Хлеб и снег - Иванов Сергей Анатольевич - Страница 25

• Предыдущая
• 25/27
• Следующая

Лесник всё это время стоял на крыльце и с удовольствием наблюдал за Джулькой. Он думал, как научит щенка искать следы, как сделает из него заядлого охотника, сколько дней и ночей проведут они совсем одни в лесу. А когда Джулька окончательно вырастет, станет большим, взрослым псом, охотником, он поймёт, что его хозяин великий следопыт с твёрдой рукой и острым глазом. Об этом тоже думал старый Лесник и был спокоен и счастлив.

А Джулька продолжал носиться по снегу — осматривать, обнюхивать свои новые владения… Наконец он устал, ему захотелось домой, туда, где миска с едой, подстилка в уголке у стены и тепло, которое расползается от печки и накрывает невидимым одеялом.

Джулька, шлёпая лапами, вбежал на крыльцо. Однако дверь молчала, притворившись стеной, — она была закрыта. А сам Лесник возился у сарая.

Вот он вытащил какой-то ящик… или не ящик? Джульке эта вещь была знакома и чем-то тревожила. Поэтому он так и остался стоять на крыльце и продолжал наблюдать за хозяином.

Это была конура, которая осталась от прежней собаки. Лесник поставил её у сарая — туда, где она стояла уже много лет. Это было хорошее тихое место: справа конура была защищена домом, за спиною у неё был сарай, а слева и спереди стоял лес.

Потом Лесник сходил в дом, вынес Джулькину подстилку и миску. Джулька был очень удивлён, однако ему хотелось есть, и он потрусил за Лесником и миской. А подстилка — это он уже знал — была его «местом», как бы его домом. И вот теперь Лесник не спеша, аккуратно положил её в конуру.

Похлёбка оказалась сегодня особенно вкусной: как видно, Леснику не хотелось обижать Джульку… Да, похлёбка была вкусной, но всё-таки Джулька заметил краем глаза, что Лесник уходит в дом. А он, Джулька, остаётся здесь…

Джулька бросил есть и помчался следом за хозяином. Но Лесник обернулся через плечо и резко крикнул:

— Нельзя, Джульбарс!

«Нельзя» — это была страшная чёрная дыра. Джулька остановился, не понимая, чего хочет хозяин.

— Место, Джульбарс, место! — строго, но уже мягче произнёс Лесник.

«Место» — это была подстилка. Но ведь она в конуре… Джулька поплёлся к конуре. Ему было обидно. Но в тоже время от конуры так хорошо пахло давно знакомым — тёплым, сладким, шерстяным. От конуры пахло собакой, такой же лайкой, как Джулька и его мать. Джульке это припомнилось очень смутно — как будто даже не припомнилось.

Он залез в конуру, обнюхал там всё, вылез, доел вкусный суп, сбегал на всякий случай к двери. Дверь молчала, и Лесник не появлялся. Тогда Джулька окончательно вернулся в конуру.

Похолодало. Джулька свернулся в клубок, укрыл морду и лапы хвостом и, поглядывая одним глазом на синеющий и темнеющий снег, на уже тёмный лес, стал вспоминать, что, кажется, была когда-то такая же вот конура… нет, не такая, но очень похожая, и был ещё кто-то. Кажется, Лесник… Нет, не Лесник… А кто же?

Джулька уснул, и во сне вспомнил, кто был с ним в конуре: ему приснилась большая добрая собака — его мать. Но маленькие щенки никогда не помнят своих снов. И, проснувшись под утро, Джулька уже окончательно уверился, что тогда, давным-давно, в самом начале жизни, в той похожей конуре с ним был Лесник… А кто же ещё-то?..

Прошла неделя. Джулька вполне освоился с новым жильём и с новыми своими владениями. Как мы уже знаем, дом Лесника стоял на большой поляне, окружённый высоким и молчаливым лесом. Конечно, лес этот не был дремучим: ветер приносил сюда скачущий отзвук далёких поездов, по воскресеньям здесь мелькали свитера лыжников. Но у Джульки была короткая память, и по вечерам — особенно по вечерам! — в тёмной чаще кустов ему то и дело виделись враги. Джулька медленно пятился к крыльцу, шерсть у него на загривке сама собою вставала дыбом, и он начинал рычать, стараясь изо всей силы, чтоб его рык вышел побасовитей.

— Ну и Джулька! — удивлялся старый Лесник. — Ну и молодец! Чует!

