Невидимые знамена (СИ) - Измайлова Кира Алиевна - Страница 55
- Предыдущая
- 55/68
- Следующая
– Не надо… не надо никого… – с трудом выговорил юноша. – Пройдет…
Точно так всегда говорил её дед, мол, просто в груди кольнуло, а потом однажды начал вот так же задыхаться, побелел… «Скорая» не успела. Шуре долго потом снились кошмары – не всякий день человек умирает у тебя на глазах! Братья быстрее опомнились, а она никак не могла забыть, и теперь…
Сколько это продлилось, Шура не знала, но, кажется, она целую вечность просидела на корточках рядом с задыхающимся непонятно от чего, покрывшимся испариной мальчишкой. Он еще губы закусывал, будто от сильной боли, но не издавал ни звука…
Но постепенно его вроде бы отпускало: на лицо вернулись краски, Ерхайн снова начал дышать ровно, а там и вовсе поднялся на ноги, хоть и придерживаясь за стену.
– Напугалась?
– Часто с тобой такое? – зло спросила Шура, досадуя и на себя – за нелепый страх, и на него – за то, что полез на такую высоту, а ведь сердечникам нельзя так напрягаться!
– Впервые, – криво усмехнулся он, ладонью вытер мокрый лоб, откинул назад черные лохмы. – Это не повторится, не смотри так. Пойдем, надо торопиться!
«Понятно, этот из тех, кто про болячки говорить не станет, – поняла она. – Пока не помрет, станет делать вид, что здоровый!»
– Ты начал говорить про отца, – напомнила Шура, помолчав. Как-то оно само собой получалось – говорить ему «ты». Ну не «выкать» же мальчишке на год себя старше, будь он хоть сто раз великим магом и владельцем огромного замка! – Он погиб?
Она старалась идти помедленнее, но Ерхайн всё ускорял и ускорял шаг.
– Да, погиб, – он шел теперь рядом с Шурой, по самому краю лестницы, и она видела, как помрачнело его лицо. – Верные люди принесли домой его тело. Мать моя в глубоком горе, она не выходит из своих покоев, а я принял власть, хотя и слишком рано…
– Ты любил отца? – сорвалось у Шуры.
– А разве бывает иначе? – с удивлением покосился на нее юноша, и она не нашлась, что ответить.
Любила ли она своего отца? Да, наверно, но только того, которого помнила по первым школьным годам, сильного и веселого, который всё знал и мог сделать что угодно, а не того, каким он стал совсем недавно – обрюзгшего, злого и вечно пьяного… И все равно бы горевала, случись с ним что, даже и с таким!
– Бывает, знаешь… – сказала она негромко, но юноша то ли не расслышал, то ли сделал вид, что не услышал.
– Пойдем, – поторопил он, – иначе не увидишь, как встает солнце над долиной Нан Кванти!
«Я уже видела однажды,» – могла бы сказать Шура, но промолчала. Просто потому, что тогда это было совсем иначе…
Ветер ударил в лицо, прохладный и чистый, с привкусом моря – он прилетел из-за Грозовых гор и теперь хвастался дальним путешествием. Дождь кончился, облака разошлись, небо было чистым и ясным. Шура задохнулась, зажмурилась от ветра и света – жемчужно-серого утреннего света…
Они стояли на вершине башни, где-то в немыслимой высоте над ними трепетали невидимые знамена Нан Кванти, окрашиваясь в цвет неба, а из-за кромки холмов медленно поднималось солнце, превращая призрачный рассвет в чистый и яркий свет нового дня, покрывая Малое море позолотой, выкрашивая кружащих в небе летящеров в алый и золотой, превращая сумрачные склоны и заснеженные вершины Грозовых гор в волшебные самоцветы, согревая озябших людей…
– Красиво? – спросил юноша, и Шура удостоверилась: он в самом деле хотел похвалиться своими владениями кому-то, кто еще не видел этой красоты. Но почему ей?
– Очень, – честно ответила она.
– Никто не устоит перед красотой Нан Кванти! – рассмеялся он. – Но ты еще не видела заката!
– А мы что, будем тут торчать до вечера? – хмуро спросила Шура. На продуваемой всеми ветрами площадке было, мягко говоря, прохладно.
– А ты против?
Не дожидаясь ответа, он вскочил на зубец башни, на самый край, раскинул руки, будто обнимая долину Нан Кванти, – рубашка вздулась пузырем на ветру. Повернулся, опасно балансируя на самом краю…
– Свалишься! – не выдержала Шура.
