Запоздавшее возмездие или Русская сага - Карасик Аркадий - Страница 43

• Предыдущая
• 43/106
• Следующая

На центральной площади городка не протолкнуться. Десятки возов из ближних и дальних деревень, расфранченные девчата, лузгающие семячки и бросающие на парней призывные взгляды, крики, смех, гомон. Будто все это происходит не перед Дворцом Культуры — на обычной ярмарке.

Вежливо извинившись, Горячев «запрыгал» к кассе и скоро возвратился с двумя билетами — кусочками оберточной бумаги с коряво написанными буковками.

— Уважают у нас медицину, — не скрывая наивного хвастовства, заявил он. — В первый ряд определили, прямо по центру сцены… Пойдемте, моя бриллиантовая!

Добираться до входа в Дворец Культуры пришлось, буквально проталкиваясь в толпе. Горячева узнавали, мужики поспешно сдергивали кепчонки, бабы кланялись.

— Наше вам почтение, Фрол Петрович…

— Как здоровьишко, уважаемый?

— Спасибо — вылечили…

Отвечая на здравствования, в свою очередь осведомляясь о здоровьи, доктор потихоньку беседовал с идущей рядом медсестрой.

— Ивану два года тому назад вправил громадную грыжу… Федора избавил от фурункулеза… Петр лечился у меня от воспаления легких… У Ксении принимал роды — тяжелейший был случай, но ничего, справился.

Кладия невнимательно слушала — думала о своем.

Как же ей повезло — на сопливую девчонку обратил внимание солидный, всеми уважаемый человек. Вон как раскланиваются с ним, какие улыбки дарят. Даже первый секетарь райкома остановился, пожал врачу руку, спросил — не нужна ли помощь со стороны партийных органов? А она еще колеблется: ответить согласием на предложение вступить в брак либо отказаться? Когда они уселись в зрительном зале на выстроганную лавку, Клавдия мысленно уже подготовила и отрепетировала ответ. Покраснеет, как не покраснеть, ведь не каждый день происходит подобное событие, отвернется и тихо вымолвит: да. Казалось бы короткое словечко, а сколько в него вложено, сколько намешано!

Приняв окончательное решение, она сразу успокоилась и с любопытством посмотрела на сцену. Раздернутый занавес, сшитый из кусков разноцветной материи, открыл пустую площадку. Ни декораций, ни театрального освещения

— все это черты капитализма, которым не место в коммунистической культуре и искусстве!

Сюжет представление тоже далеко не нов и совсем неинтересен. Рабочий, разрывающий сковывающие его кандалы. Крестьянин, сбрасывающий со своей шеи толстого помещика. Женщина поднимается с колен, еще одна, разрывает паранджу. Потом все они начинают дубасить толстого эксплуататора, гонят прочь царского офицера и зарубежных банкиров.

Музыка — соответствующая: барабанный бой, визгливое подвывание труб.

— Ну, как, дорогая ценительница, понравилось? — не без ехидства спросил Горячев, когда они пробирались к оставленной на краю площади пролетке. — Не правда ли, высшее достижение коммунистической культуры?

Лично мне особенно понравился зарубежный банкир в смокинге. Потрясающий образ!

— Каждому времени — свои песни, — расплывчато повторила девушка.

Она никак не могла очнуться от недавних размышлений. Решение, конечно, принято, от него она не отступит, но что будет потом? Клавдия представила себя в постели со стариком, физически ощутила на обнаженной груди его жадные руки, к девичьим пухлым губам прижались сморщенные — Горячева.

Девушка только казалась этакой простушкой, на самом деле, не была наивной и незнающей. Деревенская жизнь, когда все — напоказ, любовные развлечения матери, позже — изучение медицинских премудростей, все это заставляло смотреть на взаимоотношения полов не через розовые очки.

Когда ей исполнилось шестнадцать лет, Настя посвятила «подружку» в суть любовных отношений, то-есть, выполнила материнскую обязанность. И сделала это полностью, открытым текстом, без умалчивания и прочей маскировки.

И вот Клавдии исполнилось двадцать лет, а она попрежнему чиста и гордится этой своей физической и моральной чистотой. Дай Бог, пронести чистоту до конца жизни! Нет, нет, это противоестественно! Но неужели первым ее мужчиной станет старик?

