Билет на бумажный кораблик - Дробина Анастасия - Страница 22
- Предыдущая
- 22/44
- Следующая
– Ну, как... Как раньше. – Я отнесла грязную посуду в раковину, пустила воду. – Работа есть, квартира есть, что еще?
– Замуж бы тебе надо, – тоном сердобольной тетушки сказал он.
– Шутишь? За кого?
– Что, ничего приличного не попалось?
– Нет, – искренне сказала я, натирая мочалкой кастрюлю. – Не до того все как-то.
– Поискать?
– Ой, еще ты туда же... Мало мне тети Ванды. До сих пор своих родственников подсовывает.
– За цыгана не ходи, не надо, – задумчиво начал анализировать Шкипер. – Какие-то они все бешеные. Не зарежет от ревности, так по бабам шляться начнет.
– Я тебе расскажу, ты ему морду набьешь.
– Это само собой. – Он вдруг поднялся. Я услышала скрип табуретки, но не обернулась, уверенная, что ему надо снова куда-то позвонить. И даже не сразу поняла, что произошло, когда почувствовала тяжелые, горячие руки на своей талии. А когда поняла – не испугалась, но страшно удивилась.
– Шкипер?! – Мокрая кастрюля выскользнула из моих рук и загремела, упав в раковину. Он молчал. Стоял рядом, и я видела совсем близко светлые, холодные глаза. Я неуверенно улыбнулась, еще надеясь, что он шутит. И тут же поняла: не шутит. И от ужаса похолодело в горле.
– Господи... Шкипер... Пашка... Ты чего?!
Видимо, я здорово переменилась в лице, потому что он тут же отпустил меня. Отошел к столу, сел на место. С досадой сказал:
– Все, все... Не дергайся.
– Шкипер...
– Да всю жизнь Шкипер! – вдруг взорвался он. – Ты что, правда, не видела ничего?!
Я молчала, лихорадочно пытаясь определить размеры собственного идиотизма. Разом вспомнились разговоры с Милкой, ее озабоченное: «Ты за него замуж не ходи, не надо...», мое беспечное: «Ты с ума сошла, у него такие девки...»
– Пашка, ты... я... Не ври мне, пожалуйста, а? У тебя же... такие женщины...
– Да какие это женщины?! – проворчал он. – Не маленькая, понимать должна.
– Но я же... – Я снова беспомощно смолкла. Размеры свалившейся неожиданности просто раздавили меня. Шкипер... и я?! Господи, даже в страшном сне я такого не могла увидеть!
Он понял мою растерянность по-своему.
– Ты что, его все любишь?
– К-к-кого?..
– Ну... того цыгана вашего. Ваньку, кажется.
– Что ты... – честно ответила я. – Все кончилось давно.
– Значит, еще кого-то?
– Да нет же! Но... но... – Я даже начала заикаться, не зная, как ему объяснить. А он сидел за столом и, хмурясь, ждал моего ответа. Я жалобно уточнила: – Ты издеваешься?
Шкипер молчал. А я вдруг вспомнила прошедшие три дня. Вспомнила, как позвонила ему среди ночи, как потребовала приехать – в полной уверенности, что имею на это право. И он приехал, не задав ни одного вопроса, и повез меня ночью к черту на кулички, и несколько дней был там со мной, забыв о делах, не считая убытков... Господи, девчонка малолетняя давно два и два сложила бы, а я...
– И... давно?
– Давно.
– А чего молчал?
– Меня бы Степаныч убил.
– А как же... Фатима? – осторожно спросила я. Мне не хотелось ворошить эту тему. Шкиперу явно тоже. Молчание затягивалось, и я уже не ждала ответа, когда Шкипер, не глядя на меня, сказал:
– Фатимы нет. А ты... Сколько тебе лет было, помнишь?
– Восемнадцать...
– Я, как придурок, к тебе тогда приехал... Пересрал со страха, не знал, куда кинуться. Но ты же меня впустила все-таки? Орала, правда, помню, здорово, стены тряслись...
– Так я тоже... это... перепугалась...
– Еще бы. – Он криво усмехнулся. – Но ночевать-то оставила.
– Да я же не потому...
– Да знаю, знаю, не дурак. Пожалела просто. – Шкипер еще ниже опустил голову, и я почувствовала: ему до сих пор было стыдно за ту ночь.
– Так, как ты, со мной никто... – Шкипер не договорил, но я поняла, вспомнив его тяжелую, горячую голову, уткнувшуюся в мое плечо, свою ладонь на его мокрых волосах.
– Да брось ты... дело прошлое. Ты пьяный был совсем.
– Угу... А тебе восемнадцать лет. Дитё. Блин, где моя башка была...
