Зимняя девочка - Иванов Сергей Анатольевич - Страница 5

• Предыдущая
• 5/9
• Следующая

Плача, Таня выбежала на улицу…

Эти дни она все думала, как поступить с книжкой, с этими «Душами». Может, просто сказать Вадиму: я все знаю? Но теперь решила совсем другое — раз не стать ей обычной, то пусть будет так!

Она остановилась посреди улицы. Про нее сейчас легко могли бы подумать, что она самая обычная плачущая второклассница, и принялись бы жалеть. Но от перекрестка до перекрестка Таня Зайцева стояла абсолютно одна, и некому было ее утешить. Ладно! Всхлипнув последний раз, она стала слушать, в какой стороне раздается невнятный говор героев, спрятавшихся под обложкой украденной книги… Услышала. И пошла в ту сторону.

Вдруг она подумала: «Может, я колдунья?..» Но не верилось ей, что колдунья — хотя бы и семи лет от роду — может не знать, где живет ее вожатый. Понимаете, есть на свете вещи, про которые, даже особенно не задумываясь, обязательно скажешь: так не бывает.

Наконец Таня вошла во двор, где звук голосов из книжки раздавался особенно ясно. Пожалуй, двор этот был Тане знаком. Она заглядывала сюда, когда ходила с ребятами за макулатурой… Подняла голову — шестой этаж. И форточка приоткрыта.

Теперь она поняла, что легко может взлететь туда. Раньше ей казалось, что обязательно нужна метелица, но теперь она поняла, что может это в любую погоду. И сказала себе: «Ну, лети!» Однако не полетела, как уже не летала много раз… «Неужели я опять забоялась?.. Нет, не в том дело». Таня чувствовала: что-то мешает ей. Оглянулась вокруг — внимательно, медленно. Вроде все свои: деревья, снег, дома… И, не раздумывая больше, решив, что она просто трусиха, Таня взлетела!.. Казалось, она это делала всю жизнь… Главное, правильно подпрыгнуть!

Она летела, а может, лучше сказать, плыла. Так ныряльщики плывут со дна к поверхности моря.

И вдруг Таня услышала крик — он догнал ее снизу. И, не оборачиваясь, Таня знала, что это кричал, что это с огромным удивлением смотрел ей вслед Гришка.

Но уже некогда было пугаться. Таня подлетела к самой форточке, на мгновение изогнулась и вытянулась, словно облако сигаретного дыма перед вентилятором. Потом опять стала собой и тихо опустилась в той самой комнате, перед тем самым столом и перед той самой книгой, которую она уже видела однажды — когда строгая учительница прикрикнула на нее: «Зайцева, дальше!»

Лежавшая на диване Пеструха подняла голову. Хотела зевнуть, но не зевнула, решив остаться строгой. С другой стороны, она же видела, что перед ней Таня.

— Ты чего сюда? — спросила собака. — Мне охранять не надо?

У Тани было такое непонятное какое-то чувство, ведь она одновременно и обманывала и не обманывала… Взяла книгу:

— На, понюхай. Это не его.

— И не твоя!

— А я отнесу куда надо… Что ж, ты мне не веришь?

Тут они услышали шум внизу… Таня, пока объяснялась с Пеструхой, забыла про Гришку, про двор, про то, как ей отсюда выходить. Но сейчас, и очень быстро, она все вспомнила. Со страхом глянула в окно, чуть тронув головой занавеску. Двое мальчишек дрались, а еще трое смотрели, как это обычно бывает. Один был высокий, уверенный, и дрался он несерьезно. А другой был так себе, что называется шплинт, и он старался, как на первенстве мира по боксу.

Это дрались Гришка и Вадим. Гришка дрался и кричал: «Уходи! Уходи!» А Вадим как будто не слышал его. Он отмахивался, чуть не смеясь: «Да сам ты уходи, дубина!»

Но пока Вадим это говорил, Гришка изловчился, стукнул его по глазу. Таня, хотя и не дралась никогда, сразу почувствовала, как больно сейчас Вадиму. С этой секунды он тоже стал драться по-настоящему — чтобы избить. Раз, два, три! И Гришке уже ничего не оставалось — только закрыть лицо скрещенными руками. Лишь иногда он опускал руки, чтобы крикнуть: «Уходи!» А Вадим ловил момент и успевал стукнуть его — то в нос, то по скуле.

«Господи, что же я молчу?!» — догадалась наконец Таня. И крикнула:

— Я ушла!

