Ночь Стилета-2 - Канушкин Роман Анатольевич - Страница 23

• Предыдущая
• 23/82
• Следующая

— Вот тебе на! — негромко проговорила Люба. — Все понятно. — Люба продолжала смотреть на листок. Чем тебе не детективная история?

И тут Любу словно кольнуло в сердце и какая-то пелена перед глазами растаяла. Была, была особенность, о которой Люба вспомнила только сейчас. Нет, не лица, лица для нее часто одинаковые, а некоторую особенность, которую глаза видели, да она не поняла, которую она заметила, но удивиться и осознать ее не успела. И так бы все и осталось, если бы не визит этих людей с Петровки. А теперь она вспомнила. Руки! И лишь теперь пришло запоздалое удивление увиденным несоответствием. Конечно, руки у многих людей, особенно если они музыканты или кабинетные работники — словом, белоручки, стареют позже всего остального. Этот пожилой представительный мужчина был явно из белоручек. Люба заметила это, протягивая ему квитанцию и мелочь. Он обладал явно не усталыми и грубыми руками труженика. Но сейчас Любе показалось, что в свете этого визита с Петровки важнее кое-что другое. У пожилого представительного отправителя загадочного факса были красивые, может быть, холеные, но главное — молодые руки. Достаточно крепкие, как у мужчины в самом расцвете сил.

Люба уставилась на пустое окошко, где несколько часов назад она видела эти руки. Молодые руки у пожилого человека. Было ли это важной отличительной особенностью? Молодые руки у пожилого человека. Ну и что, просто человек следит за собой. На столе лежала карточка с телефоном. Петр Григорьевич Новиков. Теперь уже Люба была убеждена, что приходили точно с Петровки.

Позвонить? И что?! Рассказать про руки? Ее поднимут на смех — бабьи бредни, тоже мне, вспомнила отличительную особенность. Люба еще какое-то время смотрела на телефон, карточку и пустое окошко. Она соприкоснулась с тайной. Сегодня что-то произошло, что-то совсем другое, непохожее на рутину повседневности. Но надо ли это ей, Любе, матери двоих детей? Нет, конечно! И что она могла сделать — позвонить, чтобы ее подняли на смех? Ей ведь спасибо не скажут, а неприятностей она нажить сможет — мало ли что…

И Люба начала собирать веши со своего рабочего места. Все уже, хватит, действительно лучше от греха подальше.

Она решила не звонить, но карточку с телефоном Петра Григорьевича Новикова положила в свою сумочку. На всякий случай. Вдруг она вспомнит что-нибудь более существенное, чем красивые молодые руки у пожилых отправителей загадочных факсов?..

Но Володька, конечно, обалдеет, когда Люба ему все расскажет. И в крайнем случае на Петровку она сможет позвонить и из дома.

Люба приняла решение. Она оставила рабочее место и направилась к ожидавшим ее мужу и детям. Но даже если бы она приняла другое решение и позвонила прямо сейчас, вряд ли этот звонок успел бы что-либо предотвратить.

Для Любы и тех, кого она считала «людьми с Петровки», время уже было упущено.

Как и для некоторых других людей, вовсе не догадывающихся о существовании Любы с ее сомнениями и плохой памятью на лица. И честно говоря, ей очень повезло. В том, что не удалось запомнить внешность отправителя более досконально, присутствовала огромная доля везения. Это действительно было удачей. Но так Судьба распорядилась не для всех. Не все оказались такими везунчиками, как телеграфистка платной факсимильной связи, принявшая в этот день — несмотря на то что ее распирало любопытство — единственно правильное решение: оставить этот загадочный факс в покое и держаться от греха подальше. Не все… Кому-то повезло меньше. Значительно меньше. Можно даже сказать, что им не повезло вовсе.

В роковой день, когда произошло то, что газетчики и прочие масс-медиа нарекли «черной свадьбой», командир отряда милиции особого назначения Павел Лихачев выполнил приказ. Он сделал только это, и с него все взятки гладки. Он дождался обещанной ему второй части инструктажа — теперь-то он подозревал, что она была главной, только теперь поздно что-либо подозревать — и выполнил все в соответствии с полученными инструкциями. Так в чем же дело? Почему он все это время казнит себя, а его подчиненные отводят глаза?

