Люди на краю пустыни - Кард Орсон Скотт - Страница 45
- Предыдущая
- 45/79
- Следующая
У Дивера было достаточно времени, чтобы обо всем этом поразмыслить, так как секретарь очень долго хранил молчание. Он только сидел и рассматривал Тули. На его очень чистом и незагорелом лице не было и намека на какие-либо эмоции. Затем он посмотрел на Дивера. Он не стал задавать вопросов, но Дивер и без слов понял, что от него хотят услышать.
— Я конный рейнджер, — сказал Дивер, — они подобрали меня на дороге. Мне нужно позвонить в Моаб.
Конный рейнджер — горожане их презирали, но, по-крайней мере, они понимали, что им нужно.
— Вы можете туда войти и позвонить, — секретарь показал на пустой кабинет. — Шериф выехал по вызову.
Дивер прошел в кабинет и сел за письменный стол. Он был старинной работы, возможно, один из тех, что он сам привозил еще в те дни, когда работал в отделе по спасению имущества. С тех пор не прошло и десяти лет.
Ему не удалось сразу же соединиться с оператором — линия была занята. Ожидая, когда она освободится, Дивер слышал, что происходит в соседней комнате.
— Вот лицензия нашей семьи на коммерческую деятельность, выданная в Зарахемле, — говорил Тули. — Если вы найдете нас в базе данных по коммерческой деятельности...
— Заполните эти бланки, — оборвал его секретарь.
— Но у нас есть лицензия государства Дезерет, сэр, — возразил ему Тули. Он говорил по-прежнему вежливо и робко.
Ответа не последовало. Подавшись вперед, Дивер увидел, что Тули сидит, заполняя бланки. Дивер понял, почему он это делает, все правильно — чтобы уладить дело, нужно было уступить. Так секретарь доказал, что он здесь главный. Так он поставил этих бродячих комедиантов на место и дал понять, что у них здесь нет никаких прав. Поэтому Тули придется заполнять бланки, но как только он уйдет, секретарь заглянет в базу данных о коммерческой деятельности, найдет там их лицензию и порвет бланки. А может быть, он просмотрит каждую строчку бланков, чтобы найти в них несоответствия или ошибки и тем самым получить основания вышвырнуть труппу из Хэтчвилла. Это было бы несправедливо. Ведь у семейства Аалей хватало забот и без этого стриженого, чистенького лизоблюда, который сидел в кабинете мэра.
На какое-то мгновение Дивера ослепил гнев, точно такой же, как тот, что он испытал сегодня утром, когда Маршалл, положив руку ему на плечо, назвал его сынком. Его руки задрожали, и он стал нервно переминаться, словно собрался пуститься в пляс или начать биться в судорогах. Или ударить этого дорвавшегося до власти ублюдка прямо в лицо и сломать ему нос, пустить ему кровь так, чтобы он весь выпачкался в собственной крови, размазать ее по его волосам и одежде. Тогда в следующий раз он не будет поступать так дурно, поскольку пятна на его рубашке напомнят ему о том, что не надо доводить людей до ручки, иначе однажды их терпению придет конец, и они покажут тебе, чего стоит вся твоя власть...
Но вскоре Дивер обуздал свой гнев и успокоился. Вокруг было полно таких вот доморощенных скотов, выполняющих административную работу на добровольных началах, и этот секретарь был еще не самым худшим из них. Тули правильно сделал, что смирился и дал этому гаду ощутить собственную значимость. Он позволил ему одержать победу сейчас, чтобы потом его семья одержала более крупную победу. Потому что когда они уедут из этого города, Аали так и останутся собой, они по-прежнему будут единой семьей, тогда как этот секретарь лишится всякой власти над ними. Возможность уехать в любой момент, когда пожелаешь — вот что такое настоящая свобода. Она была понятна Диверу, поскольку только такой свободой он обладал и только ее всегда желал.
Он наконец дозвонился до оператора, представился ему и сказал, с кем он хочет поговорить и почему. Оператор, как всегда в таких случаях, с помощью компьютера убедился в том, что Дивер на самом деле конный рейнджер и поэтому имеет право на неограниченное количество звонков в региональную штаб-квартиру, расположенную в Моабе. После этого он наконец соединил его с Моабом. Там трубку взял постоянный диспетчер Мич.