Гришка сразу упал на истоптанный снег. Вадим замахнулся ударить его ногой, но не ударил, плюнул презрительно прямо на одетую в пальто Гришкину спину и пошел к своему подъезду.

Тотчас Таня бросилась к выходу… Во второй комнате на стуле небрежно висела знакомая ей красная куртка. Когда-то, в начале первого класса, они ходили на экскурсию в лес, и Вадим был с ними… в этой куртке… Он так интересно рассказывал про птиц и про деревья — кто из них кого любит, а кого недолюбливает. У куртки неловко завернулись рукава, и было ясно, что ей больно. Какое-то время Таня помогала ей. Потом еще сколько-то провозилась у входной двери. Наконец открыла защелку — снизу уже подползал лифт.

И тогда она бросилась по лестнице. Притаилась на следующей площадке и, стараясь не дышать, слушала, как громко и сердито дышит Вадим…

Только вышла из парадного…

— Эй!

Она стояла совсем беззащитная, прижимая книжку к груди.

— Да не буду я отнимать! — Гришка попробовал усмехнуться. (Но когда губы разбиты, это получается довольно-таки плохо.) — Бери ее себе.

От волнения и страха Таня ничего не могла ответить. Только сумела помотать головой.

— Кончай… Знаешь, сколько она стоит?!

Таня опять ничего ему не сказала. Прошла мимо, уже не опасаясь, что он вырвет книгу.

Пасмурный ноябрьский денек стоял в ожидании вечера. Огромная церковь впереди, как говорят, самая большая в Москве, бледно светилась сквозь хмурь синим, белым и золотым. А за церковью, еще немного пройдешь, — высокая ограда, и там в глубине, среди деревьев, стоит двухэтажный дом — старинный, с большими старинными окнами, со старинным балконом, сделанным из черных чугунных кружев. И название у дома старинное: особняк. В нем как раз и есть библиотека имени Пушкина.

Перед тяжелой железной калиткой Таня остановилась.

— Ладно, хватит тебе, — сказал Гришка. — Не ходи!

Она снова ему не ответила. Стояла и смотрела на дом, который ей очень нравился своей старинной красотой. Только было видно, что он очень устал. Но если б ему сделали ремонт, он бы сразу вздохнул с облегчением, смог бы отдыхать по ночам, а не стоять, сжавшись из последних сил, как ему приходилось теперь.

«Жалко, что я здесь никогда не бывала», — подумала Таня. И вдруг — словно совсем ни с того ни с сего: «Жалко, что я здесь никогда больше не буду!»

Сразу сердце у нее заболело. Так, наверное, болит у бабушки, когда в квартире начинает пахнуть валокордином. И Таня крикнула себе: «Нет, буду, нет, буду!» — тоже вроде лекарства. И скорее пошла к дому, в то же время стараясь поздороваться с каждым деревом. Сзади она слышала Гришкины торопливые и нерешительные шаги: боялся. А все-таки шел!

Таня вбежала на крыльцо, быстро оглянулась:

— Дальше не ходи.

Открыла дверь — тяжелую, на упрямой пружине. Но стоило с нею потягаться: перед Таней была прямая белая лестница. И в конце ее, наверху, как вельможа или даже как сам царь, стояло неподвижно огромное, с полу до потолка, ясное зеркало в черной раме. Хотелось пройти эту лестницу не спеша, словно ты — Снежная Королева… От этой мысли Таня почему-то вздрогнула и через ступеньку помчалась по лестнице — как в школе, когда опаздываешь из буфета на урок.

Так она и влетела в читальный зал, лишь тенью мелькнув в прекрасном зеркале. И сразу оказалась перед деревянным барьерчиком, за которым стояла женщина с тонкими накрашенными губами и взглядом, который как примагнитится к тебе, так не вырвешься. И еще было понятно, что она курит.

— Я нашла книгу. — Таня положила «Мертвые души» на конторку.

Женщина хотела сказать, что сюда не входят в верхней одежде… Да и ноги, наверное, эта девочка забыла выте… Но увидела книгу!

— Где же ты нашла ее?!

«А зачем ей — где?» И ответила:

— В сквере, там, возле церкви.

Женщина нервно и бережно полистала книгу. А взглядом ни на миг не отпускала Танины глаза.

— Видишь ли… Тут нет следов ни дождя, ни снега.

• Предыдущая
• 5/9
• Следующая