Невеста Борджа - Калогридис Джинн - Страница 38

• Предыдущая
• 38/101
• Следующая

«Так оно и есть, — сказала я себе. — И, возможно, она выпила больше, чем я замечала. Возможно, она была не настолько трезвой, как казалось».

Эта мысль отчасти успокоила меня. К тому моменту, как я дошла до дворца Святой Марии, я уже поверила, что вызывающее поведение Лукреции было просто ребячеством и что Александр, конечно же, был слишком пьян, чтобы осознавать, что он тыкается лицом в грудь собственной дочери.

Стражники сразу узнали меня и впустили внутрь. Крытая галерея первого этажа была хорошо освещена, чего нельзя было сказать о коридорах наверху, и я брела наугад, пока наконец не отыскала вход в свои покои.

Я протянула руку, чтобы открыть входную дверь. И вдруг кто-то с силой схватил меня за запястье.

Я стремительно повернулась. У меня за спиной стоял Родриго Борджа. Даже полутьма не могла скрыть его грубые черты: срезанный подбородок, утонувший в складках обвислой плоти, крупный, неправильной формы нос, тонкие губы, растянутые в плотоядной ухмылке. Глаза были мутными от вина. Золотая мантия исчезла; на нем была лишь красная атласная ряса и бархатная шапочка.

«Так значит, это правда, — подумала я со странной отрешенностью. — Тайный ход между дворцом Святой Марии и Ватиканом и вправду существует». Потому что как иначе его святейшеству удалось бы так быстро покинуть свое празднество и поджидать меня здесь?

Стоя рядом с ним, я не могла отрицать его физических преимуществ: я не была высокой даже для женщины, а Родриго, в отличие от своего сына Джофре, был высоким мужчиной и в свои шестьдесят не растерял силу. Я едва доставала ему макушкой до широких плеч. Он был широким в кости, я — тонкой; его огромные ладони вполне могли бы сомкнуться вокруг моей талии, и так же легко он мог бы при желании свернуть мне шею.

— Санча, дорогая, мечта моя, — прошептал он, притянув меня к себе. Запястье пронзила острая боль, но я не вскрикнула. Слова Родриго звучали невнятно. — Я ждал этой встречи весь день, весь вечер — нет, много лет, с того самого мгновения, как мне рассказали о тебе. Но война держала нас вдали друг от друга… до сих пор.

Я открыла было рот для отповеди. Но прежде, чем я успела произнести хоть слово, ладонь Родриго легла мне на затылок и он притянул мое лицо к своему. Я пыталась сопротивляться, но тщетно. Он поцеловал меня, так что губы прижались к зубам; от перегара, смешанного с дурным запахом изо рта, меня затошнило.

Родриго выпустил мою руку и отстранился; лицо у него было словно у юного любовника, ожидающего ответной реакции. И я отреагировала: я изо всех сил залепила ему пощечину.

Он пошатнулся; ему пришлось отступить на шаг, прежде чем он восстановил равновесие. Глаза его сузились от удивления и гнева. Родриго прикоснулся к горящей щеке, потом уронил руку и иронически рассмеялся.

— Ты слишком уверена в собственной значимости, дорогая Санча. Может, ты и принцесса, но не забывай, что я Папа Римский.

— Я позову моих слуг! — прошипела я. — Они за этой дверью!

— Зови. — Он ухмыльнулся. — А я прикажу им уйти. Ты вправду считаешь, что они откажутся повиноваться мне?

— Они верны мне.

— Если так, то они поплатятся за это, — веселым, непринужденным тоном отозвался Родриго.

— Да как вам не стыдно? — возмутилась я. — Я — жена вашего сына!

— Ты — женщина. — В его голосе и лице вдруг проступили та жесткость и подлость, которые я до сих пор видела лишь в глазах его дочери. — А я правлю здесь. До тех пор, пока ты живешь при моем дворе, ты — моя собственность, и я буду поступать с тобой, как мне заблагорассудится.

И чтобы доказать свои слова, Родриго, двигаясь с поразительным для столь пьяного человека проворством, запустил руку мне за корсаж и сжал грудь.

— Санча, дорогая моя, — почти капризно произнес он, — неужто я настолько стар и уродлив, что моя любовь так противна тебе? Мое восхищение невозможно передать словами. Я не пожалею для тебя ничего. Только скажи, чего ты желаешь. Только скажи! Я всегда добр к тем, кто любит меня.

