Ночь Стилета-2 - Канушкин Роман Анатольевич - Страница 48

• Предыдущая
• 48/82
• Следующая

— Алекса… — Он вдруг смутился. — Саней, короче.

— Александр, значит… Саня?

— В честь деда. Отличное имя. Да у тебя тоже хорошее, — успокоил он.

— Давно здесь стоишь, — она усмехнулась, — обратила внимание. Хитер ты, братец.

— А я никому не мешаю! — выпалил он, потом испуганно покосился на Болека с Лелеком. Но те, казалось, стали совершенно равнодушны к их диалогу.

Она смерила его взглядом:

— Что ж ты работать не идешь, Александр?

Нищий недобро усмехнулся, в его серых и скорее всего пьяноватых глазах сверкнула какая-то темная искра. Свою правую руку он выставил перед собой, и она подумала, что если б в его руке был микрофон, у окружающих сложилось бы впечатление, что он просто берет у нее интервью. Только вот тема вышла не из приятных.

— Я инвалид второй группы, — произнес нищий с неожиданной злобой в голосе, словно в этом была и ее вина. — Могу книжку показать. У меня в голове дыра с пятак. — Его левая рука быстро прошлась по одутловатости на лице и коснулась правой руки, а потом большой палец сомкнулся с указательным, демонстрируя диаметр означенного пятака. — Куда мне с этим? Правой рукой стакан ко рту не поднесу!

— Пойдемте, Вика. — Болек неожиданно включился в беседу.

— Вот, видите? — Правая рука нищего медленно, с дрожью и по ломаной траектории, словно она не совсем подчинялась командам, поступающим из мозга, пошла вниз. — Возьмете такого на работу?! А? Возьмете? За ваши стеклянные дверки?

— Ты полегче, — невозмутимо и даже со скукой в голосе произнес Болек, а потом незаметно качнулся в сторону нищего.

Тот сразу же испуганно отступил назад.

— Прекратите, — произнесла она. И протянула нищему деньги. — Вот, возьми.

Он уставился на пятисотрублевую банкноту.

— Издеваетесь, — произнес с неожиданной догадкой.

— Нет. Бери, Сань, бери. — Она шагнула в его сторону, взялась за его здоровую руку и вложила деньги в ладонь. — И выпей сегодня, если… если станет легче.

Болек склонился к уху Лелека и еле слышно прошептал:

— В принцессу Диану играет, мать ее…

Тот еле заметно кивнул. А потом усмехнулся, вспомнив, что принцессы Дианы уже почти год как нет на этом свете.

Она быстро пожала нищему руку, который, казалось, все еще не верил выпавшей на его долю удаче, повернулась и направилась к ожидающей ее машине.

Это все, что она могла для него сделать. Не так мало в ее положении. Ей подобных даров волхвов ждать было неоткуда. И уж ей-то легче явно не станет.

— Постой, — позвал нищий. — А цветы? Самое главное-то, цветы! Забыла?

Болек устало выдохнул: вряд ли нищий врал насчет дыры с пятак, парень явно слаб на голову.

Она обернулась. Вдруг радостно улыбнулась. Нищий протягивал ей трогательный букетик незабудок. Она взяла цветы.

— Спасибо, Саня. Кстати, какой праздник-то?

«С ума сойти, какая сказка», — вспомнил Болек свою старую присказку.

Конечно, не вслух.

— Чего, думаешь, не знаю?! — Нищий усмехнулся с хитроватым прищуром.

— Думаешь, скажу, что и без всяких праздников… да?

— Ничего не думаю.

— Шестилетие вашей компании.

— Что?! Однако… — Она покачала головой. — А ты, Саня, информирован.

Вот тут-то его губы расплылись в горделивой улыбке, и он, словно смакуя каждое слово, произнес:

— Ра-бо-та та-кая.

Нищий весь сиял.

Болек неожиданно подмигнул ему. Лелек, указав на карман, куда нищий убрал деньги, добродушно заметил:

— Неплохо поднялся, а? За разбитый нос-то? Может, купишь мой платок?

Улыбка тут же сползла с лица нищего.

— Шутка, — успокоил его Лелек, взглянул на Болека, и они весело хлопнули друг друга по рукам.

…Сегодня нищий стоял на своем рабочем месте, наблюдая, как они усаживались в лимузин.

— По-моему, этого пассажира надо отсюда убрать, — изрек Болек. — Картину портит.

— Ладно, он же увечный, к тому же на голову болен. Пусть живет, — откликнулся Лелек.

