Загадочные сверхвозможности человека - Кандыба Виктор Михайлович - Страница 92

• Предыдущая
• 92/145
• Следующая

Пробило три часа.

Тут, не знаю почему, мне пришло на память, что еще не прошло шести недель со дня Светлой Пасхи и что во всех церквах еще поется пасхальный стих – «Христос воскресе!» И мне захотелось услыхать его… Как бы в ответ на это желание вдруг понеслись откуда-то издалека божественные звуки знакомой великой песни, исполняемой многочисленным полным хором в недосягаемой высоте… Звуки слышались все ближе и ближе, все полнее, звучнее и лились в такой непостижимой, никогда дотоле мною не слыханной, неземной гармонии, что у меня замирал дух от восторга, боязнь смерти исчезла, и я была счастлива надеждой, что вот звуки эти захватят меня всю и унесут с собою в необозримое пространство… Во все время пения я ясно слышала и различала слова великого пасхального стиха, тщательно повторяемые за хором и стоявшим передо мною человеком. Вдруг внезапно вся комната залилась каким-то лучезарным светом, также еще мною невиданным, до того сильным, что в нем исчезло все – и огонь лампады, и стены комнаты, и самое видение… Свет этот сиял несколько секунд при звуках, достигших высшей, оглушительной, необычайной силы, потом он начал редеть, и я могла снова различить в нем стоявшую предо мною личность, но только не всю, а начиная с головы до пояса, она как будто сливалась со светом и мало-помалу таяла в нем, по мере того, как угасал или тускнел и самый свет. Сверток, лежавший все время около меня, также был захвачен этим светом и вместе с ним исчез. С меркнувшим светом удалялись и звуки, так же медленно и постепенно, как вначале приближались.

Я стала чувствовать, что начинаю терять сознание и приближаюсь к обмороку, который действительно и наступил, сопровождаемый сильнейшими корчами и судорогами всего тела, какие только когда-либо бывали со мной в жизни.

Припадок этот своей силой разбудил всех окружающих меня и, несмотря на все принятые против него меры и поданные мне пособия, длился до девяти часов утра – тут только удалось наконец привести меня в сознание и остановить конвульсии. Трое последовавших затем суток я лежала совершенно недвижима от крайней слабости и крайнего истощения вследствие сильного горлового кровотечения, сопровождавшего припадок. На другой день после этого странного события было получено известие о болезни Зенгиреева, а спустя две недели и о кончине его, последовавшей, как потом оказалось, в ночь на 13 мая, в пять часов утра.

Замечательно при этом еще следующее: когда золовка моя недель через шесть после смерти мужа переехала со всей своей семьей жить к нам в Ромавов, те однажды, совершенно случайно, в разговоре с другим лицом в моем присутствии она упомянула о том замечательном факте, что покойного Зенгиреева хоронили с длинными по плечи волосами и с большой окладистой бородой, успевшими отрасти во время его болезни. Упомянула также и о странной фантазии распоряжавшихся погребением – чего она не была в силах делать сама, – не придумавших ничего приличнее, как положить покойного в гроб в длинном, черном суконном одеянии вроде савана, нарочно заказанном ими для этого.

Характер покойного Зенгиреева был странный. Он был очень скрытен, малообщителен, это был угрюмый меланхолик; иногда же, весьма редко, он оживлялся, был весел, развязен. В меланхолическом настроении своем он мог 2-3, даже 8-10 часов просидеть на одном месте, не двигаясь, не говоря даже ни единого слова, отказываясь от всякой пищи, покуда подобное состояние само собою или по какому-нибудь случаю не прекращалось. Ума не особенно выдающегося, он был по убеждениям своим, быть может, в качестве врача совершенный материалист: ни во что сверхчувственное – духов, привидения и тому подобное – он не верил, но образ жизни его был весьма правильный. Отношения мои к нему были довольно натянуты вследствие того, что я всегда заступалась за одного из его детей, маленького сына, которого он с самого рождения совершенно беспричинно постоянно преследовал, я же при всяком случае его защищала. Это его сильно сердило и восстановляло против меня. Когда за полгода до смерти своей он вместе со всем семейством гостил у нас в Романове, у меня вышло с ним, все по тому же поводу, сильное столкновение, и мы расстались весьма холодно. Эти обстоятельства не лишены, быть может, значения для понимания рассказанного мною необыкновенного явления.

