Голос тех, кого нет - Кард Орсон Скотт - Страница 77

• Предыдущая
• 77/91
• Следующая

— Но почему? — спросила Кванда.

— У них нет родового канала, — объяснил Эндер. — Детеныши прогрызают себе путь наружу.

Кванда шепотом прочла молитву.

А у Элы разыгрался аппетит исследователя.

— Невероятно! — воскликнула она. — Но если они так малы, как же они спариваются с самцами?

— Естественно, мы относим их к отцам — рассмеялся Человек. — А как же еще это может происходить? Отцы-то не способны прийти сюда, разве не так?

— Отцы, — пробормотала Кванда. — Так они называют самые уважаемые деревья.

— Правильно, — подхватил Человек. — У отцов пористая кожа. Они выдувают свою пыль на кору и смешивают с соком. Мы относим маленькую мать к тому дереву, которое избрали жены. Она ползает по коре, сок, смешанный с пылью, попадает в ее животик и наполняет ее малышами.

Кванда молча показала пальцем на маленькие шишечки на животе Человека.

— Да, — подтвердил Человек. — Это наши сучья. Брат, удостоенный чести, сажает маленькую мать на один из своих сучьев, и она держится, крепко-крепко, всю дорогу до отца. — Он погладил свой живот. — Это самая большая радость, доступная нам во второй жизни. Мы носили бы маленьких матерей каждую ночь, если бы могли.

Крикунья запела (хоть уши зажимай!), и отверстие в стволе начало затягиваться.

— Все эти самки, все эти маленькие матери, — поинтересовалась Эла, — они разумны?

Этого слова Человек не знал.

— Они в сознании? — спросил Эндер.

— Конечно.

— Он хочет узнать, — объяснила Кванда, — могут ли маленькие матери думать? Понимают ли они речь?

— Они? — переспросил Человек. — Да нет, они не умнее кабр. И лишь ненамного, умнее масиос. Они делают только три вещи. Едят, ползают и держатся за наши сучья. А вот те, кто на стволе дерева, сейчас начинают учиться. Я помню, как ползал по коре материнского дерева. Значит, тогда у меня была память. Но я один из немногих, кто помнит так далеко.

Слезы навернулись на глаза Кванды.

— Все эти матери… Они рождаются, совокупляются, дают жизнь и умирают. Такими маленькими. Они даже не успевают понять, что жили.

— М-да, половой диморфизм, доведенный до смешного, — покачала головой Эла. — Самки достигают зрелости в раннем возрасте, самцы — в глубокой старости, а доминирующие самки стерильны. Какая ирония, не правда ли? Они управляют целым племенем, но не могут передать свои гены…

— Эла, — прервала ее Кванда, — а если мы придумаем способ, позволяющий этим несчастным рожать и не быть съеденными? Кесарево сечение. А для детенышей — питательные заменители, высокое содержание белка. Как ты думаешь, может маленькая мать выжить и стать взрослой?

У Элы даже не было возможности ответить. Эндер схватил их обеих за руки и оттащил от дерева.

— Как вы смеете? — прошептал он. — А если они отыщут способ — и наши трехлетние девочки начнут рожать детей, а те, чтобы появиться на свет, станут поедать маленькие тела своих матерей?

— О чем вы говорите? — возмутилась Кванда.

— Это омерзительно, — согласилась Эла.

— Мы пришли сюда не для того, чтобы подрубить корень всей их жизни, — твердо сказал Эндер, — а чтобы проложить путь и разделить с ними мир. Через сто или пятьсот лет, когда они будут знать достаточно, чтобы самим вносить изменения, они решат, что им делать с тем, как рождаются их дети. Но мы ведь даже представить себе не можем, что произойдет, если число взрослых самцов и самок уравняется. И что, кстати, будут делать эти самки? Они ведь больше не смогут рожать детей, не так ли? И стать отцами, как самцы, тоже. Так зачем они?

— Но они умирают еще до жизни…

— Они есть то, что они есть. И они сами будут решать, что им менять. Они, а не вы, с вашим слепым человеческим желанием помочь им прожить полные и счастливые жизни, совсем как наши.

— Вы правы, — сказала Эла. — Конечно, вы правы, простите меня.

