Зимняя девочка - Иванов Сергей Анатольевич - Страница 1

• 1/9
• Следующая

Проснешься — и не знаешь: то ли еще ночь, то ли уже утро, — так бывает поздней осенью. Таня лежала в кромешной темноте и смотрела туда, где было окно, сейчас почти неотличимое от стены.

Незаметно для себя она к чему-то прислушивалась, что-то надеялась услышать — какой-то тихий звон, что ли?.. И наконец услышала его. И почувствовала себя легкой-легкой… «Сейчас выскользну из-под одеяла, к форточке подплыву, и…»

И тут поняла, почему такой легкой кажется себе, и почему может слышать тихий звон, какого никогда и нигде не бывает, и почему ветер, что шевелит занавеску, так прохладен и чист, как в большом городе случается один раз за все триста шестьдесят пять ночей. Дело было в том, что несколько минут назад на Москву стал падать первый в этом году снег.

Не в силах больше пролежать и секунды, Таня встала, открыла балконную дверь, босыми ногами ступила на каменный пол, на воздушный, толщиною в две снежинки, белый коврик. Обняла плечи руками и стояла так — в одной только ситцевой ночной рубашке.

Снег летел реденький, несмелый. Тихо дышащий ветер поддувал его в Танину сторону. И было так хорошо кругом, так тихо, так свободно и честно! Все, кто не спал, слушали и ловили с Таней этот снег: деревья, молчаливые сейчас дома, легковой автомобиль, голос которого донесся с какой-то далекой улицы…

— Танечка!

В темноте Таня увидела бледную фигуру.

— Я же не простужусь, бабушка, — сказала она тихо.

— Да я знаю, — ответила почти невидимая бабушка. — Боязно мне… Закрой, пожалуйста, дует очень.

Таня сама не знала, почему она так любила холод. В ванной всегда открывала самую ледяную воду. Бабушка говорила:

— Ты у меня оттого и такая худенькая.

А Таня что ей могла ответить? Только плечами пожать да улыбнуться.

И со снегом у нее были особые отношения. Если по радио объявят: «Местами снег», то можно спорить, что у Таниного дома он будет обязательно. Снеговая туча все московское небо переплывет из конца в конец, а над их улицей встанет на дыбы, как кузов самосвала… Это могло бы считаться сказкой, если б не было правдой.

Снег, лежащий на земле, Таня жалела, как многие жалеют палую листву. А радовалась она снегу летящему! Казалось ей, когда метель тебе навстречу, когда ветер, наполненный снежинками, то можно и полететь. Но не по-птичьи, а как бы поплыть… Вы во сне летали? Значит, поймете, на что это было похоже. Только Таня никогда не могла решиться. Вроде бы чего тут решаться-то? Подпрыгни, и все. Вот и ветер подходящий… Но вдруг да правда полетишь?..

Однажды в первый снег с Таней случилось самое страшное, что только случалось с ней в жизни. И самое счастливое. Да, так вот странно слилось.

Это было давно — больше полжизни назад: сейчас Тане семь, а в то ноябрьское утро было три.

И она почти не помнит тот свой страх. И помнить не хочет! Но и не может забыть… Как она бежит сквозь снег в одном платьице белом. И белые волосы путаются на ветру.

Да, вот представьте себе: по скверу с угольными, застывшими на холоде деревьями в реке летящего снега бежит девочка. Глаза ей застят слезы. Что она бежит — куда или от кого, — она не знает. Но ей отчего-то страшно, и потому кажется, что она потерялась.

— Бабушка! — кричит она. — Бабушка-а!

И вдруг какая-то пожилая женщина, которая шла по скверу, грустно улетя мыслями далеко в другой город, далеко в другой год… Вдруг эта женщина испуганно обернулась:

— Таня!

И подхватила девочку — почти уже падающую. Как только могла скоро, побежала домой — хорошо, близко жила.

А прохожие оглядывались на эту очень странную пожилую женщину с очень странной маленькой девочкой на руках:

— Да разве можно так выпускать ребенка?.. И родители хороши: оставлять девочку на какую-то сумасшедшую старуху!

И дальше все в том же роде.

