Питомник. Книга 2 - Дашкова Полина Викторовна - Страница 45
- Предыдущая
- 45/52
- Следующая
Глава тридцать третья
Глядя в окно электрички на проплывающий подмосковный пейзаж, Фердинанд Леопольдович Лунц видел перед собой лицо Лики, бледное, как туман, но совершенно живое. Он знал, что теперь, сколько ни осталось ему жить, пару часов или пару десятков лет, он будет видеть мир только сквозь прозрачные светло-серые глаза Лики, только так, потому что собственное зрение ему больше не нужно.
По вагону медленно прошли три милиционера. Фердинанд сжался и перестал дышать.
«Дурак, – равнодушно сказал он самому себе. – У тебя на лбу ничего не написано. Трус и дурак».
На прозрачных губах Лики задрожала грустная виноватая улыбка. Так она улыбалась, когда не видела выхода.
– Нет, Лика, нет, – шепотом обратился он к немытому окну. – На этот раз я все буду решать сам.
– Что, сынок? – старушка напротив подалась вперед. – Повтори, я не расслышала.
– А? Нет, ничего, простите. – Фердинанд понял, что говорит вслух, и испугался. Однако как же не говорить, если вот она, Лика, глядит на него и требует, чтобы он на ближайшей станции вышел из электрички, вернулся в Москву, позвонил следователю Бородину и рассказал ему все?
«Я не верю им, Лика, – продолжил он уже про себя, стараясь не шевелить губами. – Они отменили смертную казнь, он будет жить долго, он приспособится к тюрьме, это его стихия. А потом объявят очередную амнистию, он отлично заживет на воле. Не смотри на меня так, я знаю, ты всех простила, даже его. Тебе больше ничего не нужно. Но это нужно мне, попробуй понять. Вспомни, что ты чувствовала, когда заглянула в подвальное окошко. Я видел это окошко. Теперь оно замазано черной краской. Что им стоило сделать это раньше? И почему именно в ту ночь отменили сразу две последние электрички? Неужели, чтобы кончился этот кошмар, понадобилась твоя жизнь? Неужели никто не догадывался, что творится в счастливом многодетном семействе? Туда приезжали толпы журналистов, туда каждый день приходили учителя, и все были в полном восторге. Помнишь, как ты заплакала, когда узнала, что Люся беременна? Девочку тошнило и рвало, ты повела ее в платную поликлинику, чтобы проверили желудок, кишечник, ей сделали ультразвук брюшной полости и сообщили тебе потрясающую новость. Тогда ты поняла, что не сошла с ума, не было у тебя никакого обморока, никаких галлюцинаций и кошмарных снов. Все, что ты увидела сквозь маленькое подвальное окно, происходило на самом деле. Тебе надо было действовать разумно и осмотрительно или не действовать вообще. Но ты слишком была потрясена, ты рвалась в бой, забыла об осторожности и не желала прислушаться к моим советам. Вместо того чтобы беспокоиться за собственную безопасность, ты волновалась, как Люся переживет аборт, ты говорила, она такая маленькая, она испугается. Наверное, уже знаешь, аборта не потребовалось. И более всего тебя угнетало чувство бессилия, ты плакала оттого, что не могла защитить это странное несчастное существо, единственное живое существо, которое ты любила, когда не стало Ольги и твоей мамы».
– Следующая станция Лобня, – объявил механический голос.
Фердинанд поднялся, вышел в тамбур и закурил. Лика стояла рядом и морщилась от дыма.
«Ну да, я вижу, у меня трясутся руки. Ничего страшного. Я выйду на свежий воздух, пройду рощу и успокоюсь. У меня нет других вариантов. Я не могу полагаться на капитана Косицкого, на следователя Бородина. Я для них стал первым подозреваемым. Они всерьез уверяли меня, будто я тебя убил, Лика. Ты видишь, насколько они тупы и бездарны? Устроили обыск у Ларисы, обшарили мою пустую конуру в коммуналке, но туда, куда следовало, не догадались заглянуть. Между прочим, во время обыска я нервничал сильней, чем сейчас. Оказалось, напрасно. В моем клоповнике кто-то постоянно стирает белье. Тазы стоят в ванной и в кухне. Им не пришло в голову, что пистолет можно просто завернуть в несколько слоев полиэтилена и положить на дно таза с чужим замоченным бельем. Это было надежно. Ведь никто из коммунальных кумушек не станет стирать, когда в квартире происходит такая забава, как обыск. А французский журнал я сжег ночью на помойке. Там много фотографий, они могли догадаться. Я не хочу, чтобы они пришли первыми, у них нет смертной казни».
