Театр Теней - Кард Орсон Скотт - Страница 25

• Предыдущая
• 25/66
• Следующая

– Где это было? – спросила Петра. – Где он ее убил? Можешь показать?

Он подумал пару минут, потом подошел к воде между причалами. Нашлось свободное место, где среди лодок, кораблей и барж видна была вода великого Рейна, бегущая к Северному морю.

– Какая мощь, – сказала Петра.

– Ты о чем?

– Река – такая мощная. И все же люди смогли построить все это вдоль ее берегов. Эту гавань. Сильна природа, но человеческий разум сильнее.

– Кроме тех случаев, когда это не так.

– Он отдал ее тело реке? – спросила Петра.

– Он выбросил ее в воду.

– Но Ахилл видел это по-другому. Отдать ее реке – он это романтизировал.

– Он ее задушил, – сказал Боб. – И мне все равно, что он думал в этот момент или потом. Он поцеловал ее и задушил.

– Но ты же не видел, как он ее убивал, надеюсь!

Слишком было бы ужасно, если бы Боб до сих пор хранил в памяти этот образ.

– Я видел поцелуй, – сказал Боб. – И был слишком эгоистичен и глуп, чтобы понять, что он значит.

Петра вспомнила поцелуй, полученный от Ахилла, и вздрогнула.

– Ты подумал то же, что подумал бы всякий, – сказала она. – Что его поцелуй значит то же, что и мой.

И она поцеловала Боба.

Он ответил на поцелуй – жадно.

Но когда поцелуй закончился, лицо его снова стало задумчивым.

– Я бы отказался от всего, что сделал в жизни с тех пор, – сказал он, – если бы только мог вернуть эту минуту.

– Как? Ты думаешь, ты мог бы с ним справиться? Ты забыл, какой ты тогда был маленький?

– Если бы я был здесь, если бы он знал, что я смотрю, он бы не стал этого делать. Ахилл никогда не рискует разоблачением, если можно без этого обойтись.

– Или он бы и тебя убил.

– Обоих нас сразу он бы убить не мог – с его хромой ногой. Стоило бы ему заняться одним, другой бы поднял крик и побежал за помощью.

– Или дал бы ему по голове кирпичом.

– Ну, Недотепа могла бы, я в те времена кирпич не поднял бы на высоту его головы. А уронить камень ему на ногу – этого вряд ли хватило бы.

Они еще постояли у причала, потом пошли обратно в больницу.

Охранник был на месте, в мире все было в порядке.

Все. Боб вернулся в места своего детства и не очень плакал, не отвернулся, не убежал.

Или так казалось Петре, пока они не вышли из больницы и не вернулись в гостиницу, и он лежал в кровати, будто задыхаясь, и тут Петра поняла, что он всхлипывает. Сухо, без слез, трясясь всем телом.

Она легла рядом и обнимала его, пока он не заснул.

Волеску настолько хорошо разыграл комедию, что Петра временами думала, нет ли у него действительно теста для проверки эмбрионов. Но нет, это был спектакль – просто он был достаточно умен, достаточно знал свое дело, чтобы спектакль был убедительным, реалистичным настолько, чтобы обмануть окружающих, пусть и весьма умных, профанов. Даже специалист по оплодотворению купился. Наверное, Волеску представил свой тест подобным тому, что делают врачи для определения пола ребенка или серьезных генетических дефектов.

Или доктор тоже знал отлично, что все это липа, но ничего не говорил, потому что «улучшатели» играют в ту же игру, притворяясь, что ловят дефекты, которые на самом деле выявлены быть не могут. Они ничем не рискуют: когда липа всплывет, родители уже будут сильно привязаны к ребенку, а даже если нет, как они пойдут в суд с жалобой на то, что плохо выполнена запрещенная процедура отбора по спортивным талантам или интеллекту? Может, все эти бутики с заказными младенцами гонят липу.

Единственное, почему не обманулась сама Петра, – потому что наблюдала не за процессом, а за самим Волеску, и к концу видела, что он слишком спокоен. Он знал, что никакие его действия ничего не меняют. Ничего не стояло на карте, тесты были пустышкой.

Эмбрионов было девять. Волеску сделал вид, что у троих обнаружил ключ Антона. Он пытался отдать контейнеры ассистенту для уничтожения, но Боб настоял, чтобы их отдали доктору.

