Разборка по-кремлевски - Зверев Сергей Иванович - Страница 4
- Предыдущая
- 4/12
- Следующая
– Василий Прокофьевич, вы бы себе приличную снасть купили! – с улыбкой укорил спиннингист.
– Зачем? – хмыкнул тот. – Мне же много не надо. На обед для меня и моего кота хватит. А все эти новомодные воблеры, силиконовые насадки и катушки – баловство одно. Вот, помню, до войны на Васильевском мы корюшку тягали только самодельными удилищами. Орешник, конский волос, самодельный поплавок из гусиного пера и свинцовый грузок из автомобильного аккумулятора. Только крючок был покупной. Тогда и бамбуковые удочки считались редкостью...
– Ну что – на сегодня хватит? – сложив спиннинг, мужчина в штормовке уселся на корме.
– Да, Клим, надо бы и позавтракать. Да и погода что-то портится, – Василий Прокофьевич смотал снасти и, достав из воды тяжелый садок с трепещущей серебристой рыбой, кивнул: – К берегу!
Спустя полчаса рыбаки сидели во дворе небольшого скромного домика. Василий Прокофьевич разводил костер, Клим чистил рыбу.
– Ты смотри! – хмыкнул он, извлекая из нутра щуки несколько мелких щурят. – Своих ест.
– Это потому, что в детстве не нарвалась на более крупного хищника. Ей бы объяснили, что так делать нельзя, – пошутил старик.
Клим взял пятнистую зеленую щуку под жабры, взвешивая на вытянутой руке.
– Килограммов на пять. А то и на пять с половиной. Настоящий пахан местных вод!
– У нас на Васильевском в конце тридцатых тоже был местный пахан, на Менделеевской линии жил. Уголовник прожженный, карманы в трамваях резал, из «Крестов» не вылазил. Так его свои же шавки в блокаду и съели, когда этот урка ослаб окончательно, – морщины на лбу старика сложились в изломанные линии. – Так оно всегда бывает. Пока пахан силен и помнит о всех возможных угрозах – его уважают. Когда он забывает о собственной безопасности и всецело доверяет окружению – обязательно жди беды.
Уху готовили тройную – как и положено по классическим рыбацким канонам. Сперва в кипяток загрузили мелких потрошеных окуньков и ершей, завернутых в марлю, чтобы костистая рыба не разварилась. Затем в котелок бросили плотвичек и подлещиков. И лишь после того, как в как кипящую воду опустили картофель, морковь и все положенные специи и коренья, наступал черед крупной рыбы – рубленых на куски судака, щуки и жереха. Вскоре уха вовсю распространяла волшебные ароматы.
Клим извлек карманные часы на длинной цепочке и отщелкнул крышку с выгравированной надписью.
– Ровно через сорок минут надо обязательно добавить пятьдесят граммов водки. Меня этому на Дону местные рыбаки еще в семьдесят девятом научили.
– Дай-ка еще раз на часы взглянуть, – попросил Василий Прокофьевич. – Когда это он тебе их подарил?
– Три года назад.
– А за что?
– Да по дружбе, – ответил спиннингист равнодушно. – Там написано.
И действительно – на серебряной крышке было выведено ровным каллиграфическим рондо: «Другу детства Климу Бондареву от президента Российской Федерации на добрую память о Васильевском и не только о нем».
– Хотел было мне свои наручные подарить, по спецзаказу сделанные. Да я отказался, – прокомментировал Клим Бондарев. – Не могу на правой руке носить, как это он любит. А в его часах заводная головка с левой стороны.
– У каждого свои странности, – взяв деревянную ложку, Василий Прокофьевич помешал варево в казанке. – Кто-то часы на правой руке носит... Кто-то от всех этих воблеров-шмоблеров без ума... Вместо того, чтобы, как все люди, нормальной бамбуковой удочкой ловить!..
– ...кто-то почтовых голубей разводит!.. – беззлобно подначил Бондарев.
Увлечение почтовыми голубями Василий Прокофьевич пронес через всю жизнь – разве что рыбалка могла сравниться с этой страстью. Наверное, не было в Василеостровском районе Санкт-Петербурга большего голубятника, чем он. Голубятня, стоявшая в одном из дворов Большого Проспекта, была такой же достопримечательностью района, как Кунсткамера, Университет, Биржа или часовня Ксении Петербургской на Смоленке. Клим Бондарев, знавший голубятника с детства, не раз помогал ему в редком и благородном увлечении...
