Финт хвостом - Молзберг Барри - Страница 31

Наоми поставила у стены стремянку и залезла наверх.

Но дыры в стене больше не было.

Она была запечатана штукатуркой.

Наоми спросила у мамы, в чем дело.

– Котята подросли, – сказала мама, – и мама-кошка отвела их обратно в поле, ловить мышей.

– А как же койоты?

– Дикие коты обычно умнее койотов, честное слово, золотко. У них все будет в порядке.

Вообще-то Наоми не разрешали ходить на поле за домом, но она все же пошла, продираясь сквозь заросли ежевики и дикого плюща. Трава на поле была высокой и желтой; заросли лисохвоста кололи ноги и цеплялись за носки. Посреди поля стоял старый проржавевший трактор, и возле него Наоми нашла несколько маленьких жестких баллончиков. Что-то мелькнуло в траве на насыпи, где трава была особенно густой, а громадное дерево, опаленное молнией, стояло безмолвным стражем на поле. На самой его вершине замер сокол. Наоми искала глазами котят. Трава колыхалась. Сокол снялся со своего насеста и полетел в направлении апельсиновой рощи.

Наоми увидела два настороженных уха, плывущих сквозь траву.

Потом показалась желто-коричневая голова. Зверь был очень красивым.

Наоми еще никогда не видела койота так близко.

Она замерла.

Койот развернулся и побежал к болотам.

Только тогда Наоми поняла, что все это время она не дышала. Солнце стояло в зените и палило нещадно. Наоми взглянула на дом, оставшийся далеко позади. На лбу выступил пот – жар былой лихорадки. Она уселась в траву, сложила ладони, как будто собралась молиться, и прошептала в сухую землю:

– Пусть с котятами все будет хорошо…

Когда Наоми проснулась, солнце уже клонилось к закату. Муравьи ползали по рукам и волосам. Она смахнула их и растерянно огляделась. Казалось, она проспала много лет – так здесь было спокойно и тихо. Мама звала ее с заднего дворика. Наоми встала, отряхнулась от грязи и насекомых и побежала на звук знакомого голоса. Она перепрыгнула через тернистые заросли лоз, и тут у нее разболелась нога, да так, что она прохромала весь остаток пути. Она как раз огибала гараж, когда что-то прыгнуло ей под ноги.

Мама-кошка. Сердитое рычание.

Наоми застыла.

Мама-кошка смотрела на нее.

Наоми поискала глазами котят, но не увидела ни одного.

А потом она их услышала.

И попыталась определить, откуда идет этот звук.

Прижала ухо к стене гаража.

И услышала их.

В стене.

Котят.

Всех пятерых.

Вернувшись с работы, отец уселся смотреть новости. Было уже десять вечера, и по идее в это время Наоми уже должна была готовиться ко сну, но она сидела в гостиной, прижав ухо к стене, и внимательно слушала. Ей казалось, что там что-то шевелится и постепенно сдвигается. Следуя за звуком, Наоми ползла вдоль стены на четвереньках. Отец на минуту оторвался от телевизора и взглянул на нее. Звуки в стене вроде бы смолкли.

– Ты не достал их оттуда… котят… когда заделывал дырку, да?

Отец смотрел на нее. Его глаза как будто тонули в морщинках; из-за очков с очень сильными линзами они казались огромными, так что у Наоми было такое чувство, как будто он смотрит не на нее, а сквозь нее.

– О чем ты, Наоми?

– Ты оставил их там, в стене…

– Ну что ты. – Он улыбнулся. – Не говори ерунды. Я их вытащил, всех пятерых. А мама отнесла в поле.

– Я их слышала. А еще я видела маму-кошку. Она была очень злая.

– Не говори ерунды, – повторил он уже раздраженно и снял очки.

Наоми вдруг поняла, что мамы в гостиной нет, и она осталась наедине с отцом, чего очень не любила. И особенно – в доме.

Она пошла в комнату к маме. Мама уже легла, но не спала. А читала книжку. Когда Наоми вошла, она отложила книгу.

Наоми забралась к ней в постель.

– Мама, можно тебя спросить?

Мама похлопала по матрасу, Наоми пододвинулась ближе и положила голову ей на руку.