— Говорят, если подержаться за увечного, за сухую руку там или чего, и загадать желание…

— Слышь, — прервал его Лелек, — я не знаю, у кого из вас дыра в голове — у него или у тебя?

— Да ты хорош… Потом эти-то, дураки блаженные…

— Боря, слушай сюда. Подержаться надо за горб горбуна, а не за обрубок инвалида, тогда…

Она уже не могла всего этого слышать. Она лишь слегка повернула голову, посмотрела на нищего и… улыбнулась ему. И тот в ответ ее поприветствовал, помахав рукой. Быстрый, чуть заметный жест.

Уже позже она поняла, что было не так.

— Вот засранец. — Она усмехнулась.

— В чем дело? — поинтересовался Болек.

— Все в порядке, — сказала она, — просто вспомнилось…

Она вдруг поймала в зеркале заднего обзора взгляд Лелека… Теперь она уже привыкла к этим неожиданным взглядам, совершенно преображающим его лицо. Но когда это случилось в первый раз, ей пришлось в корне изменить свою точку зрения на галерею портретов антиинтеллектуалов. И Болек и Лелек были абсолютно корректны с ней, выполняли все ее капризы и не досаждали своим обществом, всегда оставаясь в тени. Но — всегда. И вопрос, кем же являлись Болек с Лелеком, ее охранниками или ее конвойными, так и оставался непроясненным. Это случилось, когда она перепутала выход из бассейна «Чайка» и попыталась воспользоваться служебным, находящимся в противоположной стороне спортивного комплекса. Оба охранника должны были ждать ее в холле, да она в общем-то вовсе не собиралась от них «отрываться». Она решила лишь осторожно запустить пробный шар.

Так, на будущее. Чуть прояснить ситуацию. Она вышла через служебный ход со спортивной сумкой на плече… У ограды, в тени деревьев, курил Лелек, беседуя с кем-то из тренеров. Заметив ее, он спокойно улыбнулся и сделал глубокую затяжку. Выпустил дым, разглядывая дымные кольца. И спросил:

— Что, Вика, заблудились?

— Нет, — ответила она и тут же, понимая, что она вовсе не обязана перед ним оправдываться, произнесла со строгостью в голосе — по крайней мере она очень надеялась, что получилось со строгостью:

— А почему вы торчите здесь?

Но Лелек не стал сжигать мостов. И она так и не получила ответов на интересующие ее вопросы. Лелек, потупив взор и даже чуть виновато, произнес:

— Борис ждет в холле. Я просто встретил приятеля. Извините, если что не так.

Это все, что он сказал. И еще пожал плечами, как бы говоря своему знакомому: вот такая вот, брат, служба. Но перед этим Лелек бросил на нее быстрый взгляд. Чуть насмешливый, проницательный и на миг совершенно преобразивший его лицо. Этот взгляд, казалось, мгновенно прощупал изнанку ее мыслей, и она с какой-то пугающей ясностью поняла, что ответы на ее вопросы никогда не будут сформулированы, только, если хочет, она их уже получила.

Ответы ее не радовали. И еще. Поймав этот короткий взгляд, она сделала еще одно открытие: Лелеку вовсе нечего делать в галерее портретов антиинтеллектуалов. В какой-то короткий миг она видела его подлинное лицо. И тот, кто думает по-другому, очень сильно заблуждается. Потому что ей открылось наличие не только холодного и жестокого ума, но и неожиданно какая-то простая и грубая мужская привлекательность. Это ее смутило. И еще больше — напугало, вызвав чувство губительной обреченной покорности.

Но она сумела справиться с собой: теперь она уже привыкла к этому взгляду. И на вопрос: «В чем дело?» — ответила: «Все в порядке».

Хотя она поняла, что было не так. Нищий себя выдал. Он ее поприветствовал очень быстрым и очень ловким жестом. Он ее поприветствовал правой рукой, спрятанной в черную кожаную перчатку. Той самой, которой он якобы не сможет поднести ко рту и стакан.

Что тут поделаешь? Все в этой жизни пытаются устроиться получше. И чистая игра получается не всегда. И не у всех. Порой приходится передергивать.

А порой идти на вещи пострашнее, чем больные руки. Уж кто-кто, а она про это знает не понаслышке.

Подполковник милиции Валентин Михайлович Прима поднялся на подножку спального вагона уже отходящего поезда и улыбнулся симпатичной чернявой проводнице:

• Предыдущая
• 48/82
• Следующая