Дневник пани Ганки (Дневник любви) - Доленга-Мостович Тадеуш - Страница 58

— Видите ли, мама, — продолжал он, — Германия, особенно теперь, прибрав к рукам Австрию, в силу чисто экономических потребностей должна тяготеть к Средиземноморскому бассейну. Уже сегодня ощущается немецкое влияние на Югославию, и Италия потихоньку пытается противодействовать ему. Выход немцев к Адриатике был бы для Италии катастрофой. Правда, возможно и такое — я не могу сейчас говорить об этом подробно, — что в устройстве Чехословакии таки произойдут определенные изменения. Однако это произойдет без войны, путем переговоров. Речь идет об определенных льготах для немецкого населения Судетов. Что касается войны… О войне в ближайшие несколько лет нечего и думать по той простой причине, что ни Германия, ни западные государства не готовы к ней как следует. Наконец, во всех странах у власти находится поколение, которое уже пережило мировую войну, и это поколение к новой войне отнюдь не стремится.

Маму это убедило, и она сказала, что Яцек снял камень с ее сердца.

Сразу же после обеда начали собираться знакомые и родственники. По всей видимости, источником сплетен была не пани Сарницкая, потому что об этом уже говорили все. Я очень радовалась, имея возможность авторитетно опровергать ту ерунду. Даже заслужила за это похвалу от Станислава (он также пришел вместе с Данкой).

Станислав сказал:

— Ты очень рассудительная и, как я вижу, неплохо осведомленная в этих делах. У нас безосновательно преувеличивают силу Германии и преуменьшают значение Франции. Правда, нынешнее положение в этой стране оставляет желать лучшего. Но так будет продолжаться недолго. Французы на протяжении своей истории уже не раз доказывали, что они способны преодолеть временную слабость. Вот и теперь, в случае опасности, они куда легче, чем нам кажется, освободятся от влияния своих масонов.

Станислав большой знаток в вопросах масонства. Может часами разговаривать об этом с отцом. Я не раз прислушивалась к их разговорам. Пожалуй, было бы ужасно, если бы в мире царили масоны. Как говорит Станислав, почти все выдающиеся личности в Польше и за границей принадлежат к масонству. Не понимаю только одного: если уж они такие мощные и не гнушаются даже убийствами из-за угла, то почему же до сих пор не сумели избавиться от всех своих врагов, и не только таких незначительных, как, скажем, Станислав, но и таких, как Гитлер и Муссолини.

Что касается Польши, то она действительно в невыгодном положении, потому что вынуждена выбирать между большевиками, гитлеровцами или масонами. С кем тут можно дружить? С каким облегчением я вздохнула бы, если бы Яцек стал министром иностранных дел. С его головой он наверняка справился бы со всеми проблемами. Хотя, с другой стороны, всю эту историю с мисс Норман можно бы уладить куда лучше, чем это делает он.

Наверное, надо будет завтра позвонить Мостовичу, чтобы провести с ним новый военный совет. С повязкой на лбу я выгляжу довольно мило. Она немного напоминает серебристую шапочку.

Сегодня впервые встала с постели. Собственно говоря, ничто меня уже не беспокоит, но так приятно быть на правах больной. Тетя Магдалена дохнуть на меня боится. У нее действительно доброе сердце. Поскольку Яцек был сегодня целый день занят, мы с ней несколько часов разговаривали. Она впервые рассказала мне, почему осталась старой панной. Вот никогда бы не подумала, чтобы она могла такое пережить, именно она. Есть все-таки на свете прочные чувства. Тетя Магдалена уверяет, что и теперь любит его так же пылко, как и тогда.

Ей было в то время едва восемнадцать лет. Родители ее умерли, поэтому, закончив обучение в пансионате, она поехала к своей старшей сестре, пани Сулигво. Супруги Сулигво жили в своем имении в Западном Полесье. У них было уже двое сыновей. (Я знаю их обоих. Один служит в военном флоте, а второй занимает высокую должность в промышленности Силезии). Тогда ребятам было около десяти или двенадцати лет. Пан Сулигво, намного старше жены, был полностью поглощен хозяйством и не уделял никакого внимания воспитанию детей. К мальчикам приставили гувернера и учителя в одном лице, пана Анзельма. Кроме этих пяти обитателей и еще немногочисленной прислуги, в большом мрачном доме не было никого.

Вскоре после приезда тетя Магдалена заметила, что отношения между ее сестрой Анелей и учителем далеко не те, которых мог бы желать хозяин дома. Но он, казалось, ничего не замечал.