За полноводной рекой, на темных вершинах деревьев лежала полная луна. Легкий ветерок подгонял шаловливые облачка. Тишина стоит такая, что, кажется, слышен шорох пылинок, отбрасываемых в стороны колесами пролетки.

Не подгоняемый вожжами и кнутом, меринок медленно плелся по пыльной дороге. Клавдия задумчиво отрывала листочки с березовой ветки. Словно гадала: любит, не любит. Гадать — глупо, ибо в чувствах пожилого вдовца она не сомневалась. А вот в своих…

— Хочу откровенно поговорить с вами, — дрожащим голосом начал исповедь доктор. — Только единственное условие — не обижаться. Ладно?

Вот оно то, чего девушка так ожидает и так боится! Хорошо еще, что престарелый жених не лезет со слюнявыми поцелуями, не ощуывает девичью спинку в поисках застежки лифчика.

— Что нибудь по работе? — утихомиривая бешенное сердце, максимально спокойным тоном поинтересовалась медсестра. — У нас, кажется, все в порядке.

— Нет, не по работе, дорогая медсестричка, совсем не по работе, — помолчал, выстраивая в голове систему неопровержимых доказательств, впервые за все время после выезда из города, подхестнул мерина. — Вы знаете, что я одинок — десять лет тому назад похоронил жену и с тех пор живу бобылем?

Горячев никогла не говорил Клавдии об этом, о его одиночестве она узнала от больничной санитарки, которая почти всю сознательную жизнь проработала вместе с доктором и, похоже, была не прочь согреть остывшую после смерти его супруги постель.

— Понимаю, я для вас — стар, но ведь возраст — не самое главное в семейной жизни. Короче говоря, предлагаю, как говорилось в старые времена, руку и сердце. Обещаю счастливую совместную жизнь. Сделаю для этого все, что в моих силах…

Главное сказано, остальное — мишура, которой можно пренебречь.

Будущей новобрачной остается покраснеть, изобразить девичью стыдливость и принять предложение. С тем, чтобы после приезда в поликлинику, на законных основаниях улечься в одну постель с человеком, который в отцы ей годится… И все же, решение принято!

Неожиданно для себя Клавдия сказала не то, что думала.

— Вы знаете, Фрол Петрович, как я вас уважаю. Мало того, ценю наши добрые отношения… Но сейчас я не готова дать окончательный ответ…

Совет Насти пришелся, как нельзя кстати: не сказать ни да, ни нет. И ни в коем случае не называть конкретные сроки.

— Понимаю, — склонил лысую голову врач. — Но я могу надеяться?

— Без надежды нет жизни, — философский ответ тоже пришелся впору. — Простите меня, Фрол Петрович, за боль, которую я вам причинила. Поверьте…

Все та же мишура, которой приходится осыпать фактический отказ.

Мерин, почуяв теплую конюшню и предстоящий отдых, неожиданно перешел на рысь. Луна спряталась в наплывших дождевых тучах. Впереди тускло засветились немногочисленные огни Степанковки…

Настя появлялась в магазине не позже половины седьмого — разложить по полкам полученный товар, изучить ценники, получить у заведующей последние напутствия. Клавдия уходила в поликлинику в восемь утра. Подруги встречались, как правило, по вечерам.

На этот раз девушка не выдержала — подстерегла утром продавщицу, заманила ее к себе в боковушку. Плотно закрыла дверь и приникла к настиному уху горячими губами. Шептала со всеми подробностями, основной упор — на почтительное отношение к доктору не только односельчан, но и жителей других деревень района. А когда дошла до ночного разговора в пролетке — слово в слово монолог Горячева, начиная от его одиночества и кончая предложением создать семью.

Настя возмущенно всплескивала полными ручками, одобрительно кивала, поощрительно улыбалась.

— Так их, вонючих козлов, подружка, пусть знают, что такие, как ты, ягодки сами с ветки не падают — их нужно снимать нежно и бережно… А я вот обмишурилась со своим псаломщиком, — стыдливо потупившись, призналась она. — Прижал он меня возле церкви — выйдешь за меня или нет? Ну, я, конечное дело, будто заколебалась: с одной стороны неплохо бы, но с другой… А он, паразит, мигом руку за пазуху. Не знаю уж, что там нащупал, но тут же полез под подол. Я туда, я сюда — не вырваться, вцепился на подобии весеннего клеща… Уступила…

• Предыдущая
• 43/106
• Следующая