Неопознанный взрыв - Карасик Аркадий - Страница 79
- Предыдущая
- 79/81
- Следующая
— Рассказывай кому другому, — буркнул боевик со шрамом на лбу. — Небось, к бабе нацелился — вот и не спалось…
Рассказчик предупреждающе поднял руку. Дескать, будешь перебивать — умолкну.
— Гляжу, с неба на землю падает светящийся столб. Аж глазам больно. Достиг этот столб нашего садика и раскололся на две половины. Выходит из него мужик не мужик — какое-то неземное существо. Щупальцы — во все стороны, внутри видны два сердца — одно бьется ровно, другое стучит навроде барабана…
— Кончай трепотню! — перебил болтуна Пудель. — Пошли в сад, побазарим.
— Слушаюсь, хозяин, уже иду, — и торопливо боевикам. — Простирает ко мне щупальцы и говорит: передай своим шестеркам, чтобы жрали поменьше, а то желудками станут маяться.
От неожиданности слушатели раскрыли рты и глаза…
В саду перед Пуделем — совсем другой человек, строгий, безулыбчивый, покорный.
— Слушай меня внимательно. Отступишь хоть в малости от того, что скажу, — пожалеешь. Если, конечно, успеешь пожалеть, — угрожающе добавил Пудель. — Повезешь старика и молодых на автобусе-экспрессе. Минуете МКАД — выйдете на проспекте Мира. Пересядете на троллейбус, доедете до Сухаревки. Там я вас встречу на машине… Сядете на троллейбус — сообщишь об этом по мобильнику… И ещё одно: мне нужно точно знать, о чем станут по дороге переговариваться фрайера. Положи в карман этот аппаратик, — протянул он шестерке «маячок» — Сейчас прямо из особняка позвони Штырю, назначь встречу. На Сухаревку вы должны приехать вместе: ты, Штырь, старик и мужик с девкой. Только вместе, понял? В одном троллейбусе.
— Понял, хозяин, сделаю…
Пудель лежал на постеленном на траву коврике. Задумчиво улыбался. Рядом, в тени деревьев, дремлет недавно купленный «форд». Под рукой в специальном чехле — заряженная пусковая труба. Прицел выверен, пээррушка готова выплюнуть шарик с аккуратным хвостиком. Будущий политический деятель пытается подавить волнение и тревогу. Кружится голова, чешутся мерзкие псориазные пятна.
Сколько ему пришлось преодолеть трудностей, из каких смертельных ловушек выскочить целым и невредимым! Помогало обостренное звериное чутье, умение заметать следы, во время избавляться от опасных свидетелей.
Путь к вершине испятнан кровавыми следами… Звонарь, Взяток, Стелла, семья Семена… Это — последние, вернее, предпоследние… Первые аккуратно вычеркнуты из памяти, надежно забыты.
Пройдет время, никто не заподозрит в респектабельном политике или — губернаторе примитивного грабителя и убийцу. Самому дотошливому сыскарю в голову не придет копаться в его биографии, увязывая её изгибы и повороты с полузабытыми убийствами и грабежами.
А вдруг какой-нибудь недоумок решит все же покопаться? Не из патриотического рвения — одолеет желание сделать громкую карьеру. Что тогда?
Пудель не может не понимать, что глупое желание добраться до власти, само по себе опасно. Да и зачем ему эта власть? Богатством, немалом даже по западным меркам, он обладает, хватит до конца жизни и ещё останется благодарным потомкам. Что к этому прибавит политическая известность? Разве только дополнительные хлопоты и неизбежный страх перед разоблачением?
Впрочем, он старался не оставлять следов, смывал их кровью свидетелей и помощников. Остается завершающий этап: Иванчишин, Ковров, Ковригина, Штырь и верный Завирюха.
Ну, что ж, в рыночном обществе за все нужно платить. Проигравшие или отработавшие свое расплачиваются жизнями.
Единственная заноза — Светка, лжеплемянница Ковригиной… Умудрилась все же выпытать, дерьмовая подстилка, адрес особняка и ускользнула от расплаты. Теперь знает мимолетного любовника в лицо…
Значит, пятеро приговоренных — не последние, последней должна стать «первоклашка»… Но это — дело будущего. Сейчас главное — как пройдет задуманная операция на проспекте Мира…
О предстоящей поездке по Москве думал и Завирюха. Его мучили сомнения и страх, мобильник и непонятная коробочка, казалось, шевелились в сумке, лежащей на коленях.
