Молодые волки старого королевства - Иващенко Валерий В. - Страница 77

Задрожала в ночи невесомая нить. Затрепетала растревоженная ею звезда. Откликнулась, оторвалась от своих вековечных видений и с изумлением устаилась вниз: ну чего вам, смертные? Волшебница отдёрнула руку, оставила в покое изломанной паутиной исчёркавший ночь чертёж, вздохнула. Над нею прямо в небе великий Архимаг сотворил гороскоп всего сущего. Тянулись линии, снующие и теснящиеся от усердия бестелесные сильфиды прилежно вымеряли углы и проекции. Разноцветными звёздочками мерцали узловые точки и события.

Величественно и страшно. Хоть так, хоть этак, но всё указывало если не на скорую гибель этого мира, то на его страшные потрясения точно — такие, после которых разве что крысы и тараканы выживут… Тави огорчённо вздохнула.

– Неужели мы обречены?

Архимаг удручённо покивал. С надеждой встрепенулся было, всмотрелся в отчаянно отбивавшегося от Лунных Волков бесстрашного Лоцмана — однако нет, слабеет его звезда. Слабеет и затемняется кровавым мерцанием Первого Орка.

– Не мир, но меч… Мы сделали всё, что могли — но даже этого оказалось мало, — горько произнёс волшебник. Он еле заметно покачнулся, но всё же выпрямился. — Что ж, когда-нибудь однажды бессмертные снова прольют дождь и посеют здесь семена новой жизни. Надеюсь — те, кто будут после нас, добьются большего.

– Никогда не любила ту дурацкую легенду о золотом дожде, — привередливой кошкой фыркнула волшебница. Она брезгливо отвернулась от созерцания величественно раскинувшегося в небесах грозного знамения и бережно, ласково заключила лицо Архимага в свои прохладные ладони. И вот так, глядя в его сияющие отблесками Силы глаза, беспомощно прошептала. — А как же наша любовь? Неужели всё напрасно, и малыш, чей огонёк уже разгорается под моим сердцем — неужели он так и не увидит света? Не увидит этих звёзд и не вознесёт к ним свой первый крик?

В глазах волшебника плескалась мука, когда он отвёл взгляд. И всё же, в них не было ни капли безумия, когда рука его осторожно сняла с пальчика Тави подаренное кольцо с изумрудом и поместила его прямиком на небеса.

– Нет, чуть правее… вот если бы именно здесь и сейчас в самом деле была опорная точка… и если бы солнце мёртвых смотрело с другой стороны, да ещё и другим цветом…

Волшебница дрожала как в лихорадке. Непонятный огонь охватил её всю, и это было куда сильнее, нежели даже в иные, самые страстные ночи.

– Друг мой, ты же величайший волшебник, сделай же что-нибудь! — из последних сил выдохнула Тави. Бессильно упавшая и опустевшая без перстня ладонь её мазнула по колокольцу, и странный звон гномьей бронзы всколыхнул своей нелепостью этот обречённый на забвение мир…

Как ни странно, снизу откликнулись. Проворный служка (между прочим, ученик этот потом вырос в великого и славного волшебника) через несколько мгновений принёс священнодействующим наверху кувшин подогретого вина. Боязливо покосился на чертёж, едва не раздиравший его ауру одними только отблесками своей Силы, смешно поддёрнул штаны и тут же умчался вниз.

И наверное, не зря таки уже сейчас прочили тому мальцу великое будущее — не догадываясь ни о чём, парнишка принёс не хмельной сок красной лозы, произрастающих на тёплых холмах полуденных берегов. Нет, он принёс тот драгоценный напиток, который эльфы делают из белого сорта винограда… и Тави, налив в низкую широкую чашу парящего на морозце вина, поразилась — Луна, отразившись в маленьком зеркале, не приобрела багрового сияния пролитой крови. Напротив, светило преобразилось в золотисто-серебряное и довольно миленькое зрелище.

– Быстрей, быстрей черти по-новой, милый! — Тави, странно волнуясь, вытянула на ладони чашу и позволила отражению попасть в глаза понурившегося волшебника. — Веди новую линию жизни — через зелёную звезду нашей любви и вот эту, настоящую Луну в эльфском вине, а не небесную лгунью!

Тот вздрогнул и пошевелился. В безумии обречённого и затравленного взгляда блеснула искорка понимания.

