Тень Гегемона - Кард Орсон Скотт - Страница 44

• Предыдущая
• 44/78
• Следующая

— Следующий шаг, — ответил Ахилл. — Шаг настолько очевидный, что я просто был ошеломлен, когда вы его не сделали.

— Так это будет рецензия на мою книгу? — спросил Вахаби, но при этом чуть улыбнулся, снимая враждебную интонацию.

— Вы снова и снова демонстрируете великие достижения индийского народа и показываете, как они затмеваются, поглощаются, игнорируются, отвергаются. Цивилизацию Индии трактуют как аутсайдера в команде Месопотамии и Египта и даже более позднего Китая. Арийские завоеватели принесли с собой язык и религию, которые навязали народу Индии. Потом Моголы, англичане, каждые со своим наслоением верований и институтов. Я должен вам сказать, что к вашей книге относятся с большим уважением в самых высших кругах индийского правительства — за беспристрастность, с которой вы рассматриваете религии, принесенные в Индию захватчиками.

Петра понимала, что это не пустая лесть. Для пакистанского ученого, особенно имеющего политические амбиции, написать историю субконтинента, не превознося ислам и не проклиная индуизм как религию примитивную и разрушительную, — смелый поступок.

Вахаби поднял руку:

— Это я написал как ученый. Теперь же я голос моего народа. Надеюсь, моя книга не призвала вас к донкихотскому подвигу воссоединения Индии. Пакистан решительно намерен сохранить чистоту веры.

— Прошу вас, не надо поспешных заключений, — попросил Ахилл. — Я с вами согласен, что воссоединение невозможно. Тем более что этот термин неверен. Иидуисты и мусульмане никогда не были едины, разве что под пятой угнетателя, так как же они могут быть воссоединены?

Вахаби только кивнул, ожидая продолжения.

— Но что чувствуется в вашей работе повсюду, — заговорил дальше Ахилл, — это глубокое чувство величия, свойственного индийскому народу. Отсюда вышли великие религии. Здесь рождались великие мыслители, переменившие мир. И все же уже двести лет, когда говорят о великих державах, Индия и Пакистан не входят в этот список. И никогда не входили. И это вас гневит, и это вас печалит.

— Печалит более, чем гневит, — заметил Вахаби, — но я все же старик, и страсти у меня утихли.

— Китаю стоит забряцать оружием, и мир задрожит, а на Индию еле глянут. Исламский мир трепещет, когда Ирак, или Турция, или Иран, или Египет сделают какой-нибудь демарш, а Пакистан, имеющий столь доблестную историю, никогда не считался лидером. Почему?

— Если бы я знал ответ, — сказал Вахаби, — я бы написал другую книгу.

— В далеком прошлом было тому много причин, — продолжал Ахилл, — но сейчас все они свелись к одной. Народ Индостана никогда не мог действовать совместно.

— Опять разговор о единении, — произнес Вахаби.

— Отнюдь, — возразил Ахилл. — Пакистан не может занять место лидера в мусульманском мире, потому что стоит ему поглядеть на запад, за спиной у него раздаются тяжелые шаги Индии. Индия же не может стать лидером на востоке, потому что над ней нависает угроза Пакистана.

Общий язык предоставлял Ахиллу свободу выбора местоимений, и Петра восхитилась тем, как это было сделано: Индия — «она», Пакистан — «он».

— Дух Божий куда больше свойствен Индии и Пакистану, чем любой другой стране. Не случайно именно здесь великие религии рождались или достигали высочайшей чистоты. Но Пакистан не дает Индии стать великой на востоке, а Индия препятствует величию Пакистана на западе.

— Верно, но неразрешимо, — согласился Вахаби.

— Это не так, — возразил Ахилл. — Позвольте мне напомнить вам один эпизод из истории, всего за несколько лет до создания Пакистана как государства. В Европе противостояли друг другу две великие державы: сталинская Россия и гитлеровская Германия. Оба вождя были монстрами. Но они видели, что вражда приковала их друг к другу. Никто ничего не мог сделать, пока другой грозил напасть при малейшей возможности.

— И вы сравниваете Индию и Пакистан с Гитлером и Сталиным?

— Ни в коем случае, — твердо ответил Ахилл, — потому что пока что Индия и Пакистан проявляют куда меньше здравого смысла и самообладания, чем эти два монстра.