Для Элы свинксы не были людьми, просто еще один вид местной фауны. А она привыкла, что у инопланетных животных вывихнутая и нечеловеческая линия жизни. Но Эндер видел, что Кванда все еще расстроена. В ее сознании давно произошел переход: она думала о свинксах, как о нас, а не как о них. Она принимала все известные ей странности в их поведении, даже убийство ее отца, как нечто находящееся в пределах допустимого. Это значило, что она куда более терпима и куда лучше понимает свинксов, чем Эла, даже если Эла станет учиться. Но именно эта позиция делала Кванду уязвимой: она не могла спокойно смотреть на жестокие обычаи своих друзей.

А еще Эндер заметил, что после многих лет общения со свинксами Кванда переняла одну из их привычек. В минуты душевной тревоги, боли, беспокойства ее тело словно каменело. А потому он напомнил ей о принадлежности к роду человеческому тем, что обнял ее за плечи и притянул к себе.

От его прикосновения Кванда чуть-чуть оттаяла, нервно рассмеялась и тихо сказала:

— Вы знаете, о чем я все время думаю? Что маленькие матери рожают детей и умирают некрещеными.

— Если епископ Перегрино обратит свинксов, — ответил Эндер, — возможно, они позволят окропить внутренность материнского дерева святой водой и произнести все надлежащие слова.

— Не смейтесь надо мной.

— Я не смеюсь. Однако сегодня мы будем просить их только о тех изменениях, которые позволят нам свободно жить рядом с ними, и не более. И сами согласимся измениться лишь настолько, чтобы они могли выносить наше присутствие. Соглашайся. Иначе нам придется снова подключить ограду. Неограниченный контакт действительно может погубить их.

Эла кивнула в знак согласия, но Кванда опять окаменела, и Эндер впился пальцами в ее плечо. Она тоже кивнула. Он ослабил пожатие.

— Прости меня, — сказал он. — Но они есть то, что есть. Если хочешь, они то, чем сотворил их Господь. А потому не пытайся изменить их по своему образу и подобию.

Он возвратился к материнскому дереву, где ждали Человек и Крикунья.

— Прошу прощения за паузу, — извинился Эндер.

— Все в порядке, — ответил Человек. — Я объяснил ей, что произошло.

Эндер почувствовал, как у него все похолодело внутри.

— И что ты ей сказал?

— Я сказал, что они хотели сделать с маленькими матерями что-то, из-за чего мы стали бы больше походить на людей, но ты ответил, что они должны отказаться от этого или ты вернешь ограду на место. Что ты сказал: свинксы должны оставаться свинксами, а люди — людьми.

Эндер улыбнулся. Перевод Человека был совершенно верен по сути, и у свинкса хватило ума не вдаваться в частности. Кто знает, вдруг женам захотелось бы, чтобы маленькие матери продолжали жить, и они потребовали бы этого, не представляя себе последствий такого гуманного жеста. Да, Человек оказался превосходным дипломатом: сказал правду и опустил все по-настоящему важное.

— Ну что ж, — начал Эндер. — Теперь, когда мы познакомились друг с другом, пора приниматься за серьезный разговор.

Эндер сидел на голой земле. Крикунья устроилась так же напротив него. Она пропела несколько слов.

— Она сказала, что вы должны научить нас всему, что знаете, взять нас с собой к звездам, принести нам Королеву Улья и отдать ту световую палочку, что принесла с собой новая женщина, а иначе этой же ночью она пошлет всех братьев этого леса зарезать всех людей, пока они спят, а тела повесить высоко над землей, чтобы лишить вас третьей жизни. — Заметив тревожные взгляды людей, Человек протянул руку и коснулся груди Эндера. — Нет, нет, ты должен понять. Это ничего не значит. Мы всегда так начинаем, когда ведем переговоры с другим племенем. Разве ты считаешь нас сумасшедшими? Мы никогда не убьем вас! Вы дали нам амарант, горшки, «Королеву Улья» и «Гегемона».

— Скажи, чтобы она взяла обратно свои слова, если хочет получить что-нибудь еще.

— Я повторяю, Голос, это ничего не значит.

— Она произнесла эти слова, и я не стану разговаривать с ней, пока они будут между нами.

Человек заговорил.

Крикунья вскочила на ноги и обошла вокруг материнского дерева, высоко подняв руки и что-то громко распевая.

• Предыдущая
• 77/91
• Следующая