Поезд остановился, Фердинанд неловко спрыгнул, чуть не угодил ногой в щель между платформой и ступенькой. Лика поддержала его за локоть.
На станции он не стал ждать автобуса. Ему хотелось пройти пешком. Лика летела рядом, только он ее видел и чувствовал, больше никто. Он переживал, как собственное воспоминание, то, что случилось с ней меньше месяца назад, он дословно повторял про себя ее рассказ, как будто проверяя, хорошо ли все помнит.
Через два дня после похорон тети Юки она приехала к Люсе, но забрать ее не могла. У нее была какая-то срочная работа на фабрике. Люся очень долго не отпускала ее. На станцию Лика попала в половине двенадцатого ночи, оказалось, что две последние электрички отменены и следующая будет только в шесть утра.
Ночь была холодной. У станции стояли такси и частники, но из-за отмены электричек заламывали огромные цены, а у Лики было с собой очень мало денег. Она решила вернуться и попроситься у Изольды переночевать. Пока шла пешком, начался дождь. Она промокла, замерзла и могла думать только о том, чтобы оказаться в тепле. Когда подошла к дому, увидела, что света нет нигде и ворота заперты. Ей не хотелось звонить, будить детей, со стороны рощи была калитка, Лика решила войти и тихонько постучать в окно комнаты Изольды.
Оказавшись во дворе, она услышала тяжелый, пульсирующий гул, он доносился как будто из-под земли. Потом послышался дикий, отчаянный детский визг. Она замерла, пытаясь понять, что происходит. Крик повторился, его заглушили звуки тяжелого рока, такого тяжелого, что земля тряслась под ногами. И тут она заметила бледный дрожащий лоскут света, падающий на траву у каменного фундамента. Стараясь не дышать, она подкралась к маленькому подвальному окну, легла на землю и заглянула.
Ей открылся просторный каменный подвал, именно оттуда грохотал рок и неслись крики. Там пылало множество свечей. Посередине стоял низкий широкий стол, накрытый церковной парчой. На столе извивались три обнаженных тела, одно мужское и два женских, вернее, детских, потому что семнадцатилетние близнецы Ира и Света казались ей детьми. Рядом стояло высокое сооружение, похожее на трон. На нем каменной глыбой восседала Изольда в черном балахоне, курила и молча наблюдала за происходящим. У ног ее валялось что-то розовое, и в первый момент Лике почудилось, что это расчлененный младенец. Голова, туловище, руки, ноги. Ее сильно затошнило, она зажала рот ладонью. Приглядевшись, поняла, что это всего лишь кукла, поломанный пластмассовый пупс. Потом заметила еще один клубок голых тел в углу, на соломе. Два мальчика и две девочки. Одна из них Люся. И в этот момент что-то взорвалось у нее в голове. Она успела услышать странный тупой треск, и стало темно, словно ее мозг перегорел, как электрическая лампочка.
Очнулась она в постели, на белоснежном крахмальном белье. В открытое окно лился солнечный свет, трепетали голубые занавески, шуршали листья, пели птицы. Рядом сидела Изольда в белом махровом халате, с мокрыми волосами. Лицо ее блестело от крема. Она кончиками пальцев отбивала быструю бесшумную дробь по жирным щекам.
– Как вы себя чувствуете? – спросила она, заметив, что Лика открыла глаза. – Вы нас ужасно напугали. Разве так можно?
– Что это было? – произнесла Лика, едва шевеля сухими губами.
– Сначала скажите, что вы помните, – улыбнулась Изольда. – Ох, я вижу, вам трудно говорить. Во рту пересохло. Вам воды или соку? А может, чайку?
– Воды. – Лика закрыла глаза. Голова болела, тошнило, было больно смотреть на свет.
– Давайте я приподниму вас, – послышался рядом голос Изольды. – Неужели все еще так худо? Врач сказал, сотрясения мозга нет. Травма не такая серьезная, как нам показалось. А обморок случился из-за сильного спазма сосудов головного мозга.
- Предыдущая
- 45/52
- Следующая
