Искупление Христофора Колумба - Кард Орсон Скотт - Страница 91
- Предыдущая
- 91/92
- Следующая
Когда они уехали, началась серьезная работа. Основная часть флота с карибийскими экипажами должна была вскоре вернуться в Карибию. С пассажирами – исключительно испанцами – священниками и купцами. Сын Кристофоро Диего отказался от предложенного ему отцом богатства и попросил разрешить ему вместе с другими францисканцами миссионером отправиться в Карибию. Конфиденциальные расспросы и осторожно наведенные справки позволили Кристофоро найти своего другого сына, Фернандо. Его с детских лет готовили к тому, что он станет деловым партнером своего деда, купца из Кордовы. Кристофоро пригласил его в Сьюдад Изабелла, где официально признал его своим сыном и дал ему одно из карибийских судов. Вместе они решили назвать судно “Беатрис де Кордоба”, в память матери Фернандо. Фернандо был также обрадован тем, что отец дал то же имя своей дочери, ставшей королевой Карибии. Вряд ли Кристофоро когда-либо рассказал Фернандо о существовании еще одной женщины в его жизни, в честь которой в действительности была названа королева Беатрис.
Из своего дворца Кристофоро наблюдал, как восемьсот карибийских судов подняли паруса, направляясь в Новый Свет и увозя с собой двух первых его сыновей, каждому из которых предстояло выполнить свою особую миссию. Он смотрел, как еще сто пятьдесят судов отправляются группами по три, четыре или пять, чтобы доставить послов и торговцев в каждый порт Европы и каждый город мусульман. Он наблюдал за тем, как послы и принцы, крупные торговцы и ученые, а также священнослужители прибывают в Сьюдад Изабелла, чтобы учить карибийцев и, в свою очередь, учиться у них.
Бог, несомненно, исполнил обещание, данное на том берегу, неподалеку от Лагоса. Благодаря стараниям Кристофоро, слово Божье было донесено до миллионов. Королевства пали у его ног, а богатства, прошедшие через его руки, под его неусыпным контролем превысили все, о чем он когда-то мечтал ребенком в Генуе. Сын ткача, который тогда цепенел от страха при виде жестокостей сильных мира сего, стал одним из самых сильных и богатых людей, причем добился этого без всякой жестокости. Стоя на коленях, Кристофоро неустанно благодарил Бога за его безграничную доброту.
Но в тишине ночи, сидя на балконе, откуда открывался вид на море, он вспоминал свою жену Фелипу, которой уделял так мало внимания; свою терпеливую любовницу Беатрис в Кордове; сеньору Беатрис де Бобадилья, которая умерла, не дождавшись его триумфального возвращения в Гомеру. Он вспоминал своих братьев и сестер в Генуе, которые теперь уже все лежали в могиле, и весть о его славе так и не достигла их ушей. Он думал о годах, которые мог бы провести с Диего, с Фернандо, если бы не покинул Испанию. Существует ли в мире триумф без потерь, без сожаления, без боли?
Затем он подумал о Дико. Она могла никогда не стать женщиной его мечты; временами он подозревал, что когда-то она тоже любила другого, которого так же безвозвратно потеряла, как он – своих обеих Беатрис. Дико была его учителем, его партнером, его любовницей, его товарищем, матерью стольких его детей, его истинной королевой, когда они создали великое королевство из тысяч деревень на пятидесяти островах и двух континентах. Он любил ее. Он был благодарен ей. Она была для него подарком от Бога.
Так было ли это изменой с его стороны – мечтать провести хотя бы один час в беседе с Беатрис де Бобадильей? Мечтать вновь поцеловать Беатрис из Кордовы и услышать, как она громко смеется над его рассказами? Мечтать, чтобы он мог опять показать свои карты и журналы Фелипе, – чтобы она знала, что его безумная одержимость стоила боли, причиненной им обоим?
За все хорошее приходится дорого платить. Вот в чем убедился Кристофоро, оглядываясь на свою жизнь. Счастье – это не жизнь без боли, а скорее жизнь, в которой болью мы платим за что-то хорошее. Вот что ты дал мне. Господь.
