Питомник. Книга 2 - Дашкова Полина Викторовна - Страница 11

• Предыдущая
• 11/52
• Следующая

С Ильей Никитичем они проговорили почти час, на прощание он пообещал, что успокоит Колиных родных, жену, маму и бабушку, они всей компанией сидели в больничном скверике и переживали. И еще Бородин сказал, что, как только Коля поправится, он попробует похлопотать, чтобы младшего лейтенанта подняли с земли в округ и включили в оперативную группу, которая работает по этому делу.

– Вообще, если честно, мое начальство до сих пор не видит в деле судебной перспективы, – признался Илья Никитич, – но, думаю, после твоего ранения все изменится. И еще, я все-таки надеюсь, что мы поймаем его раньше, чем ты поправишься.

Лунный свет стал бледней, прохладней. Небо на востоке посветлело, тихо защебетали первые предрассветные птицы. Сосед старик беспокойно ворочался, громко храпел, еще раз зашла сестра, сделала старику укол, понюхала огромную чайную розу, посмотрела на спящего Колю, вздохнула и пробормотала:

– Слава Богу, повезло мальчику. Чуть левее – и в сердце, чуть правее – и спинной мозг пострадал бы. Машиной могло сбить насмерть, но повезло, слава Богу.

Дверь была распахнута. У Ксюши больно стукнуло сердце, ей показалось, белобрысый там, внутри, притаился со своим пистолетом и ждет. Ей даже стали мерещиться шорохи, вздохи, скрип половиц.

«Эй, смотри не свихнись, – одернула она себя, – а что, запросто! Сейчас начнутся галлюцинации, слуховые и зрительные, ты будешь шарахаться от собственной тени, а когда случится что-то реальное, серьезное, ты не заметишь, поскольку психи видят и слышат только то, чего нет».

Ксюша заперла дверь на все замки и на задвижку, вымыла наконец Машу, уложила ее, принялась укачивать, но засыпать ребенок уже не собирался. Было почти утро. Маша хныкала, просилась на ручки, для нее все спуталось, день, ночь, она пережила настоящий стресс и теперь никак не могла успокоиться. Ксюшу тоже продолжало трясти, она даже испугалась, что пропадет молоко. Трясущимися руками она пыталась вытащить занозу из ступни, расковыряла кожу, наконец справилась, залепила рану пластырем, замазала йодом ссадину на локте, умылась холодной водой, вернулась к Маше, которая продолжала тихо всхлипывать и смотрела на нее испуганными мокрыми глазами.

В дверь позвонили, когда ребенок наконец уснул, но, стоило отойти от кроватки, опять раздался тихий плач.

– Так что случилось у вас?

Их было трое, один в форме, двое в штатском, но с характерными милицейскими лицами.

– Минуточку. – Ксюша побежала в комнату за Машей, вернулась с ней на руках. Трое в коридоре озирались профессиональными взглядами, один закурил.

Ксюша начала рассказывать, получалось сбивчиво и непонятно. Маша терлась личиком об ее грудь и тихо всхлипывала.

– Значит, вы не слышали, как он проник в квартиру. Проснулся ребенок, вы зашли в ванную, увидели там незнакомого мужчину, который умывался. А зачем он умывался? Если он пришел воровать, зачем бы ему умываться?

– Меня это тоже вначале смутило, но с другой стороны, он ведь думал, что в квартире никого нет, а потому не особенно спешил, вспотел, решил умыться.

– А откуда вы знаете, что он думал, будто в квартире никого нет? Он вам это сказал?

– Разумеется, нет, – поморщилась Ксюша. Странные вопросы ставили ее в тупик, но она решила, что милиционеры просто хотят как следует во всем разобраться, – разумеется, он мне ничего не сказал. Я брызнула ему в лицо из баллончика.

– То есть вы зашли в ванную с газовым баллончиком?

– Да нет же! Я схватила дезодорант, он стоял на полке. Он хотел меня убить, как вы не понимаете!

– Но вы только что сказали, что он думал, будто в квартире никого нет. Не сходится, барышня, совсем не сходится.

– Ну не знаю я, что он там думал! – рассердилась Ксюша. – Я брызнула ему в лицо дезодорантом, заперла дверь в ванную, погасила свет и выбежала из квартиры. А потом увидела, как вышел он, и в руке у него был пистолет. Мы спрятались на детской горке, он нас заметил и шел с пистолетом прямо на нас. Он даже стал подниматься по лестнице, но под ним проломились ступеньки, а потом его спугнула сирена.