— Взял соскобы? — спросил Мич.
— Да.
— Молодец, Возвращайся.
— Как скоро?
— Не так скоро, чтобы платить за скорость. Воспользуйся попуткой. И не спеши.
— Два-три дня тебя устроят?
— Тебе некуда спешить. Если не считать того, что у меня здесь лежит бумага, в которой тебе разрешают подать заявление о приеме в состав всадников Ройала.
— Какого черта ты сразу мне об этом не сказал, жопа с ручкой!? — крикнул Дивер в трубку. Он целых три года находился в предварительном списке.
— Просто я не хотел, чтобы ты сразу же обмочился от радости, — сказал Мич. — И учти, это всего лишь разрешение подать заявление.
Как мог Дивер объяснить ему, что он не надеялся получить даже это разрешение? Он был уверен в том, что его вычеркнут, как немормона, которых и близко не подпускали к приличным рабочим местам.
— Кстати, Тиг, тут у меня набралось человек пять ребят, которые спрашивают, не передашь ли ты им свое право подать заявление. Они весьма настойчиво просят об этом.
Отписать свое место в очереди тому, кто занимает более удаленное место в списке, было делом вполне законным. Но брать за это деньги было преступлением. И все же, поскольку предварительный список претендентов на место всадника сопровождения был довольно длинным, то в нем всегда находилось несколько человек, которые вовсе не хотели подавать заявление, а записались только для того, чтобы продать свое место и заработать немного денег. Дивер понимал, что если он согласится и Мич скажет ему имена этих «настойчивых» претендентов, то он сразу же начнет получать от них всякие посулы и услуги. Но тогда он лишится своего права подать заявление.
— Нет, Мич, спасибо.
В дверях появился секретарь. Его лицо выражало негодование.
— Секундочку, — сказал Дивер и прикрыл рукой трубку. — Что случилось?
— Вы что, не знаете законов общественных приличий? — спросил секретарь.
Какое-то мгновение Дивер не мог сообразить, о чем он говорит. Неужто секретарь услышал намек Мича на продажу права подать заявление? Нет — секретарь говорил лишь о законах общественных приличий. Дивер попытался вспомнить, что он говорил по телефону. Должно быть, он слишком громко сказал «какого черта». И хотя выражение «жопа с ручкой» не входило в список нецензурных слов, оно, тем не менее, вполне легко попадало под формулировку «другие грубые или распутные выражения или жесты».
— Я сожалею об этом, — сказал он.
— Я надеюсь, вы очень об этом сожалеете.
— Да, — он изо всех сил постарался говорить так же робко, как прежде говорил Тули. Сейчас это было особенно трудно, поскольку буквально за минуту до этого он был готов громко расхохотаться от радости — ведь ему разрешили подать заявление! Но Дивер подумал, что секретарю не слишком понравится, если он сейчас расхохочется. — Очень сожалею, сэр, — и это обращение он произнес, вспомнив, что его использовал Тули.
— Потому что мы в Хэтчвилле не из тех, кто закрывает глаза на порок.
«Ну да, вы в Хэтчвилле даже не справляете малую нужду, а терпите, пока не загнетесь». Но Дивер не сказал это вслух, а только посмотрел на секретаря как можно спокойнее. Затем чиновник, отягощенный тяжелым бременем добродетели, отправился к своему столу.
Не хватало Диверу накануне подачи заявления попасть под арест за нарушение законов об общественных приличиях.
— Ты еще не положил трубку, Мич?
— Уже занес ее над рычагом.
— Я приеду через два дня. Я захватил свое седло.
— Ну ты крут!
— Круче некуда.
— Есть куда.
— Ладно, до встречи, Мич.
— Отдай свои сведения об эрозии аналитику, хорошо?
— Понял, — ответил Дивер и положил трубку.
Секретарь без особой охоты объяснил ему, где находится кабинет аналитика. Но аналитик, конечно, не стал передавать эти сведения, он сделал это ночью, причем по той же самой телефонной линии, по которой днем велись разговоры. Но он ввел данные в компьютер. Несмотря на то, что сведения, записанные Дивером, уместились в тонкий блокнот, аналитик, похоже, воспринял свалившуюся на него работу без особого восторга.
- Предыдущая
- 45/79
- Следующая