А Джулька, ободрённый похвалой, начинал громко брехать, и сейчас же в ответ ему начинало браниться эхо. Леснику это скоро надоедало, и он говорил с укоризной:

— Ну, Джуля, хватит, не будь пустомелей…

Гавкнув ещё раз пять, Джулька замолкал, тотчас замолкал и его невидимый противник. Джульку это очень удивляло. А кругом воцарялась такая тишина, что, казалось, было слышно, как стоят деревья, укрытые снегом.

С тех пор как Джулька родился на свет, была всё зима и зима — то ясно и морозно, то шипела и завывала метель. И Джулька уже поверил, что на свете только и может быть снег да холод. Но вот в середине февраля вдруг грянула затяжная оттепель. Джульке к тому времени уже минуло три месяца, и он многое научился понимать и подмечать.

Первые два дня мокрыми волнами накатывался южный ветер. Цепляя верхушки сторожевых сосен, над лесом и над домом шли рыхлые тучи. Леснику нездоровилось, да и Джульке было как-то не по себе. У него тоскливо ныло сердце, и всё казалось, что случилась какая-то беда.

Но вышло наоборот! Утром третьего дня вдруг засияло такое весеннее солнце — просто на удивление! Выйдя на крылечко, старый Лесник сдвинул на затылок шапку, с удовольствием пыхнул своей коротенькой трубочкой и сказал:

— Ну, Джулька, дожили! Весна не за горами!

Джулька не понял, конечно, что сказал Лесник, но догадался, что теперь уж всё будет в порядке.

А кругом творилось невероятное. Снег, сперва неистово блестевший под солнцем, отяжелел, стал матовый и не рассыпался ледяной трухой, как обычно, а продавливался под лапами большими неровными пластами. И при этом он скрипел. Бегать по такому снегу было непросто. Очень скоро Джулька упарился. Да и вообще на дворе была настоящая теплынь, почти как в доме Лесника, но только просторнее и веселей.

В следующие два дня всё было то же. И хотя по утрам снег лежал, остеклённый хрупким настом, уже к полудню с дома летели вразнобой крупные капели, а снег старел, темнел чуть ли не на глазах и оседал. С высоких елей то и дело рушились огромные шапки, оставляя за собой хвосты сверкающей пыли и качание ветвей.

Прекрасный этот праздник продолжался почти целую неделю. Потом зима опять вошла в силу, сухой снег засыпал следы оттепели, а мороз что есть силы кусал Джульке нос и язык. И всё-таки Джулька помнил о том солнечном островке в огромном море зимы, помнил и надеялся побывать там хотя бы ещё раз.

А дни шли за днями. И каждый новый день был всё солнечней. Кончился февраль. Ветры завели длинную песню, как оно обычно случается в марте. А морозы куда-то девались, и только по ночам нет-нет да и заползали в конуру. Но это уж было не страшно! А значит, и жить Джульке становилось всё проще и веселей. К тому же у него теперь появились кое-какие охотничьи дела. На опушке, у самого леса, объявились мыши. Там и здесь в снегу виднелись ходы в их норы. А всё кругом было исчерчено незаметными для глаза, но остро пахнущими мышиными тропами. Джулька с наслаждением вынюхивал эти места, но как поймать мышь, он не знал. Он нетерпеливо совал нос в норку. Мыши там не было. Но вдруг она выскакивала из совсем другого входа, бежала по насту, словно коричневый дрожащий шарик, и потом снова проваливалась под снег. А Джульке не хватало ловкости сразу броситься за мышью. И когда он подскакивал, мыши уже и след простыл!..

Джулька пробовал караулить, притаившись у самых норок. Но мыши, наверное, замечали из-под снега его тень. Ведь Джулька был по сравнению с ними настоящим слоном!

Только однажды ему повезло. Из норы, совсем близкой, неосмотрительно выскочил какой-то глуповатый мышонок. Джулька успел прыгнуть и цапнул мышонка за хвост. Огромное охотничье счастье тут же обрушилось на Джульку. Но это самое счастье и погубило всё дело! Джулька от радости сильно сжал челюсти, мышонок рванулся и тут же исчез в норке. А во рту у Джульки остался обрывок мышиного хвоста. Минуту Джулька стоял в растерянности. Потом он решил съесть хоть этот обрывок. Но хвост был удивительно невкусным. И тогда Джулька задвигал языком, затряс мордой и выплюнул свою жалкую добычу на снег… Больше мышами Джулька не интересовался. Всё-таки мыши — это не дело для охотничьей собаки!

• Предыдущая
• 25/27
• Следующая