Если в лесу сидеть тихо-тихо, или Секрет двойного дуба - Верещагин Олег Николаевич - Страница 24

• Предыдущая
• 24/37
• Следующая

— Молюсь лесным богам, — улыбнулся Олег. — У нас в будущем в них все верят.

— Хватит меня пугать, — жалобно отозвалась Валентина, — а то я и правда решу…

— Я правда из Воронежа, — ответил, прервав её, Олег. И тут лодка, на миг окончательно погрузившись в зелёную гущу, выскользнула на поверхность небольшого, почти идеально круглого озерца, топкие берега которого полностью заросли камышом и молочаем.

А около них, около берегов, в прохладной тени лежали на воде среди широких зелёных листьев ослепительно-белые и нежно-розовые цветы с золотисто-солнечными сердцевинками. Очень красивые, но… Олег узнал их. Это были не лилии, а кувшинки.

Мальчишка бросил на Валентину недоумевающий взгляд. И прочёл в ответном — умоляющем! — что она знает: это не лилии; она знает: это кувшинки; но ей хочется, чтобы это БЫЛИ лилии — и в конце концов… разве это так важно?!

Олег отвёл глаза. И подумал, что кувшинки всё равно очень красивые.

И, может быть, даже немножко лилии. Тем более — раз она этого хочет.

— Я не буду их рвать, — немножко виновато сказала Валентина. Как будто ей стало неудобно, что она заставила Олега переться в такую даль с такими трудностями ради ерундовой прихоти. — Я просто посмотрю… Ладно?

— Конечно, — кивнул Олег. — Как хочешь.

Валентина легла на носу, опустив руку в воду. А Олег, отложив весло, подумал с весёлым ужасом, что пропал. Пропал, или даже П-Р-О-П-А-Л, по большим буквам, потому что ухитрился влюбиться в девчонку, которую даже нельзя поцеловать, которая даже не родилась ещё — и вообще умерла к тому времени, в котором он живёт!

А ещё он подумал, что, когда предотвратит катастрофу, больше не сделает сюда ни шагу. Потому что иначе он однажды останется здесь. Наплевав на дом, маму, отца, школу, весь свой мир — променяет его на это время, в котором живёт деревенская девчонка, велосипедистка и пловчиха, называющая лилиями озёрные кувшинки — называющая так, что они от её слов ПРЕВРАЩАЮТСЯ в лилии. Само ощущение такой возможности — остаться — ужасало. Но этим могло кончиться. Могло. Олег чувствовал.

И ещё… пришла мысль, которую Олег потом стыдился вспоминать. Но она была — секундная, как взмах тёмного крыла. А что если спасти ТОЛЬКО её? И не спасать совсем-совсем чужую женщину. Спасти Валентину — и увести её с собой… Но уже через миг Олег жалел, что нельзя избить самого себя — сильно, до крови. Никто не имеет права выбирать, кого спасать, а кого нет. (Разве только Бог… если он есть.) Нельзя своё счастье лепить на чужом горе. Да, многие так делают. В его, Олега, мире это даже стало почти нормой.

Но он — не будет. просто не будет,хотя бы — ради умения видеть в кувшинках лилии. И всё тут!

— Плывём обратно, — вздохнула Валентина. И Олег послушно заработал вёслами, разворачивая плоскодонку в обратный путь.

Они причалили у мостика,чтобы погрузить велосипед, оставленный Валентиной в кустах. Хорошо, что Олег выпрыгнул первым…

Очевидно, Марлен Моржик был очень зол, потому что даже не смог потерпеть — сразу появился из кустов, бледный, как стена. Расплывшийся во весь лоб синяк отсвечивал зловеще. Видок у парня был ещё тот — Олег так и застыл на прибрежной траве.

— Я ж тебе говорил — не лезь в наши места, — срывающимся от злости голосом сказал сын председателя. Хотя ничего подобного лично Олегу он не говорил. — И тебе… — он добавил неприличное слово, — говорил не бегать за этим городским!

— А ну прекрати ругаться, Марька, дубина! — возмутилась Валентина, вставая в лодке. — Иди отсюда! Ругаться он ещё при мне будет!

— Он пойдёт, — процедил Олег, — только сначала извинится. Ему одного раза мало, он по пояс деревянный…

В руке Марлена оказался обрез.

Настоящий — потемневший от времени «ошкамёлок» — Князь говорил так о чём-то коротком, несерьёзном — трёхлинейной винтовки, без приклада и большей части ствола, который удобно прятать под одеждой. Русское национальное оружие 20-х годов… И этот обрез смотрел Олегу в грудь — снизу, от бедра. С расстояния в три нешироких шага.

