Ночь Стилета - Канушкин Роман Анатольевич - Страница 25

• Предыдущая
• 25/68
• Следующая

— По моим сведениям, они с Шандором лишь однофамильцы. — Прима был в замешательстве.

— Не знаю, может, и так. Я их маме свечку не держала. Но так они говорили. Возможно, что и шутили.

Николай Волшининов был знаменитым исполнителем цыганских романсов, ростовским Сличенко. У них с Шандором было разным абсолютно все — начиная с отчества и заканчивая внешностью. Шандор был сухой и крепкий, Николай Николаевич выглядел как человек-гора, огромный, неимоверно толстый, выступал вечно в каких-то накидках, длинных хламидах, делающих его похожим на библейского пророка. Никаких сведений о том, что Николай Волшининов и Шандор были родственниками, у Примы не имелось. Конечно, в ходе оперативной работы не стоит пренебрегать никакими версиями, однако Николай Волшининов был слишком заметной и обеспеченной, в том числе и женским вниманием, фигурой, чтобы пойти на такое нелепое в его положении преступление. Вспылил? Из-за проститутки, которая ему отказала? И никто из возможных свидетелей: соседей, старушек у подъезда, мужиков, с утра до вечера резавшихся в домино в тени акаций напротив дома, — его не видел? А он еще вставил в смертельную рану засохший цветок? Нет, все это попахивало версиями из дешевых любовно-криминальных романов. Все это мрачная поэзия. В жизни все проще, суровее и конкретнее. И наверное, по этому сложнее.

— Хорошо, Наталия, вы виделись с потерпевшей за неделю до… — Прима все же перешел с официального языка, щадя чувства свидетельницы, — до трагедии?

— Я могу точно вспомнить… Это была суббота. Я ее встречала.

Встречала московский поезд. У нее были какие-то дела в городе…

— Какие?

— Она мне не рассказывала. — Наталия пожала плечами. — А потом мы вместе поужинали.

— Где?

— В поплавке… Это мы так называем ресторан…

— Знаю. Как она выглядела?

— Прекрасно. Даже лучше, чем обычно. Шутила. Мы ржали как сумасшедшие. Потом… Знаете, она переменила все — прическу, макияж, стала такая…

— А в ресторане?

— Если вы имеете в виду, работали ли мы там, то я вам сразу скажу — нет. У нас была отдельная кабинка, они прикрыты, знаете, такой свисающей соломкой. Мы ни с кем не общались и уехали не поздно. Сашка меня проводила, я в этот вечер уезжала в Тихорецк.

— Это было… Число не помните?

— Суббота, тридцать первое… Она была такая… как будто все в ее жизни теперь будет хорошо, но… мы больше уже не виделись. Сашка, Сашка… Это все ужасно.

— Но какими-то новостями вы делились?

— Говорю же вам — обычные бабьи пересуды. То-се…

— Вы сказали, что встречали в этот день московский поезд?

— Ну да. Сашка брала у Шандора отпуск. Даже отдала ему какие-то бабки.

— Работала в Москве?

— Не поверите — учиться поступала.

— В смысле?

— Да не бойтесь, не повышала квалификацию у московских путан, нет.

Это она уже второй год подряд. Я ж говорю, Сашка была очень целеустремленной, знаете, не раз она могла и Шандора на место поставить. Даже за меня как-то вступилась. — Наталия улыбнулась той самой светлой улыбкой, с которой действительно говорят хорошее, вспоминая ушедших. — Она в институт поступала.

Учиться вздумала на старости лет. По-моему, в какой-то экономический, что-то вроде… управления, есть такой?

— Есть. В Москве, как в Греции, все есть.

— Один клиент ей подсобить вздумал. Надул, конечно.

— И что?

— На общих основаниях провалилась в прошлом году. Там все замазано.

Потом приехала, рассказывала про студентов на иномарках с мобильными телефонами, смеялась…

— Если не путаю, вступительные экзамены проводятся летом.

— Да. Только в этом году она скопила денег и решила рвануть в какую-то частную школу бизнеса, все книжки по экономике читала. А до этого хотела в художественную школу, вроде рисовала неплохо. Путаная она у меня была.

Все чего-то мечтала.

— В художественную, а потом по бизнесу?

— Она хотела изменить свою жизнь, что здесь такого?

— И когда она брала отпуск?

— В конце апреля.

— Что ж это за школа такая, с экзаменами в апреле?