Педро де Сальседо и его жена Чипа прибыли в Сьюдад Изабелла осенью 1522 года, привезя с собой письма Колону от его дочери, зятя и самое главное – от его Дико. Они нашли старика дремлющим на балконе. Поднимающийся бриз приносил с собой сильный запах моря, что предвещало дождь с запада. Педро не хотел будить его, но Чипа настояла, говоря, что он не захотел бы ждать. Когда Педро слегка коснулся его плеча. Колон открыл глаза и сразу узнал их.
– Педро, – пробормотал он. – Чипа.
– Письма, – сказал Педро, – больше всего – от Дико.
Колон улыбнулся, взял письма и, не открывая, положил их себе на колени. Он опять закрыл глаза, как бы намереваясь вздремнуть. Педро и Чипа не уходили, а все смотрели на него, с любовью и грустью, вспоминая прошедшие дни и великие достижения. Затем он вдруг как будто пробудился от сна. Глаза его широко раскрылись, и он поднял руку, указывая пальцем на море.
– Константинополь! – воскликнул он. Затем откинулся в кресле, и рука его упала на колени. Интересно, что ему снилось, подумали они.
Но уже несколько мгновений спустя Педро заметил, что старик сидит не в той позе, что раньше. Да разница была: он больше не дышал. Педро наклонился и поцеловал его в лоб.
– Прощай, мой Главнокомандующий, – произнес он.
Чипа также поцеловала его седые волосы.
– Теперь ты на пути к Богу, мой друг, – промолвила она.
Затем они пошли, чтобы сообщить дворцовым слугам, что великий первооткрыватель умер.
ЭПИЛОГ
В 1955 году один карибийский археолог, ведя раскопки близ того места, где высаживался Колон, обнаружил, что почти идеально сохранившийся череп, найденный в этот день, оказался тяжелее, чем должен был бы быть. Он отметил эту аномалию, и, спустя несколько недель, когда ему представилась возможность вернуться в университет в Анкуаш, он сделал рентгеновский снимок черепа. На снимке виднелась металлическая пластина, вставленная внутрь.
Внутрь черепа? Не может быть. Только после тщательного осмотра он обнаружил тонкие, как волос, следы хирургической операции, с помощью которой это было сделано. Но кости не срастаются так плотно. Что же это была за операция, не оставившая почти никакого следа? В 1955 году такое было невозможно, так что уж говорить о пятнадцатом веке.
Фотографируя каждый этап процесса, он, в присутствии нескольких помощников, выступавших в качестве свидетелей, расширил череп и вынул пластинку. Она была изготовлена из сплава, которого он никогда раньше не видел; последующие исследования показали, что этот сплав, насколько известно, никогда не существовал. Но не в металле было дело. Когда его отделили от черепа, то обнаружили, что он распадается на четыре тонких листа, сплошь исписанных микроскопически мелким почерком. Текст был написан на четырех языках: испанском, русском, китайском и арабском. Он был полон описательных оборотов, поскольку речь в нем шла о понятиях, которые трудно было выразить с помощью словарного запаса, существовавшего в любом из этих языков в 1500 году. Но после расшифровки смысл послания стал достаточно ясен. В нем говорилось, на какой частоте и в каком порядке нужно послать радиосигнал, чтобы получить ответ от захороненного архива.
Сигнал был послан. Архив был найден. Содержавшиеся в нем сведения казались невероятными и в то же время, не подлежали сомнению, поскольку сам архив был явно созданием техники, никогда не существовавшей на Земле. Когда эти сведения стали известны, нашли еще два архива. В них рассказывалась подробная история не только столетий и тысячелетий жизни человечества до 1492 года, но также и странная, вселявшая ужас история в период между 1492 годом и временем составления архивов, которая в действительности не имела места. Если у кого-нибудь и возникали сомнения относительно аутентичности архивов, все они рассеялись, когда раскопки в местах, указанных в архивах, дали потрясающие археологические находки, подтверждающие все, что могло быть подтверждено.
Существовала ли раньше другая история? Нет, даже две различные истории, обе уничтоженные вторжением в прошлое?
Внезапно легенды и слухи о жене Колона, Дико, и учителе Йаша, Хунакпу Один, начали обретать смысл. Менее ясные истории о некоем турке, который, предположительно, уничтожил “Пинту” и был убит людьми Колона, опять вызвали интерес, и их сопоставили с планами, о которых говорилось в архивах. Очевидно, все три путешественника благополучно проникли в прошлое. Очевидно, все они добились успеха.
- Предыдущая
- 91/92
- Следующая
