Дети горчичного рая - Кальма Н. - Страница 2

• Предыдущая
• 2/84
• Следующая

— Чарльз, сэр, — ответил мальчик.

— Так вот, Чарли Робинсон: иди сюда и давай твои лапки. — Сыщик снова пытался шутить.

Мальчик покачал курчавой головой:

— Прошу прощенья, сэр, ведь вы же сами объявили, что это совершенно добровольно. Так вот, некоторые из нас решили, что не будут дактилоскопироваться.

— Кто это «некоторые»? — зло спросил сыщик.

Чарли махнул рукой в сторону школьников.

— Наши семиклассники: Джой Беннет, Джон Майнард, Мери Смит, Гирич, Де-Минго и еще кое-кто, — сказал он, оборачиваясь к школьникам и как бы приглашая их в свидетели того, что он скажет. — Видите ли, в чем дело: ни Джой Беннет, ни Гирич, ни я — никто из нас не собирается стать преступником, и нам странно, что полиция берет отпечатки наших пальцев, как будто в каждом из нас сидит будущий грабитель или убийца.

— Это правда! Робинсон правду сказал! Мы не хотим! — раздались голоса из шеренги. — Никто не может нас принудить!

Шум и беспорядок разрастались. Тоненький, бледный мальчик выбежал из рядов и, размахивая руками, с жаром доказывал что-то своим соседям. Другие громко шикали, но никто их не слушал.

— Послушайте, ребята, — начал было растерявшийся Ньюмен. — У нас все — и взрослые и дети — должны пройти дактилоскопирование. Так постановило полицейское управление. Нужно подчиниться.

— Не хотим! Не будем! — закричали возбужденные голоса. — Берите оттиски с преступников!..

Мак-Магон поднялся из-за стола и вышел на середину холла. Теперь он находился против самого центра шеренги и мог видеть взволнованные, сердитые или насмешливые лица школьников. Хомер встал и расправил боксерские плечи, словно готовясь собственноручно расправиться с непокорными. Один только Ричи остался сидеть у стола, внимательно прислушиваясь и приглядываясь ко всему происходящему. Директор поднял руку. Наступила сравнительная тишина.

— Друзья мои… — сказал Мак-Магон неласковым голосом. — Друзья мои, до сих пор наша школа считалась одной из самых образцовых в штате. До сегодняшнего дня вы были дисциплинированными мальчиками и девочками и исполняли все, что считали нужным ваши учителя и наставники. Сейчас от вас требуют немногого. Полиция считает необходимым провести дактилоскопирование, потому что это помогает опознать и установить личность любого человека и бороться с преступлениями…

Его прервали бурными криками:

— Мы не преступники! Не хотим! Пускай отправляются к преступникам!

— Прекратите шум! — потребовал Хомер. — С вами говорит директор!

Мак-Магон закусил тонкие губы. Его очки зло сверкнули, когда он повернулся к Чарли Робинсону.

— Я знаю, — сказал он, повышая голос, — я знаю, откуда здесь этот дух противоречия. Мне не раз указывали на Беннета и Робинсона как на зачинщиков многих дерзких выходок…

— Берут пример со своих взрослых, — буркнул Хомер. — После войны все они распустились…

Черный мальчик не спускал глаз с директора.

Мак-Магон продолжал, обращаясь в пространство и как бы не замечая Чарли:

— Следует напомнить Робинсону, что он учится в школе только благодаря великодушию нашего уважаемого председателя. — Мак-Магон выдержал презрительную паузу. — Поведение Робинсона может произвести невыгодное впечатление. Мистер Миллард и другие попечители вряд ли захотят держать в школе такого недисциплинированного ученика…

Мальчик вздрогнул и опустил голову. Шеренга зашевелилась.

— Это запрещенный удар, сэр, — раздался за спиной директора приглушенный голос.

Мак-Магон резко повернулся и встретился со взглядом младшего учителя.

— Что такое, мистер Ричардсон? Вам не нравятся мои слова? Вы собираетесь исправлять мой стиль? — Мак-Магон язвительно усмехнулся. — Мой совет вам — заниматься более внимательно преподаванием литературы, а не критикой вашего директора… Понятно?

