Искатель. 1965. Выпуск №3 - Кривошеин Семен - Страница 7
- Предыдущая
- 7/44
- Следующая
Сержант разжал руки.
Сын закинул ружье на плечо и бросился обратно. Ему снова кричали: «Ложись!». Он опять не слышал.
Отец лежал все так же, на спине. Казалось, что широко открытыми глазами он смотрит в небо.
Сын положил ружье на бруствер и взглянул на чертово колесо.
К земле приближался очередной «юнкерс». Сын прикинул глазом прицел, стараясь поймать на мушку кабину пилота. Вгляделся в цифру на крыльях. Шестнадцать! Не тот!
Он пристально вглядывался в следующий «юнкерс». На его крыле была цифра «25».
У солдата был только один патрон. Он ждал тридцать второй.
И тот появился.
Сердце застучало, пальцы правой руки нащупали курок. Мушка ружья следовала точно за кабиной пилота. С каждой секундой самолет становился все больше и кабина пилота увеличивалась в размере.
Ружье сильно толкнуло в плечо.
Самолет промчался над окопом, ударился о землю и взорвался. Сначала над ним взметнулся черный дым. Потом показались красные языки огня.
Сын осторожно присел на корточки рядом с отцом.
— Сбил я его, батя! — сказал он.
Потом сын закрыл отцу глаза и, взяв в руки автомат, стал ждать атаки.
Эдвин РОЗЛУБИРСКИЙ
МЕСТЬ ЗА ПАВЯК
Эдвин Розлубирский — один из организаторов партизанского отряда на территории Келецкого воеводства в 1942 году, а затем — активный участник варшавского подполья, боровшегося с гитлеровскими оккупантами.
В Издательстве министерства обороны Польской Народной Республики вышла документальная повесть Эдвина Розлубирского «Гости в сумерках». Мы печатаем отрывки из этой повести.
Осенью 1943 года гитлеровский фронт на востоке трещал по всем швам. Фашистские войска отступали «на заранее приготовленные позиции». Так объясняла военные неудачи грязная газетенка «Новый варшавский курьер», прозванная в народе «гадючкой».
В эту осень особенно усилился террор. Стены домов Варшавы пестрели плакатами с длинными списками фамилий поляков, расстрелянных на улицах, замученных в подвалах гестапо на Шухе и Павяке, убитых в развалинах гетто. Улицы были запружены усиленными патрулями жандармов и эсэсовцев. Прохожих останавливали грозным окриком: «Стой! Руки вверх!» Людей обыскивали на вокзалах, на улицах, в магазинах. Ночью подкованным сапогом или прикладом стучали в двери квартир: «Открыть!..» После обыска всех увозили в тюрьму на Павяк, откуда прямая дорога была в Освенцим или сразу же на казнь. Людей забирали за все и ни за что: за нелегальную газету, за гильзу от патрона, завалявшуюся среди хлама, за стеклограф, за кобуру от пистолета…
В этих тяжелых условиях, когда даже передвижение по городу с оружием считалось невозможным, командование Гвардии Людовой решило отомстить за расстрелянных на улицах, за убитых на Павяке и Шухе.
Была проведена разведка с целью найти подходящий объект для ответной операции. Выбор пал на ночной ресторан («Только для СС и полицейских в форме»), который находился на углу улиц Кручей и Новоградской. Подготовка и взрыв ресторана были поручены одной из боевых групп Союза борьбы молодежи.
Это было вскоре после моего приезда из Келецкого воеводства. В Варшаве я узнал, что должен принять участие в формировании специального молодежного батальона. С момента создания Армии Людовой этот батальон влился в ее состав как первый штурмовой батальон.
Сразу же после приезда в Варшаву меня познакомили с Конрадом (Лех Кобылиньский — ныне профессор Политехнического института в Гданьске), командиром вооруженных отрядов Союза борьбы молодежи района Жолибож. Конрад был назначен командиром вновь организованного батальона. Он произвел на меня хорошее впечатление: был очень спокоен, говорил немного, тихим голосом. Видно было, что он человек решительный и знает себе цену. Я старался узнать его получше, потому что мне предстояло стать его заместителем. Мы должны были вместе провести операцию. От нашей храбрости, спокойствия и умения молниеносно принимать правильные решения должен был зависеть не только успех операции, но и жизнь наших ребят. Несмотря на мое хорошее впечатление о нем, в начале нашего знакомства существовало какое-то недоверие между нами.
