Финт хвостом - Молзберг Барри - Страница 78

– Вот что, – сказал муж жене, – помяни мое слово: поймаю я эту тварь и шкуру с нее сдеру. Будет мне воротник. – С тем он вернулся в дом, чтобы не простудиться, избивая жену на морозе.

Женщина никогда не плакала, никогда, но сейчас, по дороге к колодцу она расплакалась, и слезы сразу замерзли у нее на щеках. Она думала: как же ей, бедной кошке, быть на таком жутком морозе? Но тут она подошла к колодцу, разбила лед, набрала воды и поспешила домой – готовить мужу еду.

Весь день женщина думала о кошке. Думала с удивлением и страхом, потому что как же ей выжить в таком снегу? А когда она вышла вымыть горшки, она оставила дверь сарая открытой – на случай, если кошка вернется и захочет укрыться внутри. Но кошки не было видно.

Что же до мужа – он больше не заговаривал про кошку, но он достал свою пращу, и сел точить нож, и точил, пока от лезвия не полетели синие искры. Серый день обернулся мутными сумерками, а когда за окном стемнело, муж поднялся и пошел к двери, но не решился выйти на улицу.

Весь день валил снег и тут же смерзался коркой, и на снегу не было никаких следов, даже следов женщины, не говоря уже об отпечатках легких кошачьих лап.

Женщина подогрела эль и подала его мужу, он выпил и попросил еще, а потом снова уселся в кресло, и женщина подумала: может быть, он забудет.

Но она не забыла. Она все думала, как же там кошка, на холоде.

После ужина муж ушел спать. Проходя мимо женщины, он ударил ее по лицу и разбил губы в кровь. Он сказал:

– Это тебе за то, что ты такая жена никудышная.

Она слушала его шаги, затихающие наверху. Она села, съежившись, у догорающего очага, съела черствую корочку хлеба и то, что осталось в тарелке мужа. Она заметила, что праща и нож так и остались лежать у кресла.

Огонь догорел и погас, но в золе еще тлели угли. Женщина поднялась и подошла к входной двери – тихо, как шепот, – и открыла ее. У нее не было лампы, потому что муж не разрешал зажигать лампы, когда он ложился спать, но на улице было вполне светло от жидковатого света луны. Женщина слышала, как муж храпит наверху.

Она оглядела двор, занесенный снегом, и там, словно по волшебству, у стены сарая – проблеск яркого цвета, как золотая монета на белом снегу.

Она подумала так: я возьму кошку в дом, на одну ночь, чтобы она согрелась. А утром, до того, когда он проснется, я ее потихонечку выпущу. Отнесу ее к тому месту, где начинается дорога к рынку, и, может быть, кто-то ее подберет и приютит у себя. Во всяком случае, он ее не поймает.

Женщина вышла в густой снегопад и подошла к стене, где кошка лежала, свернувшись в клубочек. Когда женщина наклонилась и прикоснулась к кошке, она была очень холодной, и женщина взяла ее на руки и прижала к себе. Кошка открыла янтарные глаза и посмотрела на женщину.

– Ты такая красивая, – сказала женщина. – Я в жизни такой красоты не видела. – И она отнесла кошку в дом.

Муж по-прежнему храпел наверху и бормотал во сне, и женщина потихоньку отлила в миску бульона из котла над остывающей золой и дала кошке, хотя это была еда мужа. Кошка внимательно наблюдала за ней, а потом вылакала весь бульон. Наконец она так замечательно заурчала, но женщина приложила палец к губам, и кошка сразу умолкла.

– Ты такая холодная, – прошептала женщина. – Видишь, огонь уже догорел, но угольки еще теплые. Я тебя положу до утра в очаг, чтобы ты согрелась.

И она положила кошку в теплую золу. Кошка не вырывалась, а почувствовав тепло, уютно свернулась калачиком, закрыла свои солнечные глаза и сразу заснула.

Женщина поднялась наверх и легла на пол, положив голову на подушку из свалявшейся соломы. Она всю ночь не сомкнула глаз, чтобы не пропустить рассвет и успеть вынести кошку, пока муж не проснулся. Она лежала, глядя в темноту, и вдруг услышала громкий скрип. Ветер носился, как дух зимы, по заснеженному двору и рвал дверь сарая, которую женщина забыла запереть. Дверь протестующее скрипела. Муж завозился на постели.