А женщина в ответ лишь повторяла:

— Извините, извините…

Потому что ведь прохожие-то были правы… И в то же время совсем не правы: женщина впервые в жизни видела эту девочку. И вовсе не знала, что ее зовут Таня. Имя это просто вырвалось случайно. Она очень хотела иметь дочь. И назвать ее именно Таней. Но какая уж там дочь в ее возрасте, с ее одиночеством. Судьба поступает далеко не всегда так, как нам хотелось бы, — в этом, к сожалению, вы сами еще не раз убедитесь.

Сейчас женщина ни на что не надеялась в своей жизни. И когда она подхватила на руки бегущую девочку, она тоже, конечно, ни на что не надеялась. Лишь нечаянно выкрикнула: «Таня!»

Она принесла девочку домой — как же оставишь ребенка в одном платьице да на холоде? И стала немедленно писать объявления, что нашлась девочка с такими-то и такими-то приметами…

— Тебя как зовут?

— Меня?.. Да ведь Таня же!

Несколько мгновений женщина смотрела на нее сама не своя… Знаете, так бывает во сне: все очень похоже на обычную жизнь, а потом раз — и проснешься…

Однако девочка сидела напротив и не спеша ела апельсин.

— Ты чья, Танечка?

— Твоя.

«Ну что взять с трехлетнего ребенка? Еще скажи спасибо, что не плачет…» — Так она себе говорила, а сердце билось, билось!

Однако взяла листки объявлений, клей, кисточку, поплотнее прикрыла дверь на кухню, чтобы, не дай бог, маленькая Таня не открыла газ.

Она клеила объявления на стенках и деревьях — где позаметней. А последний листок, так получилось, она приклеила на дверях отделения милиции… Потом отыскала кабинет участкового своего, Валерия Сидоровича Винокурова. А тот, человек ко всему привыкший, хорошо, говорит, постараемся обнаружить родителей.

Прошла неделя, потом месяц. Девочку никто не искал! И она давно уже звала нашедшую ее женщину бабушкой. А для бабушки (давайте и мы теперь будем так ее называть) каждый новый день становился все большей мукой: ведь когда-никогда, но должны были объявиться Танины родные!

И вот однажды утром действительно раздался звонок — Валерий Сидорович Винокуров!

Он вошел… Он, кстати, был человек такой очень обстоятельный. Вытер ноги, подождал, пока нос и щеки оттают с мороза.

— Нашлись? — спросила бабушка.

Не спеша капитан Винокуров развел руками. И это могло значить что угодно. Бабушка от муки и волнения заплакала.

— Да вы не плачьте, — сказал Винокуров задумчиво, — мы ее заберем. Определим, как положено, в детский дом…

Дальше не стоит рассказывать. Бабушка принялась хлопотать, и ей разрешили удочерить Таню. Вообще это дело довольно долгое: кому попало ребенка ведь не дадут! Но тут все сладилось удивительно быстро. Словно кто помогал! И они зажили — внучка и бабушка. Тогда-то и записали Таню, как трехлетнюю. А по правде никто не знал, сколько ей лет, неизвестно откуда явившемуся найденышу.

К середине дня первый в этом году снег перестал. Но не растаял! Праздничными ленточками бежал по карнизам домов. А на крышах лежал целыми полянами. И машины гоняли по городу в снежных тюбетейках. Да, снег умирать не собирался. Но Таня чувствовала всем сердцем: растает он, пропадет в черных лужах. И любила его за это особенно сильно — потому что жалела.

Ее послали за хлебом. День клонился к закату, небо над Москвой розовело. И в то же время на самой своей глубине оно оставалось голубым и зимним — родным. Таня шла запрокинув голову. Редкие прохожие были добры и не толкали ее.

Итак, взглядом и всею душой Таня жила на небесах… Вдруг с ней поздоровались — непонятным таким, хрипловатым голосом:

— Приветик!

Женщина в пенсне, толстый спортсмен с новенькими горными лыжами на плече… Таня посмотрела на них… Но слишком хорошо она знала, кто с нею поздоровался: возле булочной стояла собака, привязанная к водосточной трубе.

Они были старые знакомые. Таня когда-то звала ее Огонек. Собака была очень хорошая, лохматенькая, послушная, пестрая — белая с черным… Почему же тогда Огонек? А у нее сквозь густую шерсть виднелись не то черные, не то коричневые, но очень блестящие глаза. Таня и подумала: как огоньки. И получилось собачье имя.

• 1/9
• Следующая