Черная Салли - Кальма Н. - Страница 25

• Предыдущая
• 25/30
• Следующая

Он повернул голову к народу на площади и отчетливо сказал:

– Мы согласны нашей жизнью заплатить за свободу негров. Мы умираем с радостью.

– Долой рабство! – подхватил Джим Бэнбоу, срывая с глаз повязку. – Долой угнетателей!

И чей-то голос из толпы отозвался восторженно и громко:

– Долой рабство!… Слава капитану!…

Поднялась суматоха. Солдаты бросились на голос. Они пробирались сквозь толпу и каждого спрашивали:

– Кто кричал? Где кричали?

Но никто не знал. Каждому казалось, что кричали где-то на другом конце площади. Между тем, пользуясь суматохой, палачи закончили свое страшное дело.

Дом наш огласился воплями. Мы с мамой стонали и причитали, забыв об осторожности. Умер наш смелый защитник Браун, нет больше в живых веселого, заботливого отца! Никогда больше не услышим мы его песен, никогда больше не прикоснется к гитаре его темная сильная рука…

Наполеон с грустью глядел на нас. Ему и самому было не легче: он был привязан к Брауну, как к родному отцу. Немного погодя, он начал прощаться.

– Опять покидаешь нас, Наполеон? – сквозь слезы спросила мать.

– Надо, – сказал глухой. – Капитан завещал. Матушка Браун и я. Дело капитана. Вместе работать.

– Он идет продолжать дело капитана, – догадался Гапкин, хорошо понимавший бессвязную речь глухого.

Наполеон направился к двери. У порога он обернулся:

– Скоро война. Капитан сказал.

Он сделал вид, что прицеливается из ружья, и исчез…

Потянулись тоскливые месяцы. Мама почти не спала, часто болела. К нам заходили негры, приятели Гапкина. Все они горячо обсуждали казнь Джона Брауна и говорили, что смерть капитана и моего отца всколыхнула всех на Севере и на Юге. Я слушала эти разговоры, и мне хотелось самой взять ружье и отомстить рабовладельцам за отца и капитана.

Однажды я стояла на берегу, глядя на плывущие по реке лодки и пароходы. День был холодный, дул сильный ветер. Вода отливала нефтью и сталью, моросил мелкий дождь. Прист, по обыкновению, сидел у меня на плече. Я задумалась, уж не помню о чем, как вдруг кто-то рванул у меня кота и свирепый голос произнес над самым моим ухом:

– Вот ты где, черная тварь! Попалась-таки наконец!

И обвислая физиономия Паркера появилась передо мной. Он был одет в бархатный костюм и, как всегда, увешан оружием. Паркер одной рукой крепко держал Приста, а другой ухватил меня за ухо. «Бежать! Во что бы то ни стало бежать!» – мелькнуло у меня в голове. Я вцепилась зубами в руку моего врага. Паркер вскрикнул от боли и на секунду выпустил мое ухо. Этого мгновения было достаточно: я вывернулась и, несмотря на хромоту, быстро побежала по улице, к докам и пристаням.

– Держи! Лови! – заорал Паркер и бросился за мной.

Я слышала топот его подкованных сапог. Пор вой моей мыслью было бежать домой, к маме. Но в следующий момент я подумала, что Паркер откроет наше убежище, и тогда нам всем несдобровать. Нет, я не должна выдавать маму и Гапкина. Но тогда куда же спрятаться? За мной все громче раздавался топот Паркера, я слышала уже его тяжелое дыхание. Хромая нога сильно мешала мне бежать. Еще мгновение – и он поймает меня. В эту минуту я увидела перед собой открытую дверь какой-то мастерской. Не оглядываясь, не раздумывая ни секунды, я юркнула туда, захлопнула за собой дверь, защелкнула задвижку и только тогда оглянулась вокруг.

Это была, по-видимому, корабельная мастерская. В открытые задние ворота виден был наполовину готовый скелет судна, стоявший на стапелях. Кучи стружек валялись по всем углам. Не сколько белых рабочих – плотников – молча строгали какие-то деревянные части.

Когда я, задыхающаяся, растерянная, заскочила в мастерскую, они бросили работу и обступили меня.

– Спасите… Гонятся… за мной… Сейчас придут сюда… – еле могла я выговорить.

Едва я произнесла это, как в дверь забарабанили тяжелые кулаки.

– Эй, открывай! Сию же минуту открывай, а то дверь высажу! – проревел Паркер.