– Там дверь скрипит, – сказал он. – Пойди и запри ее, тупая ты сука. Утром ты у меня получишь.

Женщина встала и спустилась вниз. Там было темно, ничего не видно. Женщина хотела подойти к очагу – посмотреть, как там кошка, – но сначала ей нужно было сходить к сараю и запереть дверь, пока муж окончательно не проснулся и не спустился сам.

Она пробежала по твердому белому насту. Заперла дверь сарая. Луна была мутной за дымкой облаков, и женщина вдруг услышала голос, который звал ее с неба, из самой ночи, откуда-то из-за холмов, из-под земли.

Женщина испугалась и бросилась было бежать, но не смогла сдвинуться с места. Ее ноги как будто примерзли к земле, словно их держали невидимые руки, и она стояла, стуча зубами от холода, и увидела, как в доме зажегся свет, и вскрикнула в ужасе, потому что подумала, что муж спустился и зажег лампу, и увидел в очаге кошку.

Но это был вовсе не муж. О нет.

В очаге снова пылал огонь. Потухшие угольки разгорелись вновь. Или так только казалось. Но в очаге полыхало пламя, желтое с красным – как беспокойный рассвет. Но пламя было совсем не обычное – у него было стройное тело и четыре ноги, и голова в форме сердечка, и ушки торчком, и хвост, как пылающий стебель.

Пламя выступило из очага – изящно и утонченно, как благородная дева в наряде из золота. Но это была кошка, кошка, сотканная из огня.

Кошка прошлась по комнате, и там, где она ступала, деревянные доски пола вспыхивали огнем. Кошка коснулась лапой мужниного кресла, и кресло вмиг превратилось в пламенеющий куст.

Огненная кошка взбежала по лестнице, и лестница вся полыхнула пламенем. Муж наверху закашлялся от дыма, поднялся с постели и крикнул:

– Что ты там делаешь, ты, корова?! Я тебе что говорил?! Огонь в этом доме зажигается только для меня!

И огненная кошка ответила:

– Так он для тебя. – Но она говорила на кошачьем языке, и муж не понял ее.

Но как бы там ни было, дом весь пылал светом, наверное, сука-жена зажгла все три лампы разом, и муж сел на постели, заранее сжав кулаки, но тут в спальню вступила огненная кошка, и спальня вся расцвела пламенем, словно дерево из чистейшего золота.

– Боже… спаси меня, Боже! – закричал муж. Но Господь в это время был занят своими делами, как это бывает почти всегда и в чем многим несчастным пришлось убедиться в их неизбывной печали.

Огонь охватил кровать и плоть человека, вопящего на кровати. Сначала загорелись ступни, потом – ноги. А потом все его тело превратилось в трескучий костер, черный дым повалил у него из ноздрей, глаза потекли пламенеющими слезами. Он раскололся, как гнилой овощ, и дом обрушился, и пелена белого снега накрыла пожарище, и снег зашипел, соприкоснувшись с жаром, и влажное облако поднялась до самого неба и скрыло луну.

Женщина все это видела, и она рыдала в голос, и кричала, и плакала – но не о муже. Она думала только о бедной кошке, которую она оставила в очаге, чтобы замерзший зверек согрелся, и о том, что она убила единственное существо, которое любила.

Однако, когда дом прогорел совсем, так что не осталось даже искры, из провала в черных сожженных бревнах вышел золотой сгусток огня в образе кошки. И женщина вдруг поняла, что уже может сдвинуться с места, и она побежала навстречу кошке, и подхватила ее на руки, и прижала к себе, и держала у сердца, пока не согрелась.

И потом они вместе – женщина и оранжевая кошка – ушли вдаль по снежной равнине, и их следы на снегу были черными и глубокими, словно выжженные огнем, и даже когда они скрылись из виду, кошка и женщина, их следы еще долго дымились в ночи.

Наступила ночь, и кошки устроились на ночлег прямо на голой земле на холме. Звезды в небе были как мерцающие глаза черных кошек-матерей, которые наблюдают за своими детьми на земле.

– Зачем ты нам рассказал эту сказку? – спросила Аннасин.