– Так вот какую истину в вине имел в виду древний пиит… — Архимаг медленно поднял ладонь, налитую такой силой, что сейчас могла одним неверным движением стереть весь Старнбад не только с лица земли, но и из самой истории, и коснулся своего творения.

Нить судеб ныла и трепетала в пальцах, когда те отцепили её и протянули по-новой. А белая и блистательная Звезда Мореходов просияла ярче, когда прямо от неё пролегла новая тропочка — через сиятельную и замершую в ошеломлении небесную танцовщицу Аль к одиноко и скромно мерцавшей зелёной звёздочке истинной любви. Золотая каёмочка бывшего перстня придавала последней особое очарование…

– Хм, а почему бы и не пофантазировать?

Волшебник издалека, откуда-то чуть не с края небес, вытащил как раз взошедшего Лесного Колдуна, тускло светившего своими слегка будто пыльными искрами, сделал противовесом в своих вычислениях. Коснулся пальцами поверхности в чаше, протёр одиноко и испуганно болтавшуюся там луну. И не обращая никакого внимания на возмущённо трепыхнувшуюся вверху Луну настоящую, провёл главный угол через эту пропитанную винными парами негодницу.

– Хм, а получается довольно миленько, как говорит одна язвительная особа, — с усмешкой заметил он, бросив мимолётный взгляд на замершую и едва дышавшую Тави.

А вот я тебе! Но потом, после… Волшебница с замиранием сердца следила, как преображался мир. Как менялось будущее. Звёзды хоть и неохотно, но откликались. Небесный Охотник разрядил свой неистово сияющий арбалет и даже согласился развлечься пока чем-нибудь другим. При этом он так заинтересованно поглядывал на новую изумрудно-золотистую звёздочку, что тут уже и двух мнений быть не могло. А лунные волки с ворчанием оставили свою покровительницу и неохотно принялись лакать из подставленной дерзкой чародейкой чаши. Носы их брезгливо подёргивались, загривки щетинились — однако, эльфийское вино это вам не какая-нибудь наспех наколдованная кислятина.

Вот, теперь уйдите в свои норы и спите — пусть вам приснится лунный заяц. Жирненький, напитанный светом звёзд и ленивый… Архимаг устало уронил руку.

– Вот и всё.

Тави осторожно опустила уже занемевшую ладонь с вином. Чертёж в небесах неуловимо изменился. Да, по-прежнему отовсюду грозили нешутейные катаклизмы и пропащности — но теперь меж них тут и там зияли хорошо приметные щелочки, куда при известной ловкости вполне можно прошмыгнуть. А великая Кобылица кочевников, напуганная близким соседством с уже убравшимися волками, в исступлении била копытом, и из-под ударов её сыпался неистовый дождь из комет и ещё нерождённых миров.

Волшебница поднесла к губам чашу с напитком, странными, смущающими разум нитями причин и следствий связанную с небесами, и сделала первый глоток. А ничего, хорошему вину звездочётство не повредило.

– Теперь ты, друг мой, — Архимаг безропотно пригубил в этом несомненном символизме всего происходящего.

Из чаши поначалу неслышно выпорхнула золотая с синим стрекоза. Отряхиваясь и сердито жужжа, она деловито поспешила из ладоней в небеса, где уж давно её заждались бескрайние поля. Ведь любовь хоть и расцветает в сердцах горячих и неравнодушных, но зарождается она в обители богов.

Лети, маленькая гулёна — и пусть завтра всё повернётся к лучшему…

Впоследствии Лен оглядывался в прошлое и не раз погружался в глубокие раздумья. Разгульные и страшные дни и ночи, кровавая тризна — других слов он не находил, вспоминая свой путь по возвращении почти что и в родные края. Щедро орошал он чужой кровью родную землю, не жаловал чужаков. Но если кто из женщин и детей вонючих кочевников как-то ухитрялся выжить, тогда другое дело. Он отворачивался и уходил, напоследок сделав рукою многозначительный жест: прочь отсюда, и подальше.

Самое что странное, сомнения или колебания не терзали его ни в малейшей степени. Враг он и есть враг, чего с ним церемониться? Ведь именно здесь и сейчас решалось, кому владеть большим и богатым полночным островом. Зародившейся во тьме невежества цивилизации людей или орде бестолковых кочевников? Или же, быть может, этой земле суждено всегда ощущать на себе могучую поступь орков?