Муж объелся груш - Веденская Татьяна - Страница 44

• Предыдущая
• 44/49
• Следующая

Редкая машина долетит до середины Ярославки в будний день. Но какие же чудеса совершаются с нашим городом второго января. Отгремели салюты, улеглась канонада фейерверков, военными всполохами смущавшая нас всю ночь. Люди выкидывали в небо деньги целыми пачками, и они разлетались брызгами искр и сияющими разноцветными узорами. Не самое худшее применение деньгам, как мне кажется. А с утра, которое, для разнообразия, в эти дни начиналось часов с двенадцати, город утихал, замирал, выключал караоке и дремал устало под бубнящий телевизор, восполняя силы для следующих гостей. Запорошенный снегом, укутанный сугробами город спал, когда мы с Федором и Сонькой вышли из дома. Час пробил, и мне пора было превратиться из принцессы обратно в лягушку, иными словами, следовало появиться пред мамины-папины очи.

– Может быть, мне пойти с тобой? – спросил Федор. – Не съедят же они тебя при мне.

– Или съедят вместе с тобой, – помотала головой я. Как все это будет? Мама даст мне раздеться и стряхнуть холод или набросится сразу? Будут ли они меня пытать? Вдруг папа прикует меня наручниками к батарее?

– Нет, ну это же глупость какая-то – так дрожать, – возмутился он, но от этого я, естественно, нервничать не перестала. Тряслась как кролик и очень переживала, что у нас после Нового года на редкость пустые дороги. Такими темпами мы окажемся перед домом моих родителей буквально за десять минут, в то время как мне бы хотелось встать в самую длинную мучительную пробку. Впрочем, это бы тоже меня не спасло. Лучше всего было бы оказаться дома, на диване, в пижаме и перед телевизором, с бутылкой шампанского. Как и вся наша страна.

– Может быть, ты поедешь помедленнее? – попросила я, почувствовав, что меня немного укачивает.

– Ладно, – невозмутимо кивнул Федя.

– Дядя Федя, а почему тебе Дед Мороз ничего не принес? – вдруг неожиданно поинтересовалась Сонька. Я обернулась, чтобы шикнуть на нее, но Федор уже ответил:

– Как же не принес? А твоя мама?

– Но это же не то, – скривилась дочь. – Разве это подарок!

– А что же еще?

– Но она же была и до этого, – разумно пояснила она. – И потом, ее же не положишь под елку.

– Ну почему, можно же и попытаться, – усмехнулся он и выразительно посмотрел на меня.

– Ничего себе фантазия, – фыркнула я и отвернулась. Федор же с восторгом продолжил:

– Представляешь себе, я беру твою маму, заворачиваю ее в тонкую бумажку, как от твоей куклы. Кладу ее в красивую коробку, перевязываю большим бантом и кладу под елку.

– Не поместится, – усомнилась Соня.

– Ничего, а я куплю елку побольше.

– Только надо ей дырочки провертеть, чтобы дышала, – деловито прикинула Соня. Я усмехнулась и посмотрела в окошко. Метель заметала все сплошные, двойные и одинокие, и даже прерывистые пунктирные. Машин не было, и только взгляд зацепил краешком стоящего на обочине милиционера.

– Слушай, там гаишник стоял? – уточнила я у Федора.

– Вроде бы нет, – удивился он. – Я не видел.

– Нет, он точно стоял. Он нас не мог остановить?

– Мог – не мог, какая раз… – начал было он, как вдруг за нашей спиной раздался мощный вой сирены.

– Водитель «Форда», остановитесь! – раздался над нами громогласный голос.

– Что за хрень, – возмутился Федор, сдавая на обочину. У нас на хвосте, мигая всеми цветами милицейской радуги, висела милицейская машина. Федор открыл запотевшее стекло, в котором через секунду образовалось круглое, румяное с мороза, нахмуренное лицо.

– Старший лейтенант Васьков, ваши документы, – строго и даже зло сказал он, но из-под этой хмурости и злобности просматривалось что-то другое. Какая-то радость и позитив.

– Вот, пожалуйста, – Федя протянул ему документы. Румяный Васьков с интересом осмотрел мое бледное помятое праздниками лицо. Осмотром он явно остался доволен.

– Вы что же не остановились по требованию инспектора? Вы знаете, что это грубейшее нарушение?

– Вы меня извините, – возмутился Федя, – но вас в снегу этом вообще не видно. Пост не стационарный. Я вас просто не заметил.

