Штольня в Совьих Горах - Добкевич Корнелия - Страница 24

• Предыдущая
• 24/37
• Следующая

— Пойдем со мной! — приказал рыцарь и быстро из сеней вышел.

«Видно наказывать меня будет! — идя за господином своим, раздумывал Марцин. — Но за что же? Ведь, кажись, ничего плохого я не сделал…» — Напрасно старался он припомнить, чем мог заслужить наказание.

А Любина ни слова ему не сказал. Быстро вышел со двора через боковую калитку и темными переулками к городским воротам направился: через них прямо на берег Бобра выход был. Удивленный и напуганный парень, втянув голову в плечи, бегом за рыцарем поспешал. «Куда идем? Зачем?» — пытался он разгадать замыслы хозяина.

Время шло.

Пригородная, широкая и оживленная дорога мало-помалу превратилась в извилистую лесную тропу, что вдоль обрывистого берега шла. Всё ниже и ниже нависали над головами путников ветви старых дубов.

— Слушай, хлопец! — вдруг заговорил Любина, резко остановившись посреди тропы. — Говорят о тебе, что ты Золотого Селезня видел. Правда ли это?

— Да, господин…

Угрюмое лицо Любины осветилось довольной улыбкой.

— Рад был бы и я увидеть его, мой верный слуга! — просительно и ласково сказал рыцарь. — Хотелось бы и мне потешить взгляд свой золотым сиянием, что его окружает… Нет ничего на свете прекраснее, чем Золотой Селезень! Укажи же мне то место, где он появился! Проводи меня туда, а я в награду пошлю твоим родителям пшеничный хлеб и два мешка самой лучшей муки.

Вспомнил тут Марцин пустые закрома в отцовском амбаре и суп из сухой лебеды, который его старая мать каждодневно готовила… Белый, пахучий хлеб и мешки с мукой, которой так давно не видели мужики в Пшесеке, показались ему самым большим и самым желанным богатством. И не догадался доверчивый паренек, что из уст господина могут исходить слова коварные и лукавые.

— Хорошо, господин мой! — прямодушно ответил Марцин. — Идемте! Приведу вас к тому дубу, что у самого берега растет. Там я и видел Золотого Селезня, когда он посреди реки плыл.

У Любины глаза от жадности засверкали, а лицо так побагровело, словно он кубок мёду залпом выпил.

— Поспешим! Поспешим же! — несвязно и быстро забормотал он, подталкивая Марцина, чтобы шел вперед. — Добавлю тебе еще и мешок пшена…

Проворно пошли они и вскоре уже остановились возле старого дуба, ствол которого, словно бы столетняя борода, был покрыт мохом и лишайниками.

— Вот здесь… — сказал Марцин, а сам на небо глянул. — Теперь скройтесь за дуб и отдохните на траве. Надо подождать, когда ночь наступит.

Однако Любина и внимания не обратил на его слова, даже не поглядел на Марцина. Вместо того, чтобы отдохнуть после долгого пути, да прилечь в тени шелестевшей листвы, он поспешно начал стрелы в колчане перебирать: искал ту, что потяжелее и поострее.

Охватила тут Марцина тревога.

— Что вы хотите делать, господин? — спросил он рыцаря.

— Поохотиться хочу, слуга мой! — раздались в ответ грозные слова. — Поохотиться более пышно, чем король… Золотую птицу хочу подстрелить!

— Не делайте этого, господин! Негоже так, худо… — в отчаянии взмолился Марцин и пал перед рыцарем на колени. — Не делайте этого, послушайте меня! — просил он слезно. — Бросьте лук ваш и стрелы!

— Перестань, надоел ты мне, дурак! — злобно выкрикнул Любина и грубо оттолкнул парня от ног своих. — Мне достанется эта птица! А когда добуду Золотого Селезня, стану богаче самого короля! Понимаешь? Богаче короля!..

— Господин! — взмолился парень.

— А ну, замолчи, бездельник! — закричал рыцарь и плеткой погрозил, которую всегда носил при себе. — Если хоть слово еще скажешь, изобью тебя, как собаку, а потом в подвал темный посажу, чтобы не болтал лишнего!.. Стань позади и жди приказа!

Сказав это, скрылся рыцарь за дерево и, приготовив лук, затаился, чтобы стрелу пустить в дивную птицу. Не посмел Марцин ослушаться воли своего господина: стал позади него. Отчаяние его охватило, горючие слезы украдкой вытирал парень.