Соседей у них почти не было. Но даже и те знакомые, живущие в радиусе пятнадцати-двадцати километров, избегали имения Сулигво. Там всегда царила гнетущая тишина. Хозяин, освобождаясь от дел, запирался в библиотеке. Мальчики кроме уроков проводили время в тихих развлечениях, в которые никого не посвящали. Анеля сновала по дому бесшумно, словно тень. Тогда она еще была хороша собой. (Я ведь познакомилась с ней, уже когда она была парализованной старушкой. Был ли между ней и паном Анзельмом роман, тетя Магдалена до сих пор не знает. Но думает, что нет. Это была какая-то болезненная, ненормальная любовь, которая неизбежно должна была возникнуть в том захолустье.

— Может, теперь, — сказала тетя Магдалена, — когда я знаю свет и многих людей, я бы смотрела на пана Анзельма совсем другими глазами. И все же в одном я уверена: равнодушно бы не прошла мимо него, так как это был человек необыкновенный. Ему тогда едва минуло тридцать, а знал он столько всякого, что просто чудо. Окончил два факультета, объездил многие страны. Широта его интересов свидетельствовала о недюжинном уме и несомненной интеллигентности. Но при всем том он был совершенно не приспособлен к жизни. В таком возрасте и с таким образованием он томился в той глуши нищенски оплачиваемым гувернером, кое-как выполнял свои обязанности, собирал разные растения, зная название каждого из них, но собирал беспорядочно и, в конце концов, выбрасывал их на помойку. И так было во всем. Единственное его развлечение, если это можно назвать развлечением, составляли несколько ежедневных партий в шахматы с паном Сулигво. Он всегда выигрывал. Вечерами, когда все ложились спать, пан Анзельм оставался в малой гостиной с Анелей. Он читал ей стихи или играл на стареньком фортепиано, им самим настроенном. О чем они говорили и говорили ли вообще, я не знаю. Анеля уходила к себе слишком поздно. Я каждый раз слышала, как под ее ногами скрипел пол в коридоре.

— А вы никогда не спрашивали у тетушки Анели, что их связывает?

Тетя Магдалена покачала головой.

— Нет. Сначала это меня нисколько не интересовало. Я впервые в жизни радовалась полной свободе. Делала себе, что хотела. Никто не обращал на меня внимания. Да и, наконец, мы с Анелей никогда не были в близких отношениях. Нас разделяла разница в возрасте, характерах, условиях, в которых мы воспитывались. Однажды я встретила п. Анзельма в отдаленной аллее заброшенного парка. Мы разговаривали часа два. С этого все и началось. Была осень…

— И вы сразу же в него влюбились.

— Нет. Тогда еще нет. Но настала зима. А надо тебе сказать, что здоровье я имела весьма слабое, и наш дядя хотел, чтобы я хотя бы год отдохнула в деревне, а потом уже приехала к нему. Запертая в четырех стенах того унылого дома, я все больше тянулась к п. Анзельму. Никто этого вроде бы не замечал, за исключением Анели. Она стала относиться ко мне недоброжелательно, а порой и грубо. Тогда я сказала пану Анзельму, что нам нельзя бывать столько времени вместе, потому что это раздражает Анелю. Он ничего не ответил, но ничуть не изменил своего поведения. И далее искал моего общества. Впрочем, неправда: я искала его общества. А он этого не избегал. Был счастлив. Я влюбилась в него до беспамятства. А Анелю просто возненавидела. Я начала шпионить за ними. Однако ничего не обнаружила. Однажды я зашла в его комнату. Это был… это был наш первый и единственный поцелуй. Вдруг в дверь постучали. Анзельм непроизвольно повернул ключ в замке. Тогда Анеля начала изо всех сил стучать в дверь кулаками. Ее крик тревожно разнесся по всему дому. Муж ее сидел в библиотеке внизу. Там же, в соседней комнате, были и мальчики. В столовой прислуга убирала после обеда. Однако никто не пришел, никто не подал признаков жизни. Тогда Анеля побежала прочь от двери. Предчувствуя несчастье, я бросилась за ней. Когда вбежала в ее спальню, она держала в руке револьвер. Я подоспела вовремя, чтобы не дать ей натворить беды. Между тем, как я пыталась забрать у нее оружие, прозвучал выстрел. Пуля попала в п. Анзельма, возникшего в тот момент на пороге. Он упал. Его только ранило… Но она об этом не знала. Несколько минут спустя ее нашли в петле на чердаке. Веревку сразу перерезали и Анелю спасли. Ночью я тайком вышла из дома и по снежным сугробам добрела до ближайшей деревушки. Там наняла подводу… Больше я никогда его не видела…