Голос тех, кого нет - Кард Орсон Скотт - Страница 28
- Предыдущая
- 28/91
- Следующая
— Она на работе, — ответил он. — Работает допоздна. Пытается вывести сорт картофеля, который может прижиться здесь.
— Как амарант?
— Уже слышали об этом? — улыбнулся Миро. — Нет, это будет уже чересчур. Второго амаранта здешняя экология не перенесет. Но наше меню довольно скудно, и картошка будет приятной новинкой. Ну и, кроме того, из амаранта трудно гнать что-либо приличное. Шахтеры и фермеры уже слагают мифы о водке — королеве всех алкогольных напитков.
Улыбка Миро осветила дом, словно солнечный луч, проникший в пещеру через трещину в потолке. Эндер чувствовал, как спадает напряжение. Квара качала ногой, как обыкновенная девочка. На лице Ольядо появилось глупо-счастливое выражение, металлические глаза прищурились и стали не так заметны. Эла улыбнулась намного веселее, чем следовало из-за простенькой шутки Миро. Даже Грего расслабился и перестал трепыхаться.
Но внезапный прилив тепла в паху подсказал Эндеру, что Грего не собирается признавать себя побежденным. Когда-то Эндера обучили не реагировать рефлекторно на действия противника, а подумать сначала, в нужную ли сторону направлен рефлекс. Поэтому поток мочи, извергаемый Грего, не заставил его даже глазом моргнуть. Он-то знал, чего ожидает мальчик — разъяренного рева, отвращения, того, что Эндер стряхнет его с себя, и Грего освободится и тем самым победит. «Обойдешься, малыш, без триумфа».
Эла, видимо, умела читать по лицу младшего брата. Ее глаза расширились от изумления, потом она шагнула к мальчику.
— Грегорио, ты невозможный маленький…
Но Эндер подмигнул ей и улыбнулся. Она окаменела.
— Грего преподнес мне маленький подарок. Это единственное, что он может дать, он сделал это сам, а потому подарок особенно дорог. Он мне так понравился, что я, пожалуй, никогда не отпущу от себя вашего мальчика.
Грего взревел и рванулся в отчаянной попытке освободиться.
— Почему вы делаете это? — спросила Эла.
— Он ждет, что Грего начнет вести себя как человек, — объяснил Миро. — Этого еще никто не делал, а стоило бы попробовать.
— Я пыталась, — сказала Эла.
Со своего места на полу отозвался Ольядо:
— Если бы не Эла, мы все уже стали бы дикарями.
Из соседней комнаты Квим рявкнул:
— Не рассказывайте этому ублюдку о нашей семье!
Эндер серьезно кивнул, словно Квим сказал что-то замечательно умное. Миро фыркнул, Эла закатила глаза, улыбнулась и села на диван рядом с Кварой.
— Мы не очень счастливая семья, — произнес Миро.
— Понимаю, — кивнул Эндер. — Знаю. У вас совсем недавно умер отец. Мне жаль.
Миро сардонически усмехнулся. Ответил Ольядо:
— Вы хотите сказать: как жаль, что ваш отец не умер раньше?
Эла и Миро явно были согласны с этим заявлением. Но Квим снова крикнул:
— Не рассказывайте ему!
— Он причинял вам боль? — спокойно спросил Эндер, сидевший совершенно неподвижно, хотя моча Грего успела стать холодной и липкой.
— Он не бил нас, если вы это имеете в виду, — ответила Эла.
Миро решил, что это уже слишком.
— Квим прав. Это наше личное дело.
— Нет, — возразила Эла. — И его тоже.
— Как так?
— Я позвала его рассказать о смерти отца.
— О смерти отца! — воскликнул Ольядо. — Чупа педрас! Отец умер только три недели назад!
— Я был уже в пути, я собирался Говорить о другой смерти, но кто-то вызвал Голос для вашего отца, так что я буду Говорить и о нем.
— Против него, — поправила Эла.
— Для него, — сказал Эндер.
— Я вызвала вас, чтобы вы рассказали правду, — в голосе Элы была горечь, — а правда против него.
Молчание повисло в комнате, придавило всех, не давало шевелиться, пока в переднюю медленно не вошел Квим. Он смотрел только на Элу.
— Ты вызвала его, — тихо проговорил он. — Ты.