– Зарой и забудь.
– Такое только последние гады забывают. – Он вдруг поднял глаза. – Послушай, Санька... Я же для тебя все, что хочешь, сделаю. Не веришь?
– Верю, – вздохнув, сказала я. – Ты... Шкипер, ты спать со мной хочешь? Степаныча больше нет, никто не убьет, а я... Я тоже долги помню. И где бесплатный сыр лежит, знаю. Ты для меня много сделал. И потом... все равно ведь дожмешь.
– Чего?.. – медленно переспросил Шкипер. Взгляд его потяжелел, но меня била нервная дрожь, и я не заметила этого.
– Дожмешь... как Фатиму тогда. – Я помолчала, переводя дыхание. Как можно тверже сказала: – Голосить не буду, не бойся. Делай что хочешь. Может быть...
Договорить я не смогла: Шкипер взвился из-за стола, как отпущенная пружина. Лицо у него было таким, что я с воплем шарахнулась к стене, уверенная, что он меня ударит. Но Шкипер молча прошел мимо меня в прихожую. Бешено хлопнула дверь, задребезжала посуда в шкафу. Я осталась одна.
Несколько минут я стояла не двигаясь, стиснув руки у груди и глядя на качающуюся от удара двери лампу под потолком. Потом взвыла на всю квартиру: «Шкипер!!!» и, как была босиком, вылетела за дверь.
Не знаю, как сложилась бы наша жизнь, если бы Шкипер успел уехать. Но, выскочив очертя голову из подъезда под дождь, я увидела темный, стоящий неподвижно «уазик». Рядом с ним горел красный огонек сигареты. Я помчалась к этому огоньку, шлепая босиком по мокрому, ледяному асфальту, разбивая в лужах желтые блики фонарей.
– Шкипер! Шкипер! Пашка! Подожди!
– Санька, сбрендила?! – Красный огонек, очертив дугу, полетел на тротуар; Шкипер сграбастал меня в охапку.
– Не уезжай... Не уезжай, я боюсь... – задыхаясь, твердила я. Он быстро понес меня к дому, и я чувствовала, как сильно и часто бухает под курткой его сердце. Мое, кажется, стучало не тише, отдаваясь и в висках, и в занемевших от холода пятках. Помню, Шкипер нес меня по темной лестнице на наш четвертый этаж. Помню, я прижималась к его мокрой кожанке и, захлебываясь, просила: – Прости меня... Прости, я не хотела...
– Санька, я же не такая скотина... То есть скотина, но не такая...
– Прости меня... Я испугалась...
– Я знаю. Не бойся ничего. Как с Фатимой... не будет. Клянусь...
Потом я сидела на кровати и заливалась в три ручья. А Шкипер отогревал в ладонях мои ноги и целовал... Я, кажется, вопила, чтобы он не смел, потому что ноги были грязные, а он смеялся и все равно целовал. А потом я сама погасила свет.
Под утро заверещал мобильный. Я, измученная, уставшая, еле живая, сквозь дрему слышала, как Шкипер встает, вытаскивает телефон из-под вороха брошенной на пол одежды, выходит с ним в прихожую, долго кого-то слушает и коротко, приглушенно отвечает. Когда он вернулся и быстро начал одеваться, я смогла только с неимоверным усилием повернуть голову и простонать:
– Куда, господи?..
– Дела.
– Вернешься?
– А как же, – усмехнулся он. И несколько лет потом я мучилась и вспоминала: показалось ли мне, или же Шкипер в самом деле запнулся на миг, говоря это. Скорее всего, показалось. Он всегда был мастером блефа, потому и любил покер.
Шкипер, нагнувшись, поцеловал меня. Поднял с пола куртку, вышел. Хлопнула дверь в прихожей. Я перевернулась на живот, распласталась по освободившейся кровати и заснула снова.
Проснулась я уже после полудня с ощущением полной выпотрошенности и пустоты в голове. Сползла с постели, морщась от боли во всех частях тела, поплелась в ванную, долго стояла под душем, разглядывая свои блестящие от воды руки, ноги, живот, словно видя их впервые. Казалось, что мне приснился какой-то бредовый сон, в котором смешались смерть деда, ночная дорога, сполохи фар по черному полю, похороны Сохи, Маруська, макароны с тушенкой на кухне – и Шкипер, Шкипер, Шкипер... Нет, я ни секунды не жалела о случившемся. Просто безмерно удивлялась тому, как быстро и естественно все произошло, словно мы с Пашкой были помолвлены с детства, как в стародавние времена. На простыне уже успело засохнуть и стать коричневым небольшое пятнышко крови, и я занялась сменой постельного белья.
- Предыдущая
- 22/44
- Следующая