– Не заметили? – еще радостнее переспросил лейтенант, еле сдерживая улыбку. – Выйдите из машины, пожалуйста.

– Зачем? – раздраженно переспросил Федя, но инспектор с документами уже открывал дверь, так что ничего не оставалось, как следовать за ним. Я тоже вышла, хотя Федор и сказал мне ждать в машине. Мне было душно, так что подышать пару минут воздухом я была не против.

– Так что, Федор Иванович, выпивали? Пройдитесь по прямой, – радостно потребовал лейтенант.

– Выпивал? – растерялся Федя, с трудом преодолевая дистанцию из-за льда и сугробов. – Ну да, выпивал. На Новый год. Но не вчера. И уж точно не сегодня.

– Рассказывайте, – уверенно и довольно улыбнулся милиционер. – Так что, будем дышать или как?

– Будем-будем, – без тени сомнений кивнул Федя, решительно направляясь к нему. Лейтенант с искоркой мелькнувшего сомнения достал из сумки какой-то маленький приборчик и подставил Феде. Тот же, не отрывая глаз от мрачнеющего лейтенанта, сделал глубокий вдох и выдохнул в трубку.

– Ну что? – крикнул лейтенанту напарник из мигающей машины. Лейтенант с обидой смотрел на прибор.

– Трезвый?! – то ли сказал, то ли спросил он, глядя на Федю. Тот нахально улыбнулся и кивнул:

– Я же сказал, что не пил.

– Но как-то странно, – смущенно пробормотал лейтенант и потряс прибор, проверяя его на предмет поломок. – Стали бы вы трезвый так плестись по пустой дороге. Сорок километров в час!

– Ах, это?! – вдруг расплылся в улыбке мой Федя. – Так меня жена попросила.

– Жена? – про себя повторила я, чуть не выпрыгнув из сапог от изумления. Он что, действительно назвал меня женой?

– Он трезвый! – крикнул тогда лейтенант напарнику и, повернувшись, чтобы отдать Феде документы, с обидой пробурчал: – Только время на вас убили.

– Уж извините, – еле сдерживая смех, ответил Федя. И только когда двери захлопнулись и мы снова поплелись по дороге, мы захохотали.

– Только время убил! – повторила я, вытирая слезу в уголке глаз. – Ты видел его лицо? Ой, не могу!

– А ты думала. У них с пьяного на месте берут пятьдесят тысяч, а в отделении сто. Еще бы ему не обижаться, – смеялся Федя.

– А почему ты сказал, что я – твоя жена? – все еще смеясь, зачем-то спросила я.

– Как-то просто само вырвалось. Ну, не объяснять же ему, кто ты.

– А кто я? – полюбопытствовала я.

– А я и сам не знаю. Моя женщина.

– Это здорово, – кивнула я, подумав, что это слово – женщина – большой прогресс. До этого была только любовница.

– Приехали, женщина, – грустно заметил он. Мы стояли около моей пятиэтажки, в окнах на втором этаже горел свет и двигались тени. Мне вдруг стало страшно и совсем расхотелось туда идти. Может быть, позвонить и все отменить? Не надо никаких разговоров, никаких выяснений. Встречусь с мамой в городе, посидим в кафе, привыкнем потихоньку к тому, что все стало иначе.

– Мам, а у бабушки тоже елка стоит? – спросила с заднего сиденья Соня.

– Наверняка, – за меня ответил Федор. – А может, к ним тоже Дед Мороз прилетал.

– Мам, ну чего ты сидишь? Пойдем же, – поторопила меня нетерпеливая дочь. Я вздохнула и представила себе, что на мне противогаз и костюм химической защиты. Как бы они там ни «воняли», я ничего не почувствую. Хорошо, вперед, только вперед.

– Я приеду к вечеру и позвоню, как буду на месте, – пообещал Федя, поцеловав меня на прощание. Я увидела, как кто-то теребит штору на кухне и пытается разглядеть нас.

– Мне пора, – отстранилась я. Через минуту мы стояли перед дверью и ждали, пока ее нам откроют.

– Знаешь, мам, я не хочу играть с Веником. Я же не просила мне брата, почему я должна с ним играть? – спросила Соня.

– Не должна. Знаешь, я ведь тоже не просила сестру. Она была уже, когда я родилась.

– Ага, – с пониманием кивнула Соня. Дверь распахнулась, и в проеме нарисовалась сияющая, полная оптимизма мама, а за ней немного угрюмый, но явно проинструктированный и укрощенный папа.

• Предыдущая
• 44/49
• Следующая