— А почему вы у меня это спрашиваете? Да еще таким тоном, будто я в чем-то виновата? У вас что, каждый человек в чем-то виноват?! Уже потому, что он просто живет?

— Ну вот, вспылила. — Прима посмотрел на Наталию и снова почувствовал опустошающую ватную слабость в желудке — если еще не язва, то где-то близко. — Я понимаю, что к работникам правоохранительных органов у тебя выработалось отношение то еще: хороший мент — мертвый мент. Так?

Она улыбнулась, но ничего не ответила.

— Только, Наталия, мы расследуем убийство твоей лучшей подруги, давай попытаемся быть на одной стороне.

— Но и вы не давите так на меня. Знаете, я ведь тоже не железная.

— Попытаемся восстановить мир? Так будет лучше.

Она кивнула:

— Ладно. — В глазах ее снова были слезы, и Прима подумал, что нервишки у Наталии Смирновой прилично расшатаны. Весьма прилично.

— Значит, весь май ее не было в городе? — спросил Прима.

— Приезжала пару раз, документы какие-то оформляла и снова в Москву.

Я ей говорю: пустая башка, чего мотаешь туда-сюда, деньги зря тратишь? И все книжки по бизнесу читала, где-то с полгода. Всерьез собиралась поступать.

Интересное получалось дело — выходит, последний месяц гражданка Яковлева изображала из себя прилежную абитуриентку и вроде как была вне зоны криминальных отношений, и вот она приезжает в город, и такая неожиданная развязка. Старые долги?

— А почему она ездила так далеко? Под боком Ростов — учись себе на здоровье, и рядом с домом.

— Ростов?! Вы смеетесь. Да ее там каждая собака знала, аж тошно было.

Нет. Она хотела изменить свою жизнь. Вообще! Понимаете?

— Понимаю. Но на какие средства? Угла своего нет, а жизнь в Москве дорогая.

— Не знаю. — Наталия несколько замялась.

— Может, она просто собиралась работать в Москве? А учеба — это все так, для отвода глаз, чтоб можно было ксиву предъявить? Ведь не жалуют в столице… залетных.

— Зачем так говорить? Кого там жалуют?

— Я просто рассуждаю. Давай попытаемся рассуждать вместе: сбережений у нее, чтоб обустроиться в Москве, судя по всему, не было. Вы ж получаете не ахти какие деньги? Не в пример моим, но не ахти?

— Да так, вроде откладывала понемногу, но в основном только на шмотки и хватало.

— Ну согласитесь, Наталия, вы обе женщины, и вас должны были интересовать эти темы: на что жить будешь? Может, есть у тебя кто? А как то, а как се?

— Хорошо. Для вас шлюшка — это прямо штамп на всю жизнь, так получается?

Прима промолчал. Наталия продолжала:

— Может, она и собиралась по ночам подрабатывать, но вот именно для того, чтобы было на что жить. Но главное — она собиралась учиться. Хотела поставить на прошлом точку. Очень хотела.

— Прямо так сбежать от Шандора и работать на улице в Москве? Наталия, мы же договорились уважать друг друга. Можно, конечно, считать подполковника милиции старым пердуном, но вот лопухом?.. Вряд ли стоит.

— Да ничего я не считаю. Вы лезете прямо в душу. Я у нее то же самое спрашивала — мол, что, работу в дорогих гостиницах нашла? Есть у тебя кто? Она сказала, что есть. Но боится сглазить. Поэтому ничего говорить не будет. Пока все не решится. А потом, мол, и расскажу и все такое. Знаете, обычно она со мной всем делилась, а тут такое… Но по дереву стучала, чтоб не сорвалось:

Наталка, не обижайся, у тебя не дурной глаз, но я решила — пока никому. Вот, собственно, и все. Так что было у нее, на что в первое время обустроиться. Виды какие-то она имела.

— Это действительно все? Подумайте как следует, вспомните, может, чего мельком называла? Это может быть очень важно!

— Да нет. Говорю же вам — нет. Я тоже пыталась разузнать… Знаете женское любопытство? Сильнее его только женское желание выболтать все тайны. Но тут оказался совсем другой случай. Я говорю — Сашку было за что уважать.

Прима тогда подумал, что, возможно, она и права. Только вот как вышло — старые грехи тянут нас в прошлое, и ничего ты с этим поделать не можешь.

• Предыдущая
• 25/68
• Следующая