Конрад был попросту разочарован. Ему сказали, что я опытный партизан, и он, почему — неизвестно, представлял меня рослым, усатым крестьянином. А восемнадцатилетний юноша среднего роста, худощавый, с загорелым лицом был мало похож на опытного партизана. Я же, привыкший к более открытым формам борьбы и не зная специфики городской конспирации, считал, что Конрад излишне мелочно подходит к решению целого ряда вопросов.
Это недоверие исчезло во время первой проведенной нами боевой операции. Конрада мы ценили как командира и как товарища по оружию. Он был храбрым: не щадя своей жизни, лично руководил всеми серьезными операциями. Даже к самому незначительному заданию он подходил разумно, стараясь проанализировать все до конца.
Взрыв в ресторане на углу улиц Кручей и Новоградской требовал тщательной подготовки. Бомбу изготовили мы с Конрадом. В это время он был более опытным в таких делах, так как уже принимал участие во многих налетах.
В небольшой комнатке Зыгмунта (Ришард Казала) на Старом Мясте из простого материала обыкновенными инструментами изготовили мы сравнительно небольшую бомбу. Корпусом служила жестяная коробка, заполненная большим количеством подковных гвоздей и обрезков железных болтов. Детонатором был кубик тротила, а взрыватель мы взяли с ручной гранаты. Сила взрывчатки, заложенной в бомбу, могла бы поднять паровоз на высоту восьми метров. Бомбу плотно обмотали проволокой, а затем аккуратно, запаковали в бумагу и обвязали веревкой.
Большое значение Конрад придавал детальному изучению района операции. Важно было установить время, когда ресторан полностью заполнялся посетителями, систему его охраны и наметить путь для отступления.
Как охранялся ресторан, установить было нетрудно. Возле входа на посту стоял эсэсовец, вооруженный карабином. По противоположной стороне улицы прохаживался полицейский с пистолетом в кобуре.
После двухдневного наблюдения установили, что к девятнадцати часам в ресторане уже не было свободных мест…
Теперь оставалось разработать способ осуществления операции. В ресторан согласно надписи на дверях вход был разрешен только в мундирах. Появление там в гражданской одежде вызвало бы подозрение часового, гостей и обслуживающего персонала. Слишком рискованно было бы пытаться проникнуть в ресторан в мундире, потому что никто из нас не знал хорошо немецкого языка. На улицах многочисленные патрули проверяли документы у военнослужащих. Нашему «эсэсовцу» грозило бы немедленное разоблачение.
В конце концов решили, что все участники операции должны быть в штатском. Бросить бомбу поручили Антеку (Антоний Шульц, погиб спустя два месяца, 22 декабря 1943 года).
После внесения некоторых поправок майором Ришардом (Болеслав Ковальский — командир Гвардии Людовой) детально разработанный план операции был утвержден командованием и одобрен Варшавским комитетом Польской рабочей партии.
Ришард и Конрад подобрали людей, хорошо знакомых с условиями борьбы в оккупированном городе, где нет линии фронта, нет тыла, нет флангов и связи. Намечен был и день проведения операции — суббота, 23 октября, 7 часов вечера.
С нетерпением ждал я этого дня, который должен был стать началом нового периода в моей жизни. Тогда я еще не знал, что он станет и началом нашей дружбы с Конрадом.
Наконец день наступил.
Я поднялся рано утром. Достал пистолет, разобрал его, тщательно вычистил, смазал, протер патроны. Затем пытался читать книгу, но не получалось. Я думал о предстоящей операции. Вспомнились слова Ришарда: «Работа должна быть хорошо подготовлена и быстро выполнена. Ничто не должно подвести вас». Я снова принялся за пистолет. Возможно, что он плохо вычищен и даст осечку в самый неподходящий момент. Еще раз разобран пистолет, еще раз вычищен. Три патрона пришлось заменить — мне показались подозрительными темные пятна на капсулах. Теперь пистолет был в таком состоянии, что я мог смело сказать: «Не подведет!» Он не подвел бы и после первой чистки, но, чтобы успокоиться, я провозился с ним долгое время.
- Предыдущая
- 7/44
- Следующая