По большому счету Паша всегда был лишь великолепным исполнителем — приказы отдавали другие. Такова была их служба. ОМОНу ставилась задача (а стоит признать, что отряд Паши всегда считался элитным), и ОМОН обязан был с ней справиться. Так было всегда. Так было и в Чечне, и в других местах, потому что приказы не обсуждают. Даже несмотря на то что порой эти приказы отдают люди безответственные, порой — некомпетентные, а чаще всего — преступные. Такова структура нынешней власти, но это дело политиков. И не задача боевого подразделения решать, компетентен или преступен тот или иной приказ. Паша и бойцы его отряда уже привыкли, что спецподразделениями прикрываются все, кому не лень, списывая на них собственные неудачи и просчеты. Да, привыкли, и пытаться своими силами менять что-либо в таком порядке вещей — то же самое, что воевать с ветряными мельницами. Паша никогда не собирался воевать с ветряными мельницами: менять порядок вещей — это действительно дело политиков.

Так в чем же проблема? Командир группы ОМОНа Павел Лихачев сделал все в соответствии с полученными им инструкциями. В тот роковой день отряд Павла был передан под командование двух прибывших из Москвы «бобров», которые Паше сразу не понравились. Один из них назвался майором Гриневым (а Паша тогда подумал, что если это так, то сам он — Петр Первый), второй вообще предпочел сообщить лишь свою фамилию. Паша немедленно вычислил контору, которую оба «бобра» представляли. В его семье потомственных сотрудников органов внутренних дел эту контору не жаловали. Но опять же приказ есть приказ — Паша слышал, что из Москвы была получена какая-то важная оперативная информация. Пока ее проверяли, отряду Паши был отдан приказ выдвинуться к загородному особняку Лютого, где уже собирались гости, а через некоторое время должна была начаться эта самая свадьба. Отряд Павла Лихачева усилили прибывшей вместе с московскими «бобрами» группой спецназа, только теперь-то Паша знал, что это были снайперы.

Они держались отстраненно, на контакт почти не шли, совсем не так, как это бывало в сводных отрядах, когда люди, которым предстояло выполнять общую задачу и идти вместе под пули, вовсе не брезговали знакомством. Они были немногословны, правда, вежливы, но иногда в их репликах, а скорее в уголках их глаз Паше чудилась какая-то неприятная надменность. А если говорить точнее — какая-то насмешливая надменность. Господи, к чему теперь пытаться все это анализировать?! Просто эти люди знали, зачем пришли. Теперь и Паша знал, что это так. И бойцы его отряда тоже. А Пашу выставили крайним. Его развели, или его подставили — Паше было плевать на термины. Потому что им прикрылись и выставили его самым последним дураком. Именно поэтому его подчиненные отводят глаза. Именно поэтому вот уже который день Паша не находит себе места.

Вторая (а по сути — главная) часть инструктажа была проста, и Паша выполнил ее со скрупулезной точностью. Отряд Паши был выдвинут в сосновый бор, отделяющий ограду дома Лютого от реки. Между кромкой леса, где располагался ОМОН, и оградой находилось открытое пространство. Паше было приказано оставаться в лесу и не двигаться с места ни при каких обстоятельствах. Это и была, собственно, вторая часть инструктажа. Паша мог предпринять какие-либо действия лишь по личному приказу старшего. Старшим являлся майор Гринев. Что бы ни произошло, Паша должен оставаться на месте до специального приказа. И в этом не было ничего странного, ничего неожиданного — вертикаль она и есть вертикаль.

Совершенно обычный приказ, если не учитывать того факта, что Паше не раскрыли полностью задачи и не захотели делиться полученной оперативной информацией.

Правда, тогда Паша почувствовал, что это дельце попахивает дерьмецом, но все же приказ был абсолютно нормальным.

Сейчас Паша так не считал.

• Предыдущая
• 23/82
• Следующая