– Это я-то?.. – снова засмеялся он, и в тот же момент покачнулся, начал заваливаться назад, назад, прямо в ослепительное рассветное золото…
Шура даже вскрикнуть не смогла – только и видела, что тонкую выгнувшуюся фигуру на фоне утреннего неба, и знала, точно знала – она не успеет добежать и схватить за руку! А может, и к лучшему, если Ерхайн Нан Кванти разобьется, и не придется…
Что-то будто поймало юношу в объятия, покачало и упруго толкнуло обратно, на стену. Он выпрямился, спрыгнул вниз, улыбаясь.
– Тут тоже защита стоит? – спросила Шура севшим от испуга голосом.
– Нет. Здесь – нет, – ответил юноша. – Но разве ветры Нан Кванти дадут упасть своему хозяину?
Будто в ответ на его слова порыв ветра ударил ему в спину, взъерошил волосы, так что долго еще хозяин Нан Кванти отплевывался от угодивших в рот прядей! Может, ветры долины и были ему послушны, но и своенравны тоже!
– Довольно шуток, – сказал он. – Ты, верно, хочешь есть?
– Ну вроде того, – передернула плечами Шура. Если сейчас придется идти обратно…
Но идти никуда не пришлось: вот только что не было накрытого стола, и вдруг он появился! А может, всегда там был, просто она его не видела.
– Садись, – велел ей юноша, и она не заставила себя упрашивать. – И, к слову… Я знаю, тебя зовут Шурой.
– Ну да, – ответила девочка. Тайны в этом никакой не было. – А что?
– Я вел себя неприлично, не представившись девушке, – улыбнулся он. – Моё имя – Ерхайн Нан Кванти. Хотя ты уже слышала его из уст моих воинов…
«Моё имя» – значит, это настоящее, – сообразила Шура. – Тут никто не скажет «моё имя», только «меня называют так-то», и говорят прозвище. А настоящие имена вслух произносят только дураки или великие маги. Вроде Джамдира и… и вот его.»
– А вообще-то Шура – это сокращенно, – сказала она с вызовом. – А на самом деле моё имя…
– Не говори, – предостерег Ерхайн. – Ветры болтливы, подслушают и унесут на край земли, и кто знает, кому достанется твоё имя!
– А твоё? Не боишься?
– Нет, – улыбнулся он. Улыбка удивительно меняла некрасивое лицо. – Уж этого не боюсь точно.
– Ты, значит, великий маг? – Шура сама не знала, что заставляет ее сердиться. Она даже на Сашку никогда так не злилась, как на этого почти не знакомого парня!
– Может быть, стану когда-нибудь, – ответил он. – А что же ты сидишь? Ешь!
Шура с подозрением покосилась на неведомые блюда. Выглядят-то они аппетитно, но кто его знает, что туда положили!
– А почему ты вообще со мной разговариваешь? – спросила она невпопад. – В смысле, вот так разговариваешь! Ну… не как с пленной… Или я ошибаюсь?
– Не совсем, – улыбнулся Ерхайн. – Будь ты, как остальные из вашего отряда, я говорил бы с тобой иначе. Но ты не из нашего мира, и для тебя нужны другие слова. А кроме того, ты видишь невидимое, а это мало кто умеет. Вернее, могут-то это многие, только они не понимают, что именно увидели… Не знаю, как лучше объяснить.
– Что значит – вижу невидимое? – нахмурилась Шура. – Что, например?
– Ты видела знамена над моим замком? – вопросом на вопрос ответил юноша.
– Да, – ответила Шура. Она ведь правда их углядела – как будто краем глаза, но все же заметила, как трепещут на ветру широкие полотнища!
– Ну вот, – усмехнулся он. – Наверно, было что-то еще, просто ты об этом не знаешь. Люди редко задумываются над тем, что именно они видят. И не всегда понимают, что это было невидимое…
– Нет, постой! – даже привскочила Шура, припомнив. – Было! Ночью в Сиа Сонти я видела призраков! Вернее, так, все видели битву в долине, мы поэтому не смогли идти по склону, слишком страшно было… А тех видела только я… – Она нахмурилась, припоминая. – Там была девушка, рыжеволосая, со шрамом на подбородке, ее называли лэа Тойа. К ней прискакал гонец от ее отца, лэ… лэ…
– Лэ Руату, – подсказал Ерхайн.
– Точно! – обрадовалась Шура. – Гонец привез какое-то послание, я все не разобрала, что-то про армии, про то, что она должна продержаться до прихода отца. А она сказала, что чужаки не получат Сиа Сонти, пока жив хоть кто-нибудь из их рода…
- Предыдущая
- 55/68
- Следующая
