Еще один шанс... - Злотников Роман Валерьевич - Страница 58

• Предыдущая
• 58/79
• Следующая

– Это мы басурмана внутрь заманивать будем, – пояснил Тимофею сотский той сотни, к которой приписали его класс, Меркушин. – Эвон цельну зиму эти хоромины ладили, столько народишку нагнали – ажно повернуться негде было.

Тимофей молча кивнул, но вопросы остались. Как его заманить-то? С какой стати басурман вообще на Елец пойдет, а не стороной его обойдет да на Москву не двинется? А если даже и подойдет к Ельцу – зачем ему всей силой в ловушку стен лезть? Влезет тысяча-другая… ну ладно, ну пусть десять влезет, обнаружит, что тут что-то не так, да на том и все. Пусть они все десять тысячи положат, что немало, конечно, но дальше-то что? Почитай, все войско здесь собрано, под Ельцом и Одоевом, а все остальные города и уезды – открыты. А ведь татары всегда широкой сетью идут, полон имают. Да даже ежели они этого своего поражения испужаются и обратно в степь побегут, это ж сколько народу они уже захватят, сколько городов, деревень и острожков пожгут. Тем более что городовые стрельцы с первой засечной линии, из Царева-Борисова, Белгорода, Валуйков, Оскола и острожков вокруг них, тоже все сюда согнаны. Эвон сумрачные ходят, поскольку велено им было свои родимые дома и хозяйство бросить и бежать к Ельцу. И хотя каждому объявлено царем за нажитое по пяти рублев серебром возмещения, все одно по сю пору ворчат. Ну да кому радостно на пепелище возвращаться-то?..

Однако через неделю стало ясно, что крымчаки отчего-то прут прямо сюда. Да так, будто им в Ельце медом намазано. Причем так прут, что даже бросили имать полон и пошли ходом. Первые разъезды появились у города три дни назад и были отогнаны ружейной пальбой. Ворота, конечно, никто восстанавливать не думал, но перед ними поставили гуляй-город, посадив туда два московских стрелецких приказа да установив два десятка пушек – чеглики либо ползмеи и полуторные пищали[46]. И только вчерась Тимофею наконец стало известно, почему оно так все случается.

Сначала он встретил своего знакомца, десятского теперь уже царева холопского полка. Тот, как выяснилось давно, еще при знакомстве во время учебы в школе, неплохо помнил по прежней своей службе и его отца, и дядьку Козьму. Он прибыл в Елец в составе конвоя, сопровождавшего всего одну телегу, которую подогнали к самой большой домине и сразу же выставили крепкий караул.

– Ой, дядька Панкрат, и вы здесь?

– Тимофей, – расплылся тот в улыбке, обнимая старого знакомого, – а чегой-то ты не в школе?

Тимофей развел руками:

– Так все ужо, дядька Панкрат, закончилась школа-то. Теперь я царев поместный воин.

– То добро, – кивнул десятский. – А как там твой дядька Козьма?

– Помер Козьма, – тихо ответил Тимофей, стягивая с головы шапку, – зимой помер.

Десятский тоже стянул с головы свой шлем, помолчал, а потом тихо сказал:

– Ну да вечная ему память, и да будет ему земля пухом. Добрый был вой, честный, стойкий. Слава богу, тебя уже в силе, наследником батюшкиным повидать успел. Будет ему что бате там рассказать… А ты где тут обитаешь-то? А то идем к нам, нас тут целая сотня.

Тимофей рассмеялся:

– Так и нас тут, дядька Панкрат, целая сотня. Почитай, весь выпуск. К стрелецким сотням приписаны. Как стрелки добрые. Велено, как басурмане полезут, в первую голову мурз выцеливать…

– Во-от оно что, – протянул десятский, – ну так и ладно, стрелки вы все добрые, справитесь.

– Вот только я одного не понимаю, дядька: с чего бы это татарам сюда переться? Чего им тут, в Ельце, медом намазано? Нет, задумка с воротами – понятная, в такую крепость, как Елец, сразу за стены ворваться – шибко соблазнительно, но сколько их сюда полезет-то?

Десятский покровительственно похлопал его по плечу:

– Да все полезут, можешь не сомневаться. Уж я тебя в том могу уверить.

– Да отчего ж? – удивился Тимофей.

– А вот этого, парень, я тебе сказать не могу, уж извини.

