи ее волшебную палочку значит очень сурово ее наказать. Кроме того, без волшебной палочки мы, омниоры, совсем беззащитны против одиор. Поэтому меня очень удивило требование матери. Как могла она вот так взять и бросить на произвол судьбы собственную дочь?!

— Ты хочешь, чтобы со мной расправились одиоры?

И тут Деметра поразила меня своим ответом.

— Какие одиоры? Ты же в них не веришь. Ведь не веришь в Баалату.

Мне стало понятно, что мать меня проверяет. Это было испытание, но я не уступила и спокойно отдала ей свою волшебную палочку.

Я не сомневалась в том, что перед отъездом Деметра туже затянет мою защиту и прочтет надо мной особенно сильное защитное заклинание. Но я ошибалась. Внезапно давившая мне на живот с самого детства теплая и плотная защита стала рассасываться и через несколько мгновений полностью исчезла.

— Что ты делаешь?! — в ужасе прошептала я.

— Освобождаю тебя от непосильного бремени. Теперь ты свободна.

Я пришла в ужас. И действительно, свобода вызывает почти животный страх у тех, кто к ней не привык.

Взмахнув своей волшебной палочкой, Деметра хмуро покосилась на меня и что-то пробормотала себе под нос. Внезапно я почувствовала вокруг себя такую пустоту, что у меня закружилась голова. Окружавшая меня с самого детства защита окончательно исчезла.

— Теперь ты совсем свободна. Если хочешь, можешь твердить имена любых богинь хоть до утра.

С этими словами Деметра удалилась.

Мать решила преподнести мне хороший урок. Она не сомневалась, что я испугаюсь до колик и немедленно брошусь за ней следом, умоляя вновь наложить на меня защиту в обмен на беспрекословное подчинение. При этом Деметра знала, что без ее защиты я действительно подвергаюсь смертельной опасности. Иными словами, она осознанно бросала вызов судьбе и предсказаниям пророчицы.

Деметра была сурова и непреклонна. Как ни странно, я во всем старалась подражать матери и выросла еще непреклоннее, а точнее, еще упрямее.

Вечером из-под двери, в которую она вышла, потянуло ледяным холодом, и по моему телу побежали мурашки. Случайно встретившись взглядом с Карлой, я мгновеннно опустила глаза. Я чувствовала себя слабой. Мне было плохо. Неужели именно так и чувствуют себя обычные смертные женщины?

Думаю, что в момент, когда я впервые произнесла имя кровавой богини, надо мной стало тяготеть проклятие. С этого, собственно, и началась моя, а точнее, наша с тобой история.

До карнавала оставалась еще неделя, и мы сдавали экзамены. В преддверии праздника сосредоточиться на учебе было очень трудно: кругом холод, скука и только шпаргалки и ксерокопии с чьих-то неразборчивых прошлогодних конспектов.

В моих отношениях с матерью возникла первая трещина, но я не желала уступать. Тогда еще я не знала, что трещины в человеческих отношениях склонны со временем расширяться, превращаясь в бездонные пропасти. Я была молодой и полной решимости идти до конца, хотя и не представляла себе, где находится и в чем состоит этот конец.

Знала я только одно — в таком состоянии мне не сдать ни одного экзамена. Кроме того, со мной происходило что-то странное. Я чувствовала себя совершенно беззащитной, почти голой: с трудом могла сделать пару шагов по улице — тут же бежала домой, чувствуя, как сквозь одежду в мое тело вонзаются чужие взгляды. Если же кто-то смотрел мне в спину, я ощущала почти физическую боль. Некоторые взгляды вообще впивались в меня как отравленные стрелы.

Всю жизнь я прожила под защитой от сглаза, а теперь собственная мать сорвала ее с меня, бросив дочь на растерзание всем опасностям окружающего мира. Мне было не понять беспечности Карлы и Метрикселлы, которых совершенно не волновало, кто и как смотрит им в спину.

На этой почве я почти лишилась рассудка. Когда на письменном экзамене по истории меня посадили в первый ряд, я не выдержала и, через несколько минут сдав чистый листок, сбежала. Что было досадно, потому что именно к этому экзамену я неплохо подготовилась и рассчитывала на хорошую оценку. Я знала ответы на все вопросы билета, но не смогла сидеть спиной к аудитории.

В какой-то момент я подумала, что так Деметра решила отомстить мне за то, что я отказалась идти учиться на медицинский факультет, ведь моя мать хотела, чтобы я последовала семейной традиции и занялась акушерством.

В роду Цинулис были одни акушерки, и я выросла среди страдающих рожениц, пищащих новорожденных и всего, что с этим связано. Я привыкла поддерживать женщин при схватках, разрезать пуповину и помогать упорно не желавшим появляться на свет младенцам. Я и сама считала, что когда вырасту, буду заниматься именно этим. Так же думали и остальные близкие мне омниоры: тетя Крисельда, моя двоюродная сестра Лета и сама Деметра.

Однако потом с Летой случилось несчастье, при котором я присутствовала. Мне и сейчас трудно вспоминать о том, о чем тогда я постаралась как можно скорее забыть. Потом я тебе все расскажу, но не сейчас…

После родов Леты я много ночей прорыдала навзрыд, не желая больше помогать бедным женщинам производить на свет маленьких чудовищ. Я представляла себе, как во время очередных родов буду с ужасом ожидать появления на свет крошечного монстра, а потом его неминуемой смерти, слез безутешной матери и горького чувства бессилия человека, не способного помочь ни убитой горем роженице, ни ее страшному отпрыску.

Про себя решила, что ни за что не стану ни акушеркой, ни врачом. Меня больше привлекала работа разъезжающей по свету журналистки. Поэтому-то я и поступила на факультет журналистики, из-за чего впервые серьезно повздорила с матерью.

Впрочем, Деметра придерживалась довольно прогрессивных взглядов и вскоре успокоилась. Она даже согласилась, что во время учебы я буду жить в городе среди простых смертных, не принимая участия в жизни кланов омниор и вообще стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания.

Тем временем события развивались стремительно. Омниоры-астрономы выяснили, что явление Избранницы произойдет гораздо раньше, чем считалось ранее, а много лет таившиеся по укромным углам одиоры начали подавать признаки жизни.