— Чтобы все узнали правду, — ответила она. Обвинение попало в цель. Ему не надо было говорить вслух, что она предала свою семью и свою Церковь, когда привела сюда этого неверного, чтобы тот раскрыл перед всеми то, что так долго оставалось тайной. — Весь Милагр так добр, от них просто несет пониманием, — продолжала Эла. — Наши учителя не обращают внимания на такие мелочи, как воровство Грего или молчание Квары. Пусть девочка ни разу не раскрыла в школе рта! Все притворяются, что мы обыкновенные дети, внуки ос Венерадос, такие замечательные, такие талантливые, зенадор, обе городские биолоджистас! Такой престиж! И когда отец напивается и бесится от злости и бьет маму так, что она потом не может ходить, они просто отворачиваются.
— Заткнись! — крикнул Квим.
— Эла, — прошептал Миро.
— И ты, Миро. Отец кричит на тебя, говорит ужасные слова, и ты бежишь из дому, бежишь, спотыкаясь, потому что ничего не видишь, у тебя темно в глазах…
— Ты не должна говорить! Не имеешь права! — закричал Квим.
Ольядо медленно встал и обвел всех немигающим взглядом.
— Почему вы все еще хотите это скрыть? — тихо спросил он.
— Тебе-то что? — вспылил Квим. — Он никогда не трогал тебя. Ты просто отключал глаза и сидел с наушниками, слушая своего Баха или что там у тебя…
— Отключал глаза? — переспросил Ольядо — Я никогда не отключал глаза.
Он развернулся и подошел к терминалу, стоявшему в дальнем углу, быстрым движением включил компьютер, потом вытащил один из кабелей и воткнул разъем в правый глаз. Обычное компьютерное подсоединение, вызвавшее из глубины памяти Эндера жуткую картину: глаз Великана, разорванный, кровоточащий, а Эндер ввинчивается вглубь все быстрее и быстрее и наконец проникает в мозг, а Великан валится на спину, умирает На мгновение Эндер окаменел, затем заставил себя вспомнить, что всего этого не было на самом деле, что сцена смерти взята из компьютерной игры, которой он увлекался в Боевой школе. Три тысячи лет назад, но для него всего двадцать, недостаточный срок, чтобы память потускнела. Этот кошмар, этот сон, эту память жукеры превратили в «дорожный знак», и тот привел его к месту, где лежал кокон Королевы Улья.
Голос Джейн вернул его к действительности. Жемчужина прошептала на ухо:
— Если ты не против, пока эта штука у него в глазу, я скопирую все, что там есть.
А затем в воздухе над терминалом что-то зашевелилось. Не голограмма. Съемка велась одной камерой. Эта самая комната, вид с той точки на полу, где только что сидел Ольядо, — наверное, его любимое место. Посередине комнаты стоит огромный могучий мужчина, он размахивает руками, кричит, лицо искажено яростью. А Миро не двигается, голова склонена, и никаких признаков злобы. Звука нет. Только изображение.
— Разве, вы забыли? — прошептал Ольядо. — Разве вы забыли, на что это было похоже?
Там, над терминалом, Миро повернулся и ушел. Маркано двигался за ним до двери, продолжая кричать, потом вернулся в комнату и остановился, задыхаясь, как после погони. Грего подбежал к отцу, обхватил его ногу, что-то крикнул в дверь. По лицу его было видно, что он повторяет ругательства. Маркано отцепил сына от штанины и с решительным видом направился в заднюю комнату.
— Звука нет, — сказал Ольядо. — Но вы ведь слышите, правда?
Эндер почувствовал, как дрожит Грего.
— Вот сейчас удар, шум — она падает на пол, вы слышите, вы чувствуете, как ее тело ударяется о бетон?
— Заткнись, Ольядо, — прохрипел Миро.
Терминал погас.
— Я не могу поверить, что ты сохранил это, — прошептала Эла.
Квим плакал и даже не пытался это скрыть.
— Я убил его, — повторял он. — Я убил его, я убил его, я убил его, это я…
— О чем ты говоришь? — выдохнул Миро. — Он был болен, это генетическое!
— Я молился, чтобы он умер! — выкрикнул Квим. Его лицо скривилось от боли, слезы и пена смешивались в уголках губ. — Я молился Деве Марии, Иисусу, просил Дедушку и Бабушку, говорил, что готов пойти в ад, если только он умрет. И теперь я отправлюсь в ад, и не жалею! Прости меня, Господи, но я рад! — Все еще рыдая, он вылетел из передней. Где-то хлопнула дверь.
— М-да, еще одно вполне достоверное чудо на боевом счету ос Венерадос, — заметил Миро. — Святость обеспечена. Вернее, канонизация.
- Предыдущая
- 28/91
- Следующая