Близнецы и Сгоревший Замок - Иванов Сергей Анатольевич - Страница 30
- Предыдущая
- 30/45
- Следующая
Глава XXXIII
Под деревом в метель
Все-таки этот вечер удалось кое-как дожить. Во многом и потому, что Олежка пребывал в сладких воспоминаниях, о свидании со своей золотой и серебряной Лидой. Ольге это было слегка обидно-, однако очень слегка. В самом деле, как левая рука может обижаться на правую, если правая, например, держит букет цветов, а левая — нет?! Так подумала Ольга на самом краешке сна. И потом провалилась в эту медовую, мягчайшую пропасть. И ничего плохого этой ночью ей не снилось. Как и, можно сказать, всегда…
— Ну? Ты ему ничего не говорила?!
Лида и Ольга сидели в школьном кафе за отдельным столиком, кругом веселился народ, отмучившийся после занятий… Да, конечно, здесь все было в курортном режиме. Но, что там ни говори, а уроки есть уроки, и учителя есть учителя, поэтому разрядка все равно необходима!
Ольга ничего не ответила на Лидии вопрос, лишь внимательно, пытливо, как раньше писали
в книжках, смотрела на свою… подругу. И без этих многоточий теперь уж не обойтись!
— Ну что ты на меня смотришь? — сказала Лида почти сердито. — Неужели думаешь, я просто так это сделала? Неужели ты не догадываешься, что на это у меня были самые крутые причины!
Оля ничего не успела ответить после такой, можно сказать, атаки, а Лида вдруг поднялась:
— Идем отсюда! Здесь все на меня смотрят! Идем на улицу!
Хотя там была настоящая метель, это напоминал о своем скором приходе февраль — кривые дороги. Однако Ольга не стала спорить, поднялась из-за уютного столика.
Они вышли на школьный двор, миновали заснеженный, сейчас очень тихий, очень безлюдный парк, который был частью Острова, выбрали скамейку — самую дальнюю, можно сказать глухую, стоящую в углу у стены.
— Садись, не бойся, я недолго! — сказала Лида, словно собиралась Ольгу в чем-то обвинять.
А сама говорила долго! И они в результате здорово промерзли. Но обе не заметили этого.
Нам можно рассказывать это не так подробно, не передавать каждое Лидино слово и каждую ее слезу, которых, кстати, было пролито немало… Итак, вот эта история.
Живет девочка, горя себе не знает. И даже более того — имеет все, чего только пожелает ее душа. И на Канарских островах она от простуды лечится, и на горных лыжах покататься может во Французских Альпах (есть такие замечательные горы, а в них еще более замечательные и очень дорогие курорты), и… Да господи боже мой, хочешь — заведем тебе тигренка? И завели бы, если б вовремя не поняли, что это довольно-таки опасное дело.
Я не к тому это пишу, что «девочку баловали». Были бы у наших родителей такие же возможности, как у господина Берестова, они, наверное, давали бы нам то же самое. Я к тому только, что, когда человек буквально утопает во всем прекрасном и замечательном, ему отчего-то хочется… какой-нибудь гадости.
Что-то подобное произошло и с Лидой. Все было у нее: и лучшие книги, и лучшие фильмы, и в Москву на премьеру в Центральный детский театр на папином самолете. И так далее и тому подобное. Но вдруг, необъяснимым образом обведя вокруг пальца бдительных охранников, она стремительно познакомилась с Димкой Стариковым… господином Стариканди. Стремительно еще и в том смысле, что дико стремилась к этому!
По своему обычаю, Лида не говорила, кто она такая. Гуляла со Стариканди, а когда ей надо было поцеловаться, отправляла Пашу в другой конец сквера или улицы,
А Стариков, кстати, тоже был непростой человек: звезда — пусть и местного значения, но звезда! Приятно быть подружкой атамана, уж вы поверьте. Приятно крутить судьбами твоих неожиданно появившихся подчиненных, приятно и даже дико приятно рискнуть. Причем не папиными долларами, полученными на карманные расходы, а собственной жизнью! Хотя бы ее частью… А как это? А, например, пойти к поезду Барнаул — Москва, встретить «одного делового пацана» и взять у него некий пакет.
— А там что? — спрашивала Лида.
— А тебе обязательно это ущучивать? — зло и весело щерился Стариканди.
