Финт хвостом - Молзберг Барри - Страница 68

Пламя облизнуло пакет. Я уже чувствовала, как их глазенки внимательно за мной наблюдают. И тогда я поняла, что крысы от огня не погибнут. Они, наверняка, уже бегут с корабля, как всегда делают крысы. Пламя их не опередит. Они будут смотреть на пожар из кустов, а когда пепел остынет, вернутся за трофеями.

Над сморщенной газетой появились желтые языки пламени, и я быстро затоптала огонь. Даже древнейшее и самое смертоносное оружие человека бессильно перед крысами. На бежевом линолеуме, как напоминание об окончательной победе грызунов, осталась черная рябь.

Пока человеческая нога ступает по земле, крыса будет пожинать плоды нашего труда. Чтобы справиться с крысами, придется уничтожить все, что создано людьми. Но это не в моих силах.

Но война есть война. Сдаться – значит капитулировать, капитулировать – значит попасть в рабство.

В воздухе витал химический запах вздыбившегося линолеума. Я уже чувствовала, как крысы подглядывали из-за шкафов и бытовой техники, чтобы выяснить, чем закончился мой поджог. Несомненно, они огорчились, что я не довела дело до конца, ведь в этом случае я бы осталась бездомной или вообще сгорела, а они просто переселились бы в соседский дом. Одним человеком меньше, двумя десятками крыс больше.

Я до сих пор слышу их неугомонную возню. Мне мерещатся их дергающиеся усы. Они все здесь. Они ждут моего очередного безуспешного шага. Их упрямое стремление выжить любой ценой убеждает меня, что животные и правда превосходят нас в жизненных силах. Мне казалось, что я вложила в эту войну все свои силы, но крысиных сил оказалось больше. В этот миг я почти поддалась отчаянию. Я применила все средства, которые способен придумать человеческий ум, но их звериная выносливость одержала верх.

Я уже почти сдалась, как вдруг открылось второе дыхание.

Человеческими силами с ними не справишься. Их звериный мир слишком мал, настойчив и живуч. Мне не достать их из нашего «высокого» мира и не навлечь гибель.

Крыс возможно поймать и уничтожить только в их собственном, животном мире, вот только нет у животных столь ярой ненависти, какую в душе ощущаю я. Людская ненависть может соперничать лишь с ненавистью крыс. Только человеческая ненависть в совокупности с голодом может равняться с ненавистью и голодом крыс. Я бы все отдала, чтобы убить хотя бы одну из них. Во мне растет жажда убийства. Она меня поглощает. И я следую инстинкту.

Чтобы преследовать убегающих крыс, нужно стать меньше в размере. Чтобы настигнуть их за углом, нужно стать ловкой и гибкой. Их нужно слышать и чувствовать. Свое широкое лицо я превратила в охотничье острие, в плотоядный наконечник копья. Я навострила уши, чтобы слышать их прогорклое дыхание. Я расширила зрачки, чтобы темнота не скрыла врага от моего взора. Я согнула ноги, чтобы лучше прыгать. Из пальцев появились когти, из зубов – клыки. Я слышала, как крысы бросились во все стороны. Вот только они опоздали.

Теперь мой черед разрушать.

Кошка вырывается из неудобной одежды, выпутывается из рукавов. Она рвет застежки, куда попала шерсть. Она освобождается и за один грациозный прыжок оказывается за холодильником.

Часами не смолкали странные звуки, доносясь из подвала до самого чердака: шипение, рык, пронзительный писк.

Спустя время власти объявили, что хозяин покинул дом.

Когда его выставили на продажу, и подрядчик покупателя пришел его осмотреть, он заметил, что за свою многолетнюю практику это жилище оказалось самым чистым из всех, если не считать дыры от пули на кухне.

Все кошки Рима[33]

– Это и есть ад, – задумчиво пробормотала Мелина, потом повернулась и увидела устремленный на нее свирепый взгляд Ренаты.

Устало Мелина попрощалась мысленно с аркой Константина и стала пробираться через полуденную толпу к пожилой женщине, стоявшей, широко расставив отекшие ноги и кисло поджав губы. Позади Ренаты, как обычно, маячил Марио – покуривая и глядя прямо перед собой. С тем же успехом он мог находиться и в Тупело. Стояло лето, и вокруг арки и Колизея, точно мошки, роились туристы. Со съемками здесь Мелина закончила еще несколько недель назад, но все равно не могла оставаться равнодушной к роскошному и внушительному импозантному строению, украшенному барельефами и скульптурами, снятыми с более ранних монументов. Римляне без зазрения совести растаскивали старые постройки для возведения новых, но лишь изредка эти новые выходили столь прекрасными, как арка Константина. Прищурив от слепящего солнца глаза, Мелина подошла к Ренате, которая держала под мышкой и прижимала к себе локтем потрепанную коробку из-под обуви.

– Что ты там рассматривала?

– Ты хочешь спросить, какую именно сцену?

– Только не начинай, – сказал Марио. – Давайте поскорее со всем покончим.

– Возьми прах.

– О’кей, мама.

Отдав сыну обувную коробку, Рената, перед тем как переходить улицу, крепко вцепилась в руку Мелины. Ладонь у нее была мягкая и липкая, а ногти, которыми заканчивались толстые пальцы, напоминали ярко-красные ястребиные когти. Наибольшую ненависть у Мелины всегда вызывало то, что они постоянно подрагивали, словно жили собственной жизнью.

Они вошли под тень Колизея и встали в очередь за группой безвкусно одетых венгров.

– Твой отец любил Рим. – Рената отпустила руку Мелины, чтобы легонько похлопать по жесткому перманенту. – Он был бы счастлив, если б узнал, что его прах покоится здесь.

Они как раз выходили из-под наземной галереи в сам Колизей. Потом поднялись по лестнице на площадку… и вот уже перед ними раскинулись вызывающие благоговение руины. Достаточно постоять мгновение неподвижно, и тени прошлого обретут краски и звуки. Тогда увидишь перед собой арену, оружие, вонзившееся в содрогающиеся тела, почувствуешь жар и медный привкус крови во рту. Колизей словно эхом отдавал насилием. А если быть практичнее, то снимки, какие сделала здесь Мелина, положили начало ее карьере фотографа. Она отсняла их как иллюстрации к своей диссертации по римской архитектуре, а профессор посоветовал ей выставить их в галерее.

– Как вам вот это самое место? – спросила Рената.

Мелина повернулась и увидела, что старуха смотрит вниз за ограждение. Настланный пол арены давно уже обвалился, и по всему огромному пространству обломки подземных стен торчали словно сломанные зубы.

– Сойдет и здесь, – тихо отозвалась она.

– Я хочу побыть пару минут одна, – объявила Рената и перекрестилась.

Мелина и Марио отошли подальше, неспешно прогуливаясь вдоль ограждения.

– Как по-твоему, он размером с Астродром?

Мелина заставила себя сделать глубокий вдох и только потом ответила:

– Колизей вмещал семьдесят тысяч человек. Что, насколько мне известно, намного больше, чем вмещает Астродром.

– М-да. Немаленький. – Марио сделал последнюю затяжку и щелчком отбросил окурок за ограждение. – Твоя мать рассказала о письме, какое оставил Дими?