Загадочные сверхвозможности человека - Кандыба Виктор Михайлович - Страница 59

• Предыдущая
• 59/145
• Следующая

Упоминание о циркуляции образа внутри тела станет понятнее, если мы обратимся к методам циркуляции внутреннего света, практикуемым даосами. Эти методы описаны в неодаосском трактате «Тайна Золотого цветка», который был переведен Р. Вильгельмом и откомментирован К. – Г. Юнгом. Текст этот достаточно известен, поэтому я коснусь лишь некоторых деталей, имеющих непосредственное отношение к нашей теме. «Эликсир и Жизнь, – говорит автор трактата, – нельзя увидеть: ими наполнен Небес-вый свет. Свет Небес нельзя увидеть: им наполнены глаза».

Необходимо «обернуть глаза зрачками в душу»: только тогда можно постигнуть внутреннюю сущность. В медитации, напоминающей медитацию йога, когда дыхание ритмизировано, а веки закрыты, глаза, вместо того чтобы смотреть вовне, освещают внутреннее пространство. Таким образом происходит встреча со Светом.

Другое упражнение предлагает мысленно сконцентрироваться на точке между бровями, чтобы Свет мог проникнуть в глубь тела. При этом акцент делается не на том, чтобы увидеть Свет, а на том, чтобы заставить его циркулировать по телу. Среди многих методик, рекомендуемых в тексте трактата, наибольшее значение придается так называемому «подъему против течения» или технике «противотока». С помощью этого психофизического упражнения мысли собираются в Месте Небесного сознания, Сердце Небес, там, где владычествует Свет.

Здесь нет места подробно комментировать этот метод, в котором легко увидеть аналогию с тантрической техникой улыпа-садхана (букв.: «движение против течения») и даосским путем «возвращения к истокам». Заметим лишь, что в результате постоянных упражнений начинается циркуляция внутреннего Света по телу, и если она осуществляется достаточно долго.

Свет кристаллизуется, порождая так называемое «природное Духовное тело». Обращение Света создает внутри тела «истинное семя», которое затем трансформируется в зародыш. Если в течение года его нагревать, вскармливать и омывать в соответствии с описываемым методом внутренней алхимии (а текст упоминает об «огне»), эмбрион достигнет зрелости, – иными словами, человек переродится в новое существо.

В другом месте текст утверждает, что благодаря обращению света внутри тела космические силы, символически описываемые как Небо и Земля, выкристаллизовываются в семя, и через сто дней из него родится в центре света «жемчужное семя». Что такое «выкристаллизовавшийся свет», объясняется в трактате через ряд образов: это набухающий бутон, который распускается в Золотой цветок, созревающее семя, превращающееся в эмбрион, жемчужина. Космологические, биологические и алхимические образы здесь переплетены и дополняют друг друга. В конце концов адепт обретает эликсир бессмертия, символом которого является Золотой цветок.

О том, что Золотой цветок распустился, возвещает опыт люминофании. «Когда достигнуто равновесие созерцания, Свет, исходящий от глаз, становится ослепительно ярок, так что все вокруг Успокоившегося сияет, будто он окружен нимбом: Если он приоткроет глаз и взглянет на тело, то не обнаружит его. Это свидетельствует, что „в пустой комнате растет свет“ и является добрым предзнаменованием. Иногда же плоть тела начинает сиять, подобно шелку или нефриту. Тогда бывает трудно усидеть: адепт чувствует, что его приподнимает над землей. Это называется: „Дух возвращается и выталкивает в Небо“. Иные в этом состоянии действительно воспаряли».

Рассматриваемые тексты намного сложнее, чем это может показаться из нашего краткого обзора. Однако нас интересуют лишь представленные в ней описания внутренней люминофании. Какое значение придавали ей даосы? Следует отметить: данные техники не имеют ничего общего с «достижением божественности» и просто «переживанием присутствия божества». Свет скрыт в самом человеке, в глубине его сердца. Весь этот космопсихологический мистицизм служит тому, чтобы пробудить внутренний свет и заставить его циркулировать по телу. Иначе говоря, тайна жизни и бессмертия записана в самой структуре Космоса, а значит – ив структуре микрокосма, которым является человеческий организм. При этом акцент делается на практике, а не на метафизическом знании или мистическом созерцании. Но в даосизме практика сама по себе носит мистический характер: она не имеет ничего общего с попыткой, волей или техникой в привычных значениях этих терминов, а направлена на то, чтобы обрести изначальную непосредственность, утраченную в ходе развития цивилизации. Даос должен открыть для себя естественную мудрость – мудрость, в основе которой лежит как инстинкт, так и то, что можно назвать «естественной склонностью»: склонностью, благодаря которой отшельник в самой сути своего существа восстанавливает гармонию с космическими ритмами.