Долго они ждали в укрытии. Вот уж и заря начала гаснуть за лесом. Но странная тишина воцарилась кругом. Не всплеснула ни одна рыба в реке, не заклекотал ястреб в вечернем небе, умолкли дятлы в глубине леса, перестали квакать лягушки в ближнем болотце, затихли кузнечики в густой траве… Даже ветер не шелестел листвой в кронах дуба и ни разу не обласкал веянием своим вечерним камыша речного.

«Что бы это могло быть?» — изумился парень, думая о таком странном молчании воды и леса.

А Любина всё еще стоял, прижавшись к замшелому стволу дерева, глаз с волн речных не спуская. По-прежнему держал наготове лук и стрелу. Над Бобром вечерний туман поднялся и голубовато-белёсой, вуалью камыши обвил. А поверхность воды как бы застыла и стала похожей на зеркало.

Звезды на небе появились — далекие и бледные. А Марцину показалось, что убегают они и прячутся за плывущие по небу облака: не хотят глядеть на жадного Любину.

Да и месяц в этот вечер поскупился землю осветить. Лишь на короткое время бросил он на реку луч серебристо-зеленый, а потом вроде бы лисьей шапкой закрылся и за большое облако ушел. Но как раз в этот короткий миг и показалась на реке птица…

Выплыла она из густого камыша и медленно направилась к дереву, за которым люди притаились. Но держалась всё время посреди реки.

Однако тщетно ждал Любина, что появятся золотые искры и сияние на реке… Это был не Золотой Селезень, а простой — с серыми перьями и зеленовато-синей шеей. Вышел он на берег, стал по песку прохаживаться, да диких уток скликать, что на ночлег в прибрежные камыши заплывают.

— Лжец! — в страшном гневе закричал Любина. — Подлый лжец! И ты посмел обмануть своего господина? — по спине Марцина хлестнул сильный удар плети. — Так-то ты отблагодарил меня за мой хлеб и кров? Ну, погоди же, хитрый негодяй! Ты у меня попомнишь это!..

Однако алчность быстро превозмогла в рыцаре лютый его гнев. Хоть и обманулся он в своих золотых надеждах, но не захотел отказаться даже от такой малой добычи, как простой селезень.

А была птица совсем близко — в нескольких шагах, да к тому же и возле камыша остановилась: вроде бы дразнила рыцаря, гордость его охотничью подзадоривала. Натянул рыцарь лук, засвистела стрела…

Но даже ее хорошо заостренный наконечник лишь слегка задел селезня: сорвал с его груди несколько маленьких серых перышек. Всполошенный селезень отскочил в сторону и улетел. А месяц совсем за тучу скрылся, и пала на реку непроглядная, черная тьма…

Разъяренный рыцарь в бешенстве ухватил Марцина за плечо и поволок его за собой по прибрежному лугу.

— Негодяй! Лживый негодяй! — в гневном беспамятстве кричал он. — Таков этот твой Золотой Селезень? Такова достойная меня добыча?.. Ну, подожди! Теперь ты у меня из подземелья не вылезешь!

Из последних сил рванулся Марцин и освободился из цепких рук Любины. Не оборачиваясь, кинулся бежать напрямик, в темноту.

— Прочь от меня! Вон из моего дома, мерзавец! — орал вслед ему рыцарь.

Продираясь в потемках сквозь кустарник, побрел рыцарь домой.

А Марцин притаился в зарослях орешника на самом берегу небольшого болотца. Вязкая там и сырая была земля, так что сразу в постолы вода набралась. Однако боялся Марцин выходить. Гневные выкрики и ругательства, которых не жалел рыцарь своему слуге — поначалу громкие и страшные — понемногу стали затихать, а вскоре и совсем замерли вдали…

Ушел Любина с берега реки. Выбрался Марцин из укрытия и лег на сухом месте под дубом. А в кроне старого дерева снова ветер шумел, в болотце лягушки перекликались и вторили им стрекозы, что в гуще вереска и чабреца таились.

Отбросил месяц лисью шапку и снова щедро сиянием реку осветил. А вокруг него мерцали звезды — близкие теперь и весело подмигивающие парню. Радовался Марцин тишине и прелести летней ночи, поглядывал на песчаный берег и шумевший там камыш. И вот вдруг опять диво увидел.

Среди камыша, на песчаном дне Бобра, возле самого берега, что-то засветилось в воде — словно бы в реку звезды попадали!

Поднялся Марцин, вошел в воду и с любопытством приглядываться стал. У самых ног, на речном песке, увидел он те перья, что серый селезень уронил, когда от Любины бежал. Сияли они золотым блеском…

• Предыдущая
• 24/37
• Следующая