Плавно покачивался «икарус», о чем-то тихо беседуют сидящие неподалеку Иванчишин и Ковригина, озабочено вздыхает Ковров. Освобожденные из плена ученые радуются обретенной свободе…
Кажется, хозяин в очередной раз «зачищает» концы, размышлял боевик. Старик и его коллеги — понятно, их действительно приходится ликвидировать. А вот Завирюха «ликвидироваться» не желает, хочет пожить еще.
Спрашивается, зачем сообщать хитроумному боссу о посадке в троллейбус? Встретятся на Сухаревке — сам узнает… Или — необходимость подслушать беседу ученых? Почему не поручить это ему, Завирюхе, а подсовывать жучка? Да и жучек ли это?
Зачем хозяину понадобился Штырь? Ликвидировать предателя? Разве это нельзя сделать в другом месте? Почему Пудель подчеркнул: приехать на Сухаревку должны все вместе?
Все сходится к одному — что-то должно произойти в троллейбусе…
Что же делать? Смыться прямо сейчас? Попросить водителя остановиться, сунуть стольнк и — дай Бог, резвые ноги? Добраться до аэропорта — Внуково либо Домодедово — и сесть на первый попавшийся лайнер?
Нельзя, слишком опасно — наверняка, Пудель предусмотрел и такой вариант. Босс — не простак, не фрайер с ослиными ушами, провести его трудно, Придется пойти на риск — выполнить задание, сообщить об этом из троллейбуса, и, одновременно, выпрыгнуть из него.
Вспомнился разговор со Штырем. Не сегодняшний — час тому назад Завирюха только назвал время и место встречи.
Неделей ранее, выполняя полрчение хозяина, парень добрался до Москвы и остановился на улице неподалеку от условленного входа в метро. Огляделся. Вроде — порядок, рядом нет ни ментов, ни замаскированных под мирных граждан сыскарей. Бросил под припаркованную к тротуару легковушку недокуренную сигарету и забрался в будку телефона-автомата.
— Мне Емельяна…
На другом конце провода Штырь от неожиданности захлебнулся слюной. Слишком долго он ожидал этого звонка, слишком часто срывал телефонную трубку и… разочаровывался. Звонили знакомые кирюхи, приманивали жаждущие прибарахлиться проститутки, набивали себе цену скокари и фармазоны. Но никто не спрашивал Емельяна.
— Вас слушают.
— Меня попросили передать привет. От двоюродного братца. Он со дня на день появится в Москве, очень хочет повидаться. Поэтому никуда не отлучайся — позвонит.
— Сделаю… Когда точно прибудет известно?
— Сказал: днями… Все. Будь здрав.
В голосе Штыря прослушивался страх. Неужели предчувствует ожидающую его гибель? Так, как сейчас Завирюха предчувствует свою собственную.
Сегодняшний телефоннфй разговор двух пуделевских шестерок — короче первого. Всего несколько фраз Завирюхи и единственное слово Штыря: сделаю.
Завирюха не знал, что эти переговоры привели в движение заготовленный впрок Гаревичем сложный «механизм».
Штырь, положив трубку, снова снял её и торопливо набрал знакомый номер.
— Вас слушают, — сыто промурлыкала девица-секретарша.
— Мне — президента…
— Представьтесь, пожалуйста…
— Я так тебе представлюсь, лярва, в ушах зазвенит! — прорычал в трубку Штырь. — Белье испоганишь с перепугу, шкура вонючая!
Девица нисколько не испугалась — ко всякому привыкла: и к угрожающей вежливости и к откровенному хамству. А уж по части крепких выражений сама переплюнет заядлого матерщинника.
— Сейчас доложу.
Кавказец включился не сразу — минут через семь. Неоценимое качество любого руководителя в любом обществе — феодальном, капиталистическом либо соцмалистическом. Заставить абонента ожидать столько времени, сколько необходимо для того, чтобы тот осознал кого он осмеливается беспокоить.
— Слушаю.
Спокойный голос хорошо отобедавшего бизнесмена, в котором, будто в сбитом коктейле, перемешаны довольство жизнью, хвастовство достигнутыми в ней успехами и легкое недовольство несвоевременным телефонным звонком.
— Груз прибыл, — многозначительно прошептал Штырь условленную фразу и ещё раз повторил. — Сегодня прибыл.
О том, что Пудель уже давно живет в Москве знают и Гаревич и Кавказец. Живет и пусть себе живет. А вот то, что он наконец дал о себе знать — чрезвычайно важно.
- Предыдущая
- 79/81
- Следующая