Вахаби обернулся к помощнику.

— Как обычно, Индия нашла новый способ нас оскорбить.

Помощник встал, чтобы помочь Вахаби подняться.

— Сэр, я считал вас человеком мудрым, — сказал Ахилл. — Никто здесь не видит вашего жеста. Никто никогда не процитирует то, что я сказал. Вы ничего не потеряете, выслушав меня, и потеряете все, уйдя сейчас.

Петра застыла от таких резких слов. Не слишком ли далеко зашел этот подход «прямота вместо лести»? Любой нормальный человек извинился бы за неуместное сравнение с Гитлером и Сталиным, но не Ахилл. Что ж, на этот раз он точно зашел слишком далеко. Если провалится эта встреча, вся его стратегия обратится в нуль. Напряжение, в котором он пребывал, заставило его оступиться.

Вахаби не сел.

— Говорите, что у вас есть сказать, и покороче.

— Гитлер и Сталин послали на переговоры своих министров иностранных дел, Риббентропа и Молотова, и те, несмотря на страшные обвинения, которые друг на друга возводили, подписали пакт о ненападении и разделили между собой Польшу. Да, примерно через два года Гитлер нарушил пакт, что привело к гибели миллионов людей и в конце концов к краху Гитлера, но к вашей ситуации это не относится, поскольку, в отличие от Гитлера и Сталина, вы и Чапекар люди чести — вы принадлежите к народу Индии и верно служите Богу.

— Сказать, что Чапекар и я верно служим Богу — это кощунство по отношению к одному из нас, если не к обоим, — заметил Вахаби.

— Бог любит эту землю, Он дал величие индийцам, — произнес Ахилл с такой страстью, что Петра поверила бы в искренность его слов, если бы не знала его лучше. — Неужто вы думаете, что это по воле Бога Пакистан и Индия остаются во тьме и слабости, и только потому, что Индия еще не пробудилась к исполнению воли Аллаха?

— Мне не интересно, что говорят атеисты и безумцы о воле Аллаха.

«Это ты молодец», — подумала Петра.

— И мне тоже, — ответил Ахилл. — Но я скажу вам одно: если бы вы с Чапекаром подписали соглашение не о единстве, но о ненападении, вы могли бы поделить между собой Азию. И если пройдут десятилетия и между двумя великими государствами Индостана будет мир, разве не станут индуисты гордиться мусульманами, а мусульмане — индуистами? Разве не может тогда случиться так, что индуисты прислушаются к учению Корана, уже не книге своего заклятого врага, а книге собратьев по Индостану, вместе с Индией руководящими всей Азией? Если вам не нравится пример Гитлера и Сталина, посмотрите на Испанию и Португалию, честолюбивые государства колонизаторов, деливших между собой Пиренейский полуостров. Расположенная западнее Португалия была меньше и слабее, но она открыла человечеству моря. Испания послала одного исследователя, да и тот итальянец, — но он открыл новый мир.

И снова Петра увидела, как работает тонкая лесть. Не сказав этого прямо, Ахилл уподобил Португалию — страну меньшую, но более храбрую — Пакистану, а страну, победившую лишь благодаря слепому случаю, — Индии.

— Они могли затеять войну и уничтожить друг друга или ослабить безнадежно. Но вместо этого они послушали Папу, который провел на земле черту и все, что было на запад от нее, отдал Португалии, а все, что на восток, — Испании. Джафар Вахаби, проведите на земле эту черту. Объявите, что не начнете войну против великого народа Индостана, еще не услышавшего слова Аллаха, но покажете всему миру сияющий пример чистоты Пакистана. Тем временем Тикал Чапекар объединит Восточную Азию под водительством Индии, чего эти народы давно уже хотят. А потом, в тот счастливый день, когда индуисты придут к Книге, ислам в мгновение ока распространится от Нью-Дели до Ханоя.

Вахаби медленно сел.

Ахилл замолчал.

Петра знала, что его дерзость увенчалась успехом.

— До Ханоя, — медленно повторил Вахаби. — Почему не до Пекина?

— Когда мусульмане Пакистана станут стражами священного города, в тот день индуисты могут помыслить о том, чтобы войти в запретный город.

• Предыдущая
• 44/78
• Следующая