Уже Р.Вильгельм указывал, что роль, которая отводится свету в «Тайне Золотого цветка», заставляет вспомнить, какое значение тот играл в персидской религии. Можно обнаружить иранское влияние и в упоминавшемся выше тибетском мифе о Перво-человеке. На страницах этой книги мы не намерены касаться крайне запутанной проблемы, связанной с иранским влиянием в Центральной Азии и на Дальнем Востоке. Заметим лишь, что (1) незачем выводить все формы дуализма, с которыми мы сталкиваемся в этом регионе, из «иранских первоисточников» (2) и приписывать все представлению о том, что чистый дух или бытие тождественны свету, иранскому влиянию. Мы видели, что в той же Индии на уровне упанишад или брахман Свет отождествлялся с духом или бытием. Однако именно в Иране конфликт между Светом и Тьмой был осознан во всей своей полноте и напряженности, когда Свет является не только благим Богом и создателем, Ахура-Маздой, но самой сущностью Творения в Жизни, выступая в первую очередь как дух и духовная энергия. В своих лекциях об Иране Анри Корбн блестяще раскрыл различные аспекты и характерные черты теологии Света в зороастризме в гностицизме исмаилитов, так что нет необходимости пересказывать здесь его выводы.

Скажем лишь, что ряд символов, используемых зороастрийцами для того, чтобы выразить единосущность духа и света напоминают индийскую, и особенно буддийскую, символику. Так, в «Денкарте» («Деяния веры») говорится о том, что свет, исходящий от Заратустры за три дня до его рождения, т, е, еще в утробе матери, был столь ярок, что освещал всю деревню. Мудрость, святость, т, е, чистая духовность, выражаются здесь, как и в индийских текстах, через символику необычно яркого света. Если в упанишадах атман отождествляется с внутренним светом, то в одной из глав полной редакции «Бундахишн» («Творение основ») душа соотнесена с понятием хварнах, Свет Славы ", который есть «чистое сияние, образующее саму суть творений Ормузда». Но в случае с древнеперсидским материалом – в отличие от индийского – у нас практически нет сведений, касающихся опыта внутренней люминофанни.

С определенностью можно утверждать, что иранцы верили, будто о рождении Владыки Мира в Спасителя должна возвестить манифестация света, и в первую очередь – появление на небосводе необычайно яркой Звезды. Атак как предполагалось, что Царь – Искупитель Мира должен родиться в пещере, Звезда или Колонна Света должны воссиять над этой пещерой. Возможно, христиане позаимствовали у персов образ рождения владыки Мира – Искупителя и распространили его на Христа (см.: Widengren, с. 70). Древнейшие христианские источники, повествующие о Рождестве в пещере, это – Протоевангелие Иакова (XVIII, 1 и ел.) в соответствующие пассажи у Юстина Мученика в Оригена. Юстин нападает на посвященных в таинства Митры, утверждая, что они «подстрекаемы дьяволом, когда принимают посвящение в месте, называемом ими spelleum („пещера“)». Этот выпад доказывает, что уже во втором веке христиане видели связь между spelleum поклонников Митры в Вифлеемской пещерой.

Но вернемся к звезде и свету, сиявшему над пещерой, которые играли столь большую роль в христианских верованиях и иконографии. Монере де Виллар, а вслед за ним Виденгрен показали, что этот мотив имеет, скорее всего, иранское происхождение. В Протоевангелии (XIX, 2) говорится о слепящем свете, наполнившем Вифлеемскую пещеру. Когда свет померк, явился Младенец Иисус. Тем самым утверждается, что Свет единосущен Христу – или же является одной из его манифестаций.

• Предыдущая
• 59/145
• Следующая