Прежде чем Родриго завершил свою речь, я схватила его руку и вытащила ее у себя из-за выреза. Он же, в свою очередь, схватил меня за обе руки и припечатал к стене с такой силой, что я чуть не задохнулась. Его грузная туша навалилась на меня. Я вырывалась, брыкалась, но Родриго не ослаблял хватки. Держа меня за запястья, он растянул мои руки в стороны на высоте плеч — варварская пародия на распятие, — а потом принялся душить меня поцелуями.

Я закашлялась, забрызгав его слюной. И чуть не задохнулась, когда он засунул язык мне в рот. А потом он поднял мои руки над головой, сгреб их одной лапищей и прижал к стене. Вторую же он запустил мне под юбки. Для этого ему пришлось наклониться, и, поскольку он был пьян, у него закружилась голова.

Я воспользовалась случаем и вырвала одну руку. И в мгновение ока выхватила стилет, спрятанный у меня за корсажем. Я не собиралась пускать его в ход — мне хотелось лишь припугнуть Родриго. Но когда он понял, что я вырвалась, он протянул руку — восстановить прежнее положение — и наткнулся на острие.

Он пронзительно вскрикнул и тут же отпрянул. Я уже достаточно привыкла к полумраку и разглядела, что Родриго держит руку поднятой, растопырив толстые пальцы. Мы оба изумленно уставились на эту руку. Стилет вонзился в ладонь, сотворив подобие стигмата, и к запястью уже протянулась струйка крови. Рана была несерьезной, но эффект произвела сокрушительный.

Родриго устремил взгляд на меня. Его глаза горели такой злобой и ненавистью, какие я до сих пор видела, да и то мельком, лишь во взгляде Лукреции. Он зашипел. Однако, невзирая на всю ярость, на лице Родриго читалось еще одно чувство. Страх.

«Он задиристый, но при этом трусливый, — промелькнула у меня мысль, — в точности как мой отец». Я решила воспользоваться этим знанием и шагнула к нему, угрожающе подняв стилет.

Родриго, этот пьяный дипломат, внезапно улыбнулся. Он зажал рану другой рукой и вкрадчиво, льстиво произнес:

— Так значит, это правда — то, что о тебе говорят. Ты бесстрашна. Я слыхал, что ты убила человека, чтобы спасти неаполитанского короля.

— Вот этим самым оружием, — спокойно сообщила я. — Я перерезала ему глотку.

— Тем больше причин любить тебя! — заявил он с притворным добродушием. — Санча, ты же умная женщина, ты понимаешь, что отказываться от такой возможности…

— Отнюдь, ваше святейшество. Сколько бы вы ни подступали ко мне, всякий раз вы будете получать один и тот же ответ. — Я смерила его гневным взглядом. — Вы — отец, который твердит, что любит своих детей. Как бы себя чувствовал Джофре, если бы увидел нас в подобной ситуации?

При этих словах Родриго склонил голову и некоторое время стоял молча, слегка покачиваясь. Потом, к моему изумлению, он разрыдался и рухнул на колени.

— Я — нехороший человек, — плаксиво произнес он. — Старый, пьяный и глупый. Я ничего не могу поделать со своей тягой к женщинам. Донна Санча, вы не понимаете: ваша несравненная красота лишила меня рассудка. Но теперь вы завоевали мое уважение. Вы не только красивы, но и храбры. Простите меня.

Его рыдания усилились.

— Простите меня за то, что я попытался обесчестить вас, а с вами и моего несчастного сына…

Это раскаяние, при всей его внезапности, казалось искренним. Я опустила стилет и шагнула к Родриго.

— Я прощаю вас, ваше святейшество. Я никогда никому не скажу об этом происшествии. Но пусть оно никогда не повторится.

Он покачал головой.

— Клянусь вам, мадонна. Клянусь…

Я подошла еще ближе, собираясь протянуть руку и помочь ему подняться.

Внезапно Родриго взметнулся и врезался в меня с такой силой, что я полетела на холодный пол, а стилет отлетел куда-то в сторону — я даже не видела, куда именно. Я пыталась встать, осознавая свою уязвимость, но запуталась в юбках.

Тяжелые юбки и бархатные туфельки скользили, мешая мне упереться. Массивная фигура Родриго нависла надо мной. Он уже потянулся ко мне.

И в этот миг в поле моего зрения появился второй человек, такой же высокий, но более худощавый и более пропорционально сложенный, и поймал Папу за руку.

• Предыдущая
• 38/101
• Следующая