– Погодите, – поморщился милиционер, – до пистолета мы еще дойдем. Вы проверяли, что-нибудь пропало?

– Нет, я не успела.

– Интересная вы какая, девушка, – криво усмехнулся тот, что был в штатском и задавал дурацкие вопросы, – в такой ситуации нормальные люди первым делом смотрят, что пропало. А вы вообще-то здесь прописаны? Можно взглянуть на ваш паспорт?

– Да, конечно. – Ксюша сунула руку во внутренний карман ветровки, которая висела тут же, на вешалке, и протянула милиционерам паспорт.

– Так, понятно, Солодкина Ксения Михайловна... С пропиской все нормально. Положите-ка ребенка и посмотрите, пропало что-нибудь или нет. Проверьте деньги, драгоценности.

Ксюша послушно отправилась в комнату, уложила Машу. Конечно, тут же раздался усталый, слабый, но возмущенный плач.

– Сейчас, сейчас, малыш, я приду. – Она отправилась в комнату Галины Семеновны, огляделась. Вроде ничего не изменилось. Где у свекрови лежат деньги, она все равно понятия не имела, а шкатулка с драгоценностями стояла на туалетном столике. Ксюша знала, что там много всяких колец, серег и прочих ювелирных изделий с драгоценными камнями, знала также, что у шкатулки какой-то хитрый замок. Мельком подумав что-то про отпечатки пальцев, она попыталась осторожно открыть шкатулку. Крышка легко поддалась. Сверкнули разноцветные драгоценные камни. На глазок Ксюша не могла определить, что пропало и сколько, если вообще пропало. Шкатулка была почти полной. Однако замок, скорее всего, взломали, потому что вряд ли аккуратная свекровь, уезжая, оставила бы ее незапертой.

Ксюша вернулась в коридор, где нетерпеливо курили уже все трое, небрежно стряхивая пепел на паркет, и рассказала о деньгах и драгоценностях все, что могла рассказать. Из комнаты доносился жалобный Машин плач.

– Простите, я должна ее взять, я плохо соображаю, когда она плачет. А вы, пожалуйста, пройдите вот сюда, в гостиную. – Она побежала за Машей, наспех закутала ее в одеяло, вернулась к милиционерам. Они расположились в креслах у журнального столика.

– Получается, у мужчины был ключ? – спросил милиционер в штатском, самый старший по возрасту и, вероятно, по званию.

– Получается, был, – кивнула Ксюша.

– Значит, кроме вас и ребенка, здесь еще проживают ваш муж и свекровь?

– Да.

– Где они?

– Свекровь отдыхает во Франции, муж на даче.

– А вы знаете всех знакомых вашего мужа?

– Конечно, не всех. Мы женаты только год.

– Понятно. Живете, значит, вместе. И как складываются отношения со свекровью?

– Нормально. При чем здесь наши отношения?

– Да так, к слову пришлось. Мужу-то сколько лет?

– Сорок.

– А вам, значит, девятнадцать. Ну и ну, интересно. Сами-то вы с ребенком почему не на даче? Такая жара в Москве.

– Мне надо было показать дочку врачу, – судорожно сглотнув, соврала Ксюша. – Я вас не совсем понимаю, при чем здесь наш возраст и семейные отношения? – тихо спросила она, но милиционер проигнорировал вопрос и произнес задумчиво:

– Слушайте, а этот мужчина не мог быть просто знакомым вашего мужа, которому он дал ключ и забыл поставить вас в известность?

– Я сначала тоже так подумала, – ответила она и, отвернувшись, дала Маше грудь. Ребенок уже не плакал, только тихо всхлипывал. Было больно смотреть на осунувшееся, бледное личико, на красные припухшие глаза. Кожа вокруг ротика посинела, Маша выглядела совершенно больной, Ксюша еще никогда ее такой не видела. От этого все внутри дрожало, было страшно за ребенка, и голова работала скверно.

– И вы не пытались с этим мужчиной сначала поговорить, выяснить, кто он и зачем? Может, действительно произошло недоразумение? Вы сказали, что брызнули ему в лицо из баллончика дезодорантом. Это, между прочим, не безобидно, – продолжал свой допрос пожилой в штатском.

Может, он был и не таким уж пожилым, лет сорок, не больше, но физиономия его показалась Ксюше весьма потасканной, как будто даже испитой. Двое других выглядели значительно приятней, но они молчали.

• Предыдущая
• 11/52
• Следующая