– Ложись сюда, в угол, – быстро сказал мне рыжеватый плотник.

Я покорно легла в угол, и рабочие, будто по молчаливому уговору, принялись забрасывать меня пахучими сосновыми стружками. Через секунду меня уже не было видно.

– Эй, отворишь ли ты, черная образина? – неистовствовал за дверью Паркер.

– Кто там орет? Что нужно? – спокойно сказал рыжеватый плотник, отворяя дверь.

Паркер чуть не сшиб его с ног. Он ворвался в мастерскую и принялся бегать во все стороны, заглядывая под токарные станки и сложенные доски.

– Скажете ли вы наконец, сэр, что вам угодно? – нетерпеливо спросил его плотник.

– Где девчонка? Куда вы девали ее? Говори, негодяй! – вцепился в него Паркер.

Но плотник так крепко стиснул ему руки, что Паркер принужден был отступить.

– Ну-ну, я пошутил, – сказал он хмуро. – Скажи мне, где черная девчонка, и я дам тебе пять долларов.

Плотник радостно осклабился:

– Вот это другой разговор! Давно бы так. Если бы вы, сэр, с самого начала сказали, что вам нужна маленькая негритянка, мы бы сейчас же указали ее вам.

– Да где же она? – нетерпеливо спросил Паркер.

– А она уже давно на том берегу, – так же радостно сообщил плотник. – Живо перемахнула через мастерскую, потом к реке, вскочила в лодку – и давай ходу… Мы и оглянуться не успели…

Паркер длинно выругался.

– Вы все заодно, проклятые оборванцы! – сказал он свирепо. – Ну, дай срок, я ее все равно отыщу. Она от меня не уйдет. Хорошо, что хоть Приста я держу. Кис-кис, вот ты и опять со мной, – обратился он совсем другим, нежным тоном к коту.

В тот момент я услышала сердитое фырканье кота.

– Ах ты, дрянь! Ты царапаться! – вскричал Паркер и вдруг снова завопил: – Лови! Держи!…

Сапоги его прогромыхали мимо меня. Раздался подавленный смех рабочих. Крик Паркера некоторое время разносился по двору, потом постепенно удалялся, и наконец совсем издалека донеслось:

– Лови! Лови его!…

Тогда рабочие разгребли стружки и помогли мне выбраться.

Я стояла вся облепленная кудрявыми деревянными завитками. Стружки запутались у меня в волосах, в платье. Рыжеватый плотник заботливо почистил меня:

– А теперь можешь спокойно отправляться, куда тебе нужно, – сказал он мне: – толстопузый не скоро вернется, он кота ловит. Впрочем, могу тебя проводить, если тебе все-таки страшно.

И, не спрашивая меня ни о чем, он проводил меня до дому и сдал маме. Мама принялась благодарить моего спасителя.

– Бедняки всегда должны помогать другу – сказал он ласково, – а то их всех, и белых и черных, сделают рабами. – И с этими словами рыжий плотник ушел.

Каково же было мое изумление, когда, зайдя в комнату, я увидела Приста! Кот лежал на моей постели, и у него был такой вид, словно он никогда и не выходил из дому.

Я принялась тормошить и ласкать его, радуясь, что он со мной.

После этого случая мама решила, что нам нельзя больше оставаться в Вильмингтоне. Паркер, конечно, уже подослал шпиков, и они вот-вот обнаружат наше убежище. Гапкин тоже этого опасался. К тому же Вильмингтон находился в рабовладельческом штате, а мы все еще не оставили надежды пробраться на Север, в свободный штат.

Гапкин знал поблизости еще одну «станцию» «подпольной железной дороги», где нам могли помочь. Мы совсем было собрались бежать в другой штат. Но нашему намерению помешала война, которая началась между Севером и Югом Америки.

– А теперь, Мэри, пора уходить, – сказала бабушка, – на сегодня я кончила.

Чарли отправился, как обещал, провожать Мэри домой. Мальчик и девочка шли по освещенным улицам, мимо открытых дверей салунов, откуда доносилось пение или звуки механического пианино. Старик нищий стоял на тротуаре с непокрытой головой и играл на скрипке. Скрипке не хватало одной струны, но все-таки старик играл очень искусно.

Чарли и Мэри остановились послушать.

– Ты знаешь, что он играет? – спросила Мэри.

• Предыдущая
• 25/30
• Следующая