– Ну, почтовые голуби – это святое! – посерьезнел старик, пробуя горячую уху. – Ты же сам знаешь! Я и друзьям депеши посылаю, когда на рыбалке зависаю, и родственникам... Даже с этой дачи!
– Ну какие голуби могут быть в наше время? Интернет, мобильная и спутниковая связь – все это куда быстрее!
– Быстрее – не значит надежней! – серьезно опроверг Василий Прокофьевич. – Да и мобильного роуминга в этом районе почти нет... Наверное, ты знаешь историю про барона Ротшильда... Именно почтовому голубю он и обязан всеми своими богатствами. Благодаря голубиной связи он первым в Париже узнал о поражении Наполеона при Ватерлоо, что и позволило ему рискнуть на бирже... И сказочно озолотиться! – добавив в уху щепоть соли, старик напомнил: – Кстати, а те почтовые, которых я тебе весной подарил... Как они у тебя в Коломне? Живы?
– Коломна – это у нас в Питере. А московский район, где я иногда живу, называется Коломенское, – улыбнулся Бондарев.
– Да что там ваша Москва? Огромная хаотичная деревня! – как и все коренные петербуржцы, старик не очень-то жаловал столицу.
Клим пропустил едкое замечание мимо ушей.
– Все нормально, живы-здоровы ваши питомцы. Занимаюсь ими по науке. Как вы меня в детстве учили!
– Занимайся, занимайся... – улыбнулся Василий Прокофьевич. – Авось когда-нибудь и пригодятся! Кстати, а когда ты в отъезде... Кто голубями занимается?
– Пацанов из соседнего дома прошу.
– Не угробят?
– Уже и сами увлеклись. Просили – мол, дядя Клим, если будет возможность – подарите нам парочку на развод! Ну что – уха вроде бы готова? – скрутив с бутыли латунную пробку, Бондарев нацедил в мензурку пятьдесят граммов водки и аккуратно влил в кипящую уху. – Ровно через пять минут снимаем с огня.
– Выпивать под ушицу будем? – поинтересовался старик, глядя искоса.
Выпить перед едой он любил. Любил и в перерывах между едой, и после нее тоже.
– Я с утра не пью.
– Ты и по вечерам не так часто выпиваешь... как некоторые, – кивнул Василий Прокофьевич.
– Работа, – отстраненно прокомментировал Бондарев. – Можно выпивать до работы, после работы, даже на работе... Но только не вместо работы!
– Ты же типа как на пенсии! – напомнил голубятник. – Как там у вас выслуга шла... Год за три, кажется? Или ты... опять в свои «органы» поступил?
Клим не успел ответить – совсем рядом послышался звук автомобильного двигателя, и из-за кустарника медленно выплыл черный мерседосовский джип «гелендваген» с российским триколором на номере и двухцветной проблесковой мигалкой на крыше.
Джип, неуловимо напоминающий люксовый катафалк, ехал по берегу медленно и вальяжно, покачиваясь на ухабах.
– Не по твою душу? – спросил Василий Прокофьевич, глядя, как «гелендваген» останавливается у калитки.
– Вроде бы...
Водитель, как и положено по инструкции, остался в салоне, не выключая двигатель. А вот единственный пассажир – молодой мужчина с подчеркнуто неприметной физиономией – сразу направился к Бондареву.
– Клим Владимирович, – уважительно обратился он, протягивая пакет с грифом администрации президента, запечатанный пятью сургучными гербовыми печатями. – Это вам. Распишитесь вот тут... на конверте. Конверт, пожалуйста, верните, а письмо уничтожьте.
Сломав хрупкий сургуч, Бондарев зашелестел бумагой. При этом лицо его оставалось совершенно безучастным.
Убедившись, что адресат прочитал письмо, посыльной из «гелендвагена» протянул золотой «ронсон»:
– По инструкции, письмо должно быть сожжено сразу по прочтении.
– Я знаю.
Смяв бумагу, Клим бросил ее в огонь под закопченным котелком.
– Мне приказано доставить вас как можно быстрее. Вертолет уже ждет вас в Приозерске.
– Может, вы дадите мне позавртакать? – вежливо осведомился Бондарев.
– И ты, сынок, с нами позавтракай. И водителя своего позови! – улыбнулся Василий Прокофьевич с радушием деревенского дедушки, угощающего приехавшего из города внука.
- Предыдущая
- 4/12
- Следующая