Пока шел этот тихий, но выразительный разговор, Ньюмен и его свита складывали с помощью Хомера все свое хозяйство: валики, стекла, тюбики с краской. Когда все это было уложено в плоский чемодан, сыщик обратился к Мак-Магону:

— Мы уходим, сэр. Впервые нас так принимают. Все понятно, сэр, и я доложу обо всем начальнику. Пускай уж он сам разговаривает с попечителями. Видно, в школе-то вашей не все так благополучно, как кажется… и как гласит вывеска, — ядовито прибавил он.

Мак-Магон встрепенулся. Куда девался злой блеск его очков, закушенные узкие губы! Теперь на сыщика и его товарищей смотрело самое радушное и доброжелательное лицо.

— Минутку, Ньюмен, не торопитесь. У меня в кабинете стоит холодильник новой конструкции, а в нем… Впрочем, вы лучше сами исследуете, что в нем стоит… Этому коктейлю научил меня во время войны один английский баронет… Чудо, знаете ли!

— Гм… баронет? — промычал сыщик.

— Да, да, баронет. Он уверял, что этот коктейль спас ему жизнь после Дюнкерка, — торопился Мак-Магон. — Идемте же, Ньюмен!

Сыщик взглядом посоветовался с товарищами. Лаборант подмигнул и облизнулся. Мак-Магон перехватил этот взгляд и взял Ньюмена под руку:

— Прошу, джентльмены, вы не раскаетесь… Мистер Хомер, приглашайте же инспектора!

Хомер тотчас же, без дальних слов, начал подталкивать к двери белокурого полицейского.

Они покинули холл, оставив настороженную шеренгу школьников и иронически улыбающегося Ричи — младшего учителя.

Собственно говоря, это была всего-навсего игрушечная труба, некогда выкрашенная в зеленый цвет, а теперь облезшая до того, что отовсюду выглядывала белая жесть. Но это не мешало обладателю трубы, дяде Посту, носить ее на желтом шнуре с такой гордостью, словно она была получена им по наследству прямо из рук Юбы Билля — героического бретгартовского возницы и почтальона.

Впрочем, и жители Стон-Пойнта гордились этой трубой, или рожком, ничуть не меньше его владельца. В Америке люди любят маленькие чудачества, от которых веет традициями сороковых годов[1]. Дядя Пост со своим рожком был достопримечательностью Стон-Пойнта. Всех приезжих немедленно вели смотреть и слушать рожок дяди Поста. Люди сведущие поговаривали, будто сам мистер Миллард обмолвился однажды, что рожок дяди Поста стал как бы неким гербом Стон-Пойнта. А уж мистер Миллард знал, о чем говорил, недаром у него, в его замке, рядом с телевизором красовалась, всем на удивление, деревянная прялка семнадцатого столетия. Уж эти богачи всегда обзаводятся такими вот никому не нужными предметами, стоящими огромных денег, вроде прялок и арф или даже русских настоящих самоваров, которым гордился приятель Милларда — судья Сфикси.

Именно Сфикси, а за ним еще одиннадцать самых именитых семейств в городе тоже говорили, что дядя Пост и его рожок прелестны и поэтичны и совсем напоминают начало прошлого века. При встрече с дядей Постом они улыбались ему, а иногда даже давали на чай, хотя он обслуживал вовсе не их аристократический Парковый район, а восточную окраину, так называемый Левый Берег, и Горчичный Рай, где жили негры.

Дядя Пост — подвижный, сухонький, увенчанный седым задорным хохолком — был похож на птицу. Он никогда не сидел спокойно на месте: то ерошил свой хохолок, то трогал себя за нос, то вдруг начинал свирепо шлепать себя по коленке.

Обязанности почтальона нисколько его не удовлетворяли. Он ухитрялся быть одновременно нянькой у нескольких осиротевших ребят, учить грамоте детей, которые не могли ходить в школу, помогать баптистскому пастору в церкви и быть советником всех вдовых женщин. Даже самое малое горе своих подопечных он принимал близко к сердцу.

Настоящего имени дяди Поста никто не знал, да это было и не важно. Зато даже последняя собачонка в городке знала его хрипящий, сипящий, стонущий и задыхающийся, как астматик, автомобиль того невообразимого цвета, который зовется оливковым.

До того как у дяди Поста завелось это подобие машины, он объезжал свой район на высокой, страусообразной тележке-трясучке, в которую была впряжена лошадь, сохранившаяся, вероятно, тоже с прошлого столетия. Звали этот музейный экспонат Фиалкой. Завидя издали толстую старую лошадь, все мальчишки Стон-Пойнта начинали кричать:

• Предыдущая
• 2/84
• Следующая