– Я не хочу, чтобы кто-нибудь из этих эмбрионов случайно стал младенцем, – пояснил он с улыбкой.

Но для Петры они уже были младенцами, и ей было больно смотреть, как под наблюдением Боба всех трех спустили в раковину, контейнеры промыли, чтобы наверняка ни один эмбрион не выжил в случайно оставшейся капле.

Я это придумала, сказала себе Петра. Судя по всему, эти контейнеры вообще не содержали эмбрионов. Зачем было бы Волеску ими жертвовать, когда ему надо было всего лишь солгать и сказать, что в этих трех контейнерах – эмбрионы с ключом Антона?

Убедив себя таким образом, что ни один из ее детей не пострадал, она поблагодарила Волеску за помощь, потом они с Бобом дождались его ухода до того, как приступать к следующим операциям. Волеску не вынес из комнаты ничего такого, что туда не приносил.

После этого на глазах у Петры и Боба оставшиеся шесть эмбрионов были заморожены, контейнеры помечены и спрятаны так, чтобы никто к ним не имел доступа.

Утром перед имплантацией они оба проснулись с рассветом, слишком взвинченные, чтобы спать. Петра лежала и читала, пытаясь успокоиться, Боб сел к столу и стал смотреть почту и бродить по сети.

Но он тоже не мог отвлечься от предстоящей процедуры.

– Дорого обойдется, – сказал он, – держать охрану у тех, что сегодня мы не имплантируем.

Она знала, к чему он клонит.

– Ты знаешь, что надо будет держать их замороженными, пока не выяснится, что с первым имплантированным все в порядке. Это не навсегда.

Боб кивнул:

– Но я, как ты знаешь, не идиот. Я отлично понимаю, что ты хочешь сохранить все и имплантировать их по очереди, чтобы завести столько моих детей, сколько получится.

– Конечно, – согласилась Петра. – Что, если наш первенец будет таким же мерзким типом, как Питер Виггин?

– Невозможно, – ответил Боб. – У моего ребенка может быть только ангельский характер.

– Согласна, но почему-то я об этом подумала.

– Так что эту охрану придется держать годами.

– А зачем? – спросила Петра. – Никому не нужны оставшиеся дети. Мы уничтожили тех, у кого был ключ Антона.

– Это мы знаем. И все равно это дети двоих человек из джиша Эндера. Даже без моего дефекта они будут стоить того, чтобы их украсть.

– Но они еще много лет не будут представлять никакой ценности.

– Не так уж много, – возразил Боб. – сколько нам с тобой было? Даже сейчас – сколько нам? Полно есть людей, которые захотят прибрать к рукам этих детей, вложить сколько-то лет в обучение и приставить их к работе. Играть в игры и выигрывать войны.

– Я никогда не дам никому из них ничего похожего на военное обучение, – твердо сказала Петра.

– Ты не сможешь им помешать.

– У нас хватает денег, спасибо Граффу за выбитые для нас пенсии. Я постараюсь, чтобы охрана была надежной.

– Я не про то. Ты не сможешь помешать детям стремиться к военной службе.

И он был прав. При тестировании в Боевой школе проверялась склонность ребенка к командованию, к боевому соревнованию. К войне. Боб и Петра показали, насколько в них самих сильна эта страсть. Вряд ли их ребенок будет счастлив, даже не попробовав военной жизни.

– По крайней мере, – не сдавалась Петра, – им не придется уничтожать инопланетных захватчиков еще до своих пятнадцати лет.

Но Боб не слушал. Вдруг он напрягся, читая какое-то сообщение на экране.

– Что там? – спросила она.

– Думаю, это Горячий Супчик.

Она подошла посмотреть.

Письмо прошло через анонимную службу, от азиатского провайдера с названием «Таинственный восток». Тема была такая: «никак не ботвинья». То есть не холодный суп – значит, Горячий Супчик. Так прозвали в Боевой школе Ханя Цзы, который тоже был членом команды Эндера и сейчас, как предполагалось, был серьезно задействован в Китае на стратегическом уровне.

Письмо от него к Бобу, до недавнего времени командующему силами Гегемона, было бы высшей степенью предательства. Послание было вручено незнакомцу на китайской улице – наверное, туристу с европейской или африканской внешностью. А понять его содержание было нетрудно:

• Предыдущая
• 25/66
• Следующая