Олег быстро оглянулся — Валентина, закусив губу, смотрела на мальчишек потемневшими глазами. Так… А у Марлена глаза были, как у страдающего без дозняка торчка — это Олег определил со знанием дела. Люди с такими глазами поглощены одной идеей. Торчок — достать ширево.

«А Марлен, кажется, хочет нас убить.»

Олег подумал это спокойно-спокойно, понимая чутьём, что это так — Марлен пришёл сюда не играть с обрезом, не пугать, а просто застрелить и его, Олега, и Валентину. Его — как соперника, удачливого соперника. Её — за измену. И ему плевать, что Валентине он и не был нужен. Можно мстить не только за настоящие, но и за выдуманные обиды. И не менее жестоко, чем за настоящие…

Интересно, что напишут в местной газете? И появятся ли изменения в «архиве» Князя?

В американских боевиках показывают специалистов «по убалтыванию террористов». « — Хэй, парень, ты ведь не хочешь лишних проблем? Мы выполним все твои условия, нужно только время, а пока — почему бы тебе не отпустить эту женщину в знак добрых намерений?!» Чушь собачья. Он всё равно выстрелит, этот козёл.

— Справиться не смог — пришёл с пушкой, трусло? — презрительно спросил Олег. — Стреляй! Быстро — стреляй, пока я тебе башку не оторвал! — и с этими словами Олег шагнул вперёд.

Он рассчитал верно. Марлен просто не смог хладнокровно выстрелить в человека в упор, ему понадобились две секунды, чтобы решиться окончательно… а Олегу — те же две секунды, даже чуть меньше, чтобы перехватить обрез, рвануть его вверх и одновременно беспощадно ударить Марлена коленом между ног. Следующим движением Олег зашвырнул так и не выстреливший обрез на середину речки.

И остался стоять, тупо глядя, как мальчишка немногим постарше его возится в траве, постанывает, мотает головой — очень больно, конечно, Олег получал такие удары… Потом Марлен сел. Взглянул на Олега снизу вверх ничего не выражающим взглядом, тяжело поднялся и побрёл вдоль берега, натыкаясь на деревья и спотыкаясь о корни. Олег проводил его бездумными глазами, повернулся к лодке и куда-то упал — долго, глубоко и темно…

…Очнулся он от того, что кто-то растирал ему руки — ложбинки между большим и указательным пальцем. Над Олегом склонялось лицо Валентины, и оно, это лицо, сказало:

— Очнулся, наконец-то! — с таким облегчением, что Олег улыбнулся.

— Что со мной было? — спросил он.

— Сознание потерял, — объяснила Валентина и плюхнулась рядом на траву. — Я так испугалась… ещё больше, чем раньше, мне почему-то вдруг показалось, что он успел тебя ранить… правда! — она вдруг шмыгнула носом и потёрла глаза. — Но как ты… его! Как в кино!

Олег чётко вспомнил происходящее — и ощутил тошноту. Точно, как в кино, а могло-то и по-другому быть. Но что ещё оставалось делать? Упасть на колени — и надеяться, что Марлен не выстрелит?

— Да, у вас не скучно, — Олег сел, потёр голые плечи — его зазнобило, рот наполнился кислой слюной запоздалого страха. — Три раза тут был — из них дважды если не убить, то избить пытались.

Последние слова он выговорил еле-еле — челюсть так и прыгала, язык заплетался. Было стыдно перед Валентиной — и за обморок, и за это запоздалую реакцию…

— Вот тебе и человек из будущего, — пробормотал Олег, — ловкий, сильный и ничего не боится…

— Если бы ты боялся — ты бы не бросился на обрез, — негромко, но уверенно ответила Валентина. — Знаешь, Олег, ты самый смелый мальчишка, которого я видела. Да и из взрослых…

— Давай никому не будем ничего говорить, — попросил Олег. — Вообще не будем… Ну я и перепугался… Раньше я в обмороки не падал. Фиговое ощущение.

— Фиговое — это плохое? — уточнила Валентина. — Раньше в тебя и из обреза, наверное, не целились… А говорить мы никому не будем, конечно.

— Пункт пятый выполнен, — подытожил Олег, поднимаясь на ноги и прислушиваясь к своим ощущениям. Ноги всё ещё неприятно подрагивали, но в целом слушались… — Сейчас лодку отгоним — что будем делать?

• Предыдущая
• 24/37
• Следующая