Тимофей окинул дядьку Панкрата цепким взглядом и медленно кивнул. Вот оно как… знать, все не так просто. Ну да скоро, видать, все узнаем. Он примирительно улыбнулся:

– Ну нельзя так нельзя. Сам знаешь, дядька Панкрат, нам, что такое тайна, ведомо. – И, решив не продолжать эту тему, задал вопрос, который тоже был ему зело любопытен: – А не скажешь ты тогда, чего это ваши ту телегу, что поставили у дальней и самой большой домины, в коей цельный московский стрелецкий приказ сидит, зело охраняют?

Дядька Панкрат расплылся в усмешке, будто Тимофей его чем-то вельми порадовал, но ответил точно так же, как и на первый его вопрос:

– И этого тоже, парень, я тебе сказать не могу.

На том и расстались. А уже совсем поздно вечером к нему прибежал Аникей. Они отошли в сторонку.

– Чего это ты такой мокрый весь? – поинтересовался у земляка Тимофей.

– А-а, да гренады весь вечер наверх стены таскали.

– Чего? – не понял Тимофей.

– Гренады. Ну бомбы такие, чтобы руками швырять, – пояснил Аникей.

– Руками? – удивился Тимофей.

– Ага, – кивнул Аникей. – Поджигаешь фитиль да швыряешь. А она на землю падает и, как фитиль догорит, взрывается и чугунными осколками всех вокруг сечет. Да ладно с ними, а вот я знаешь что тебе скажу… – Он сторожко огляделся и, придвинувшись к Тимофею, тихо спросил: – А знаешь, отчего крымчаки к Ельцу зело прут?

– Отчего ж?

Аникей приблизил свои губы к его уху и прошептал:

– А они думают, будто в Ельце вся казна царская схоронена.

Тимофей удивленно округлил глаза. И чего бы это? Откуда такой дикий слух пошел?

– То им люди, верные царю-батюшке, нарочно сказывали, – пояснил Аникей. – Которые с царева холопского полка. Первый еще под Изюмской, сказывают, сам им в руки отдался. Нарочно на охромевшего коня сел да и татарскому разъезду попался. И там сказывал, что на Руси по весне совсем неустроение приключилось. Многих городов разорение. Супротив царя-батюшки шибкое волнение. Потому царь-батюшка и решил казну схоронить в надежном месте. А поскольку из-за великого неустроения у него верных войск немного оказалось, он городовых стрельцов с Царева-Борисова, Белгорода и Оскола снял.

Тимофей понимающе кивнул. А ведь верно, крымчаки же, застав Царев-Борисов и остальные города и острожки покинутыми, чего подумают? Что все верно им пленник баял. Да и люди царевых посольств, что в Крыму и Истамбуле османском, тако ж всю зиму баяли. Кто ж послу верить будет, ежели все его люди совсем другое бают? Потому-то они к Ельцу скорей и кинулись. И тут Тимофей понял идею молодого государя и невольно восхитился. Ох и хитер царь-батюшка, ох и умен…

– Да только то еще не все, – продолжал между тем Аникей. – Потому как два дни назад еще трое верных людей крымскому разъезду нарочно попались. Уже с сумами, полными серебра. Баяли мне, рублей по десять счетом у каждого было. И должны они были говорить, что сбегли из Ельца, где действительно вся казна царская хранится, а в самом Ельце тоже неустроение случилось. Да такое, что даже ворота пожгли. – Аникей покачал головой. – Так что завтра надобно ждать басурман…

– Да откуда тебе все это известно-то? – удивленно спросил Тимофей.

– Да неужто ты не знаешь, что мне завсегда все известно становится? – рассмеялся Аникей.

И это была чистая правда. Еще в школе он все всегда узнавал первым. Даже то, что от них зачастую было тщательно скрываемо. Уж такая у него была натура…

И седни все было так, как Аникей и сказал, – татары были здесь.

Через обращенные наружу бойницы донесся заунывный многоголосый вой. Сотский осторожно выглянул наружу:

– Эвон пеши полезли. Да много…

Глухо бухнули пушки гуляй-города, а через пару вздохов им вторил еще десяток пушек, установленных на стене рядом с вроде как сгоревшими воротами.

– Ну что там? – вновь завел свою песню Бузыка.

Сотский не стал его одергивать. В этаком шуме и вое вряд ли кто чего услышать сумел бы… В этот момент грянул дружный, слитный, знатный залп.

– Эх, славно грянули, – одобрительно отозвался сотский. – Видать, обоими приказами разом. Ой как басурманам тяжко пришлось…

• Предыдущая
• 58/79
• Следующая