— Обязательно!
— Там соломка.
— Что?..
— Темная ты, куколка. Соломка — это наркота! Так тебя устроит?.. Это без вариантов колония! И очень даже возможно: менты за ним секут… — опять ощерился.
Была у Стариканди такая манера: вместо улыбки поднимать правую часть верхней губы, словно он хотел показать, какой там у него клык.
— Ну что, сделаешь или..? — И далее он употреблял словечко, которое в другом обществе считалось бы отвратительным.
Оно и было отвратительным. Однако только обжигало томительно, покалывало, покусывало изнутри. Лиде становилось противно и… приятно.
Там было много всего, много всяких «деталей», и она некоторые Ольге рассказала, а некоторые не стала. Потому что гадкие вещи рассказывать тяжело, хоть они и кажутся поначалу вроде как героическими.
И однажды наступает вдруг момент, когда ты совершенно отчетливо понимаешь: это все дрянь, грязь, отрава. Не словами понимаешь, а самой душой. И у тебя — непреодолимое желание вырваться.
Только это удается далеко не всем. Большинству девчонок из той Лидиной компании просто деваться было некуда: они в этом живут с самого, можно сказать, детства. Да у них иной раз дома еще хуже, чем в той компании. Здесь хоть тебя кто-то вроде бы любит. А дома — никто! И такие девчонки, конечно, — остаются.
Но у Лиды-то, слава богу, было куда уйти, было чем от них защититься. Она их, в сущности, не боялась. Она в них просто играла. И вот однажды, когда новизна и острота прошли, когда Лида увидела, что это такое на самом деле, она решила, как там выражались, «резко отвалить».
Однажды просто не явилась на встречу со Стариковым, перестала ходить в места его, так сказать, обитания… К тому времени Стариканди уже знал, кто такая Лида Берестова. Но одно дело — знать, другое дело — в ее крепость проникнуть. Лида на это именно и рассчитывала.
Стариканди, понятное дело, позвонил, Лида ответила, что занята, что у нее много теперь работы по школе, что она поступила в более сильный класс. Все это было полным враньем. Но ведь так всегда поступают воспитанные девочки, когда хотят дать своим кавалерам знать, что они решили «начать новую жизнь».
Сперва Димка так и среагировал — вроде бы расстроился, типа: не знал, что делать, и бегал по стеночкам с горя. Однако это на Лиду нисколько не подействовало. И Стариков будто бы отстал, поняв безнадежность своего положения.
Но вдруг недели через две после того, как Лида «отшила» его в мягкой товарищеской форме, Стариканди позвонил снова:
— Надо встретиться, королева, — сказал он каким-то новым, чужим голосом.
Непонятно почему, но Лида вдруг испугалась. Правда, сумела переназначить встречу на якобы более удобное ей время: чтоб Стариканди не догадался, что она дергается. А сама в это время дергалась и проклинала себя, зачем было оттягивать свидание на лишние три часа нервотрепки.
Наконец они встретились. Чтобы Стариканди не совался с объятиями и прочим, Лида пригласила его в свой джип — по случаю якобы ветреной погоды. Там не только был верный Паша за рулем, но и сама она чувствовала себя намного уверенней, а Димка… да он, может быть, никогда в жизни столько «манишек» не заработает, чтобы поиметь такой кар.
Стариканди попробовал ее вынуть на свежий воздух под каким-то предлогом, но Лида холодно объявила, что у нее насморк.
— Смотри не пролети на своей игре, — сказал Стариканди тихо.
Он вынул из бокового кармана куртки… пачку фотографий. Вернее, Лида лишь догадалась, что это фотографии, потому что пачка вся лежала вверх обратной стороной. Вопросительно, со своей клыкастой усмешкой посмотрел на Лиду:
— Хочешь прикол покнокать? — И, не дожидаясь ответа, перевернул фотографию, лежавшую в стопке первой.
Лида увидела себя сидящей на коленях у Стариканди с довольно-таки глупой улыбкой. Она точно не помнила, но, возможно, это было в тот раз, когда кто-то там принес упаковку баночного пива. И она — первый раз в жизни по-настоящему — пила… выпила. Может быть, не так уж и много, всего две маленьких баночки. Но для нее это была доза!
- Предыдущая
- 30/45
- Следующая