Искатель. 1965. Выпуск №3 - Кривошеин Семен - Страница 40

— А я не педагог. Я — спасатель, — бросил на ходу Пашка.

Столовая опустела. За столом только Пашка. Да еще в окне раздаточной подперла щеку кулаком Марта Васильевна, шеф вздыхает, глядя на спасателя. Ей любы мужчины вообще, а особенно те, кто помногу ест и ростом вышел.

— Может, мясца подбросить, студент? А? — вздыхает Марта Васильевна.

Минут через тридцать Пашка уже развозил на шлюпке флажки. А вскоре шумная орава ребят, поднимая брызги, плескалась вокруг лодки. В борт вцепились чьи-то руки.

— А я веслом! — гаркнул спасатель.

Над кормой показалась мокрая мордочка Витьки Семечкина.

— Держись, переверну! — закричал Витька и навалился грудью на борт.

— Попробуй, — засмеялся Пашка, налегая на весла.

Вдруг Пашка заметил: улыбка сползла с лица мальчишки, и сквозь загар проступила серая бледность. Тихонько охнув, Витька разжал пальцы.

— Ты не тонуть ли собрался?

Пашка перегнулся через борт и ухватил Витьку под мышки. Глаза мальчика были закрыты, голова свесилась набок.

— Витька! Витька!.. Ты что? — завопил Пашка.

Он рывком втянул мальчишку в лодку. На правой Витькиной ноге через всю икру тянулась глубокая рана. По щиколотке густо стекала кровь. На секунду Пашка опешил. Затем, придерживая одной рукой безжизненно обвисшее тело, дернул что было сил якорный конец. Веревка выскочила вместе с кольцом. Разодрав подол рубахи, Пашка скатал жгут и перетянул Витькину ногу выше колена. Потом взялся за весла. Шлюпка медленно развернулась.

— Дорогу! Все на берег! Ребята, на берег!

Завизжали девчонки. Лидочка, вожатая Витькиного отряда, утопая в песке, размахивая руками, бежала к лагерю.

Испуганный начальник лагеря приказал:

— Вот что, спасатель! Бери маску и немедленно осмотри дне в купальном загоне. Только повнимательней гляди.

— Есть!

У дверей изолятора стояла заплаканная Лидочка.

— Как он? — спросил Пашка.

— Зашили.

— А я к нему.

— Что ты, туда нельзя.

Пашка взял ее под локти, поднял и отнес от двери.

— Не скучай.

Витька лежал и глядел на дверь.

— Ну, как дела, старик? — спросил Пашка и положил на подушку смятую конфету «Мишка».

— Дерет, — сказал Витька, — йодом помазали, вот и дерет.

— Как же это ты?

— Не знаю. Не заметил.

— Вспомни, Витька, как все было. А то ты на моей совести. Очень прошу, вспомни.

— А чего вспоминать-то? — упрямо твердил Витька.

— Вспоминай! Вспоминай!

Витька наморщил лоб гармошкой.

— Сперва, когда по дну бежали, я вроде на что-то скользкое наступил. Потом к шлюпке подбежал. Потом уцепился. Потом ты говоришь: «А я веслом». И тут чего-то худо мне стало, а дальше не помню.

— Совсем не помнишь?

— Ничего.

— Ну, поправляйся, — сказал Пашка.

— Ладно, — согласился Витька.

Второй час Пашка болтался в загоне, обозначенном красными флажками. Глубина — один метр. Пашкино длинное ружье для подводной охоты касается трезубцем песчаного дна. Дно ровное и очень гладкое. Резиновый загубник дыхательной трубки режет десны, маска протекает, и Пашке каждые пятнадцать минут приходится выливать из нее воду.

Под Пашкой чистый песок. Он встал на ноги. Вода доходит до пояса. Подумалось: «Хватит метаться, как амебе в каплях воды. Нужно распланировать поиск». Он сдвинул маску на лоб и стал глубоко и спокойно дышать. Дыхательная трубка съехала на ухо, на манер плотницкого карандаша. С берега девичий голос закричал: «Эгей, охотничек!» Пашка быстро натянул маску и нырнул. Отлежался на дне, потом поднялся и продул трубку. Поплыл к флажкам. Решил двигаться концентрическими кругами в пределах загона. Точно в середине надеялся закончить поиск. Но на первом же витке ему пришлось утюжить песок животом, в пяти шагах от берега глубина была сантиметров на сорок, не больше. Пашка сознавал нелепость своего положения. Спину припекало солнце, поднявшееся уже к зениту. Больше того, он чувствовал, как морская вода, пощипывая, испаряется у него на спине. Он выругался про себя, оттолкнулся ногами от песка и торпедой выплыл на более глубокий участок.