В амазонской сельве обитает удивительное племя «водонепроницаемых» индейцев такейра. На них можно вылить тонны воды, но их кожа и волосы останутся абсолютно сухими!

Специалисты пришли к выводу, что у этих людей, живущих вдали от цивилизации, на коже образовалось особое покрытие, которое позволяет им выжить в условиях дождевых лесов. Вода просто стекает с них, как с гуся.

– Эти люди могут стоять под дождевыми потоками и оставаться сухими, – говорит французский врач Жак Толборн. – Вода соскальзывает, будто они покрыты слоем сала. Мы считаем, что у индейцев такейра в результате сотен лет жизни в дождевых лесах выработался иммунитет к повышенной влажности. Это хороший пример эволюционного развития в действии. Многие поколения этих индейцев вынуждены были жить в условиях постоянной влажности, и их организм постепенно так приспособился к условиям климата, что тело человека всегда остается сухим.

Доктор Толборн отметил, что впервые он обнаружил водонепроницаемое племя в 1988 году, когда совершал путешествие по реке Хуруа в каноэ. Из-за трехдневного ливня он был вынужден остановиться в индейском селении. Толборн обратил тогда внимание на то, что, несмотря на сильнейший дождь, люди продолжали спокойно заниматься своими обычными делами. Они охотились, ловили рыбу и занимались хозяйством, но волосы и тела их не намокали.

Доктор Толборн взял образцы кожи этих индейцев и надеется выяснить, каким образом она противостоит влаге.

– Когда-нибудь наступит день, и мы сможем обрабатывать таким веществом свое тело, зонтики, плащи и не бояться никаких ливней, – заявил ученый.

Рассказ об этом редкостном событии был напечатан в одном из номеров журнала «Ребус» за 1892 год. Письмо женщины, столь необычно извещенной о смерти любимого ею человека, предваряется пояснениями ее знакомого, В. Стэда.

"У меня есть знакомая ирландка, – пишет В. Стад, – бывшая замужем за одним видным почтовым чиновником в Дублине.

Овдовев, она через некоторое время снова вступила в брак, оказавшийся крайне неудачным.

Второй муж ее, инженер, был необыкновенно талантливый человек, отличавшийся блестящим умом. К несчастью, честность не находилась в числе его блестящих качеств. В один далеко не прекрасный для нее день моя приятельница узнает, что ее муж уже женат и – мало этого – что первая жена его жива и здорова. Моя приятельница – женщина с сильным характером. Узнав роковую для нее весть, она тотчас же оставила мужа и уехала в Лондон.

Ирвинг Ф., ее муж, узнав только через два года, что она живет в Лондоне, бросил свою семью, с которой он находился в Италии, и приехал к своей второй, страстно любимой жене. Сцены, происходившие в это время между ними, были крайне тяжелы и даже грозили окончиться трагически. К счастью, обманутая им женщина, хотя тоже безумно любила его, обладала настолько твердым характером, что, несмотря на целый ряд бурных сцен, наотрез отказалась сойтись с ним снова.

Отвергнутый снова уехал в Италию, осыпая ее горькими упреками.

Несколько месяцев спустя после его отъезда моя приятельница пришла ко мне и сказала, что она боится, что с ее «мужем» случилось что-нибудь дурное, потому что накануне вечером его голос громко позвал ее из-за окна, а ночью она ясно видела его самого у себя в комнате. Бедная женщина была сильно опечалеча этим событием. Я посмеялся над ее впечатлительностью и приписал все это галлюцинации, вызванной пережитыми бурными сценами при расставании с любимым человеком. Но не прошло и недели, как она получила из Италии письмо, извещавшее ее, что Ирвинг Ф, скончался скоропостижно в такой-то день и час.

• Предыдущая
• 92/145
• Следующая