– Про котят в стене. – Она смотрела в потолок, и ей представлялось, что это небо, по которому плывут облака, похожие на чье-то лицо. – Я хочу знать, успела ли мама-кошка забрать котят, прежде чем он заделал дыру?

– А почему ты спрашиваешь?

– Потому что я их сегодня слышала.

– Перед ужином?

Наоми кивнула. Лицо из облаков растаяло.

– Ты мне не сказала, что ты их слышишь.

– Я разозлилась, думала, вы мне врете.

– Я бы не стала тебе врать.

– Я спросила у отца, а он мне сказал: «Не говори ерунды».

– Ну… Это не ерунда, если ты была твердо уверена, что ты их слышишь. Но это тебе показалось. Я сама видела, как они все ушли. С мамой-кошкой.

– Маму-кошку я тоже видела. Она была очень злая. Мне показалось, она на меня злится. Потому что я не проследила за ее детьми, и их оставили в стене.

– Нет, – сказала мама, гладя Наоми по волосам. – Коты не умеют думать, как люди. Скорее всего она просто была голодная. Или, может, она к тебе привязалась. Может, когда-нибудь она вернется сюда вместе с котятами, когда они подрастут, потому что она так за них переживала.

– Но я точно их слышала!

– А может, просто хотела услышать?

Наоми была сильно смущена, но она знала, что мама никогда не врет.

– Ты загорела, – сказала мама.

– Я видела в поле койота.

– Ты ходила в поле?

– Я искала котят.

– Ну, ты даешь! Только не говори отцу.

Утром Наоми опять была у стены и слушала через стакан.

Ничего.

Ни звука.

Она тихонько постучала пальцами по стене.

Опять ничего.

А потом… что-то.

Почти ничего.

Слабый жалобный писк.

И тут словно прорвало плотину.

Звуки хлынули сплошным потоком: визг, мяв, отчаянное царапанье.

Она чуть не выронила стакан, но вовремя вспомнила о порезанной ноге и успела его подхватить.

Я бы не стала тебе врать, всплыли в памяти мамины слова.

Я бы не стала тебе врать.

Она снова прижала стакан к стене.

Ничего.

Тишина.

Только бешеный стук ее сердца.

Наоми лежала в постели и не могла заснуть. Будь ночью светло, как днем, она бы прекрасно спала, а так приходилось держаться настороже из-за теней, таящихся в темноте. Она испугалась, что забыла, как дышать; но потом поняла, что она все-таки дышит.

Где-то в час ночи дверь в ее комнату приоткрылась.

Кто-то стоял на пороге, и Наоми закрыла глаза.

Она считала свои вдохи и выдохи и надеялась, что это не он.

Она почувствовала поцелуй на лбу.

Поцелуй и прикосновение к одеялу. Больше он ничего с ней не делал, ее полуночный отец, однако и этого вполне хватало, чтобы пугать Наоми до смерти. В такие минуты ей хотелось умереть. И она мысленно звала маму, чтобы та ее защитила.

И тут она снова услышала их.

Котят.

Они тихонько мяукали, просили тунца или молока.

Они нашли ее и пришли к ней по узким проходам в стенах, чтобы сказать ей, что все с ними в порядке.

Она заснула еще до того, как дверь снова открылась. Заснула под тихий мяв, размышляя, хорошо ли им там, котятам; ловят ли они мышей, которые иногда залезают в стены через трещины и вентиляцию. Эти пятеро по-прежнему были здесь. Котята, ее котята. И она знала, что теперь все будет хорошо.

– Да что с ней такое?

– Ну, Дэн, если бы мы отвезли ее в больницу сразу, как только увидели, что рана воспалилась…

– И нас обвинили бы в жестоком обращении с ребенком. Ты посмотри на нее, посмотри. Тут дело не в воспалении или инфекции, Джин. Посмотри. Почему она это делает?

– По-моему, она больна. У нее снова температура.

– В нее словно бес вселился.

Наоми слышала их, но не обращала внимания. Котята. Им было уже три месяца, и их голоса звучали совсем как у взрослых. Они играли за узорчатыми обоями в кухне, как раз за тостером. Наоми расслышала испуганный писк: похоже, один из них поймал мышь, и теперь вся пятерка забавлялась с добычей. Она прижала ладони к обоям, пытаясь раздвинуть стену. Но у нее, разумеется, ничего не вышло.