Для того чтобы пройти весь загон, потребовалось не больше часа.

В центре загона еще издали Пашка приметил что-то черное, зловещее, колышущееся от слабой волны. Он приготовил ружье и, работая одними ногами, стал осторожно приближаться.

Это были рваные сатиновые трусы. Пашка нажал спусковой крючок, ружье дрогнуло, и трезубец, воткнувшись в дно, поднял песчаное облако. Пашка, не оглядываясь, поплыл к берегу. Потом встал на ноги, стянул маску и широко зашагал по воде. Трезубец гарпуна тянулся за ним по дну на лине.

— Нашел что-нибудь? — спросила Лида.

Пашка молча кивнул. Лида и девчонки из первого отряда стали смотреть в воду, ожидая его добычу. Глаза у них горели. Пашка вышел на берег и вытянул стрелу с трусами. Девчонки захихикали. А Лида тихо спросила:

— Что же это, Паша?

— Трусы мужские. Размер сорок восемь примерно.

— Там что? — Лида показала на море.

Пашка устало пожал плечами. Подумал: «Хорошо еще, что они не знают про шлюпку».

— Я обедать.

По дороге в столовую он встретил начальника лагеря.

— Как осмотр? — спросил тот.

— Ничего не нашел. Дно чистое. Но я советую не разрешать купание, пока все не выяснится.

— Что же еще может выясниться?

— Не знаю.

Пашка доедал суп, когда в столовую вошел Алик, дружок Витьки Семечкина.

— Дядя Паша!

— Что случилось?

— Там женщина… Нога… То же самое…

— Где?

— На диком пляже, возле флажков.

— Где она?

— У нас в изоляторе.

Пашка оставил недоеденный суп и вышел из столовой. Они направились в изолятор. Пашка шагом, Алик бегом.

К раненой их не пустили. Около дверей стоял ее представительный муж в соломенной шляпе. Он был растерян.

— Ерунда какая-то. Она плавала рядом со мной. Мы, знаете, купаемся, где помельче. Вдруг говорит: «За что-то зацепила ногой..» Нет, нет, она не стояла. Там мелко, но она плыла. И тут я увидел кровь, бурое, мутное пятно в воде. — Он зябко передернул плечами. — И вот мизинец и фалангу соседнего пальца как топором!.. Понимаете, приехали отдыхать. Весь год собирались — и на тебе…

— В море ничего не заметили? — спросил Пашка.

— Где уж, — мужчина махнул рукой и снова передернул плечами, — не до того, знаете, было.

Пашка зашел к себе, взял снаряжение и гарпунное ружье.

— Дядя Паша, можно с вами? — безнадежным голосом спросил Алик.

— Можно.

— Ура-а-а!

— Будешь в шлюпке за мной грести. Справишься? — Он отлично знал, что Алик справится. Он знал, что во время тихого часа четвертый стол катается в его шлюпке. Но пацаны с четвертого стола не знали, что, загорая на диком пляже, Пашка следит за ними.

Они спустили шлюпку. Пашка надел ласты и, взбурлив воду, поплыл вдоль берега, немного мористее ограничительных флажков. Пройдя метров двести, взял еще круче в море, затем повернул обратно. Проходя мимо шлюпки, поднял голову, крикнул Алику:

— Греби туда! — и показал на море.

— К камням? — спросил Алик.

— Точно.

Камни начинались метрах в пятидесяти от берега. В воде стало темнее. Солнце уже не отражалось в светлом песке, его поглощали валуны, обросшие водорослями и усыпанные мидиями. Между камнями колыхались бесформенные массы разбитых о камни медуз. Их пригнал сюда недавний шторм. Суетились зеленухи. Из-под камней торчали тупые, как носки сапог, головы сонных бычков. В прогалинах над колышущимися полосками водорослей маленькими стадами паслись султанки. Изредка проскальзывали стайки кефали, сверху похожей на торпеды. Пашка не удержался, выстрелил. Килограммовая рыбина встрепенулась и повисла на трезубце. Пашка высунул голову из воды. Шлюпка была рядом. Он крикнул Алику и бросил добычу в шлюпку. Алик испустил торжествующий вопль. Спустя полчаса, поймав руками двух злющих крабов-краснюков и конька, Пашка подплыл к шлюпке, взобрался в нее и приказал: