Родина слонов - Калганов Андрей - Страница 64

• Предыдущая
• 64/95
• Следующая

«Видать, изголодалась, — усмехнулся Степан, — неудивительно, муженек-то все при делах...»

— Таперича можно и поснедать, — пригласил Ворон, — рассаживайтесь, гости дорогие.

А душок все не выветривался... Алатор убрал ладонь с носа и, воротя морду, слезно взмолился:

— Ты бы это, Ворон, выплеснул дрянь, что ли, сил уж нет...

Колдун удивился:

— Так ведь мне тебя еще лечить?! Вот как поснедаем, так и приступим. Чтобы, значит, снедь-то, как рыба-ерш, по кишкам прошлась да с собой дурную силу-то и забрала. Вот сам поглядишь, как тебе похорошеет.

Ворон еще хотел что-то сказать, но варяг с дурным криком выскочил вон, и опять донеслись со двора давешние звуки...

Обратно Алатор не вернулся.

Степан решил, что ждать сотоварища бесполезно, и достал баклаги.

— От нашего стола — вашему столу. — Он отодвинул кувшины и на их место поставил свое угощение.

— А чего это? — Ворон с интересом понюхал содержимое емкостей. — Пахнет чудно как-то? Вроде бражка, а вроде и нет.

— А ты попробуй, — налил Степан себе и чародею. — «Куябская зимняя». Твое здоровье.

Степан сделал глоток и передал ковш Ворону. Чародей еще раз нюхнул, чему-то загадочно ухмыльнулся и, наклонив скопкарь[32]-утицу, принялся из него прихлебывать.

— Ух, хор-р-роша! — крякнул чародей, собрав губами последние капли. — Ишь пробирает. — Он деловито ошелушил луковицу и жизнерадостно хрупал. — Головастые же у вас мужики, это ж надо, какое зелье сварганили. Вроде ж и выпил-то всего ничего, а будто ендову[33] медовухи опростал. — Однако же назвать скопкарь-утицу посудиной малой мог бы, пожалуй, только слепой. Изрядный был ковшичек, пол-литра, не меньше.

— А не повторить ли? — предложил Степан, удивляясь крепости собутыльника. Лиходеи, помнится, и от меньшего скопытились, а этому хоть бы хны. Видать, кудесник сперва свои снадобья да отвары на себе пробовал, вот и закалил организм, сделал привычным ко всякого рода дряни. Но все оказалось сложнее.

— Отчего же, можно и повторить, — согласился Ворон.

От второго ковша Ворон повеселел и разговорился.

— Вишь ты, паря, у нас в Дубках-то мужики, знамо дело, после трудов, на поле там или на огороде, медовуху хлещут. С того у них отдохновение и душе и телу случается.

— Понятное дело.

— А меня-то она, родимая, и не берет, хошь скоко влей. У нас у всех в роду моем так. Вот потому колдунами и стали пращуры.

— Н-н-не понял?!

— А чего тут не понять? У нас ведь как? Надо избу там срубить или же быка к коровенке чтобы сосед привел, идут, значит, с баклагой медовухи, а то и попроще — с бражкой, да рядятся за столом, что да как. К согласию приходят.

— Ну?

— А ежели трезвый с пьяным-то остается, смекаешь, чего получается? То-то и оно, мордобой получается. Оттого и не могли сдружиться пращуры ни с кем из дубковцев. Вот и стали деды чародействовать, чтобы, значит, уважение снискать. Чародею-то, знамо дело, не надобно хлестать медовуху, чтобы ему тын подровняли али с покосом пособили. Только мигни, враз примчатся... Еще бы, случись что, кто выхаживать будет — Ворон, все мужики-то у нас Воронами в роду звались. Потому к Ворону все и лезут в помощники. А как же, Ворон один чудо-траву знает. Да заговоры разные, да как со зверями и птицами говорить...

От третьего ковша чародея повело на наболевшее.

— Только варяги, — жахнул он кулачищем по столешне, — вона, хоть Алаторку возьми, все они без понятия. К ним по-человечески, чтобы, значит, лучше было, а они нос воротят. Вот и сотоварищ твой такой же. Он же без знахарства мово седмиц пять промается, а так бы очистился — и как родился заново. И знает же, что польза ему будет, а кочевряжится, норов выказывает. Им, варягам, без ентого никак. По морям-окиянам находились, в заморских странах побывали, понаслушались, понасмотрелись, как колдуны тамошние людишек врачуют, вот и ропщут супротив нашего исконного, дедами завещанного. А ихние колдуны — тьфу и растереть. Они ж чего выделываются? А потому что деваться им некуда. Конечно! У них-то за морями-окиянами трава наша целебная, небось, не растет. А жрать и им охота. Вот и придумывают штуки замысловатые. Тьфу ты, аж противно стало!

— А ты чего, все, что ли, болезни так лечишь?

— Ну?! — удивился Ворон. — Я ж те говорю, то дедовский способ, кто траву енту знает, почитай, любую хворобу излечит. Трава-то шибко целебная.

— Да уж вижу...

— Пращуры наши — укры древние — испокон веку взвары готовили и люд взварами теми лечили. Думаешь, чего у нас землица такая богатая, все от способа дедова. Ведь тогда как было: у каждого ведуна поле свое заветное имелось. Как занедужит кто, его на то поле ведун выводит и там уж взваром потчует. Знамо дело, землица-то и раздобрела.

— Видать, на славу потчевали, — хмыкнул Степан.

— Да уж, не то что теперь. Теперь-то люд учен, по берегам рек мыльный корень ищет да чистоту телесную блюдет. А в стародавние времена все говорили, нет грязи в землице, овощ и тот не споласкивали. Дернут морковину или репину — и ну жевать, едва от землицы очистив, брюхо-то и скрючит. Пращуры сперва и не думали, не гадали, что травка-муравка очистительная столь пользительно на здоровьичке сказывается...

— Понятно, — вставил Степан, — пищевые отравления лечили... Ну, когда с брюхом маются.

— Во-во, это уж потом боги надоумили, что и другие разные лихоманки от снадобья проходят. Вот поля-то и стали урожайные. А ты как думал? От всех хвороб помогает травка, народ к ведунам и пер — огнищанину болеть недосуг. Дерьмицом поля и удобрились. Это сейчас народ разбаловался, платит ведуну, чтоб лечил в избе. — Ворон вздохнул, сожалея о былом. — Только одна беда — кости вправлять приходится, уж больно надрывается нутро-то. Костоправы, думаешь, откуда взялись? Послухи это знахарские, ослушавшиеся, значит. Вот им знания тайные наставник и не передал, а научил только править костяк, потому — первое это знание, каковому чародея обучают. А как же, ведь он лихоманку-то выгонит, а человек на всю жизнь убогим останется. Колдуна и посадят на кол. Вот послухов наперво и учат, как кости править. А ежели дальше послух колдуну не глянется, тот его выгонит, послух и пойдет... — Ворон потерял нить и уставился перед собой.

— В мануальные терапевты, — подсказал Степан.

— Ась?

— Костоправов у нас в Куябе так кличут.

Ворон встрепенулся и назидательно погрозил пальцем:

— Ты мне словами учеными башку не тереби. Лучше запомни: есть три верных средства лихоманку изгнать али хворобу, побоями вызванную. Наперво — блевануть хорошенько, потом, чтобы пронесло, да так, чтоб дух на всю избу... А как же без этого. Злой дух вышел, добрый вошел. А опосля руки-ноги на место поставь. Да, и вот еще что, когда взвар готовишь, заговор шепчи, без него добра не будет.

— А что за трава-то? Ворон засмеялся:

— Э-э, не, мил человек, того я тебе за так не открою. Ты ж тоже колдуном станешь, стало быть, мне супротивником. А как к тебе людишки из Дубков-то потянутся?

— Сказывай, чего хочешь.

— Ты мне — как бражку сварить, а я про траву поведаю. Все по Прави. Ты мне, я тебе.

Степан вздохнул:

— То ж не рассказывать, показывать надобно. Словами толком не объяснишь. Что толку, ну, скажу тебе, что обычную бражку сперва надо выпарить, а потом выморозить. Поймешь?

— И впрямь, ни хрена не понятно, — вздохнул Ворон.

— Ты вот что, как Гридя на ноги встанет, в Куяб приезжай, воеводу спросишь. Там меня каждая собака знает. Я тебя и научу «Куябскую» делать.

— Стало быть, и я про траву с заговором тебе поведаю.

На том и порешили. Посидели немного да завалились спать. А Алатор так и не пришел, блукал где-то всю ночь. Наутро явился весь в соломе, и морда улыбчивая. И жинка Воронова тож сладко улыбалась, нет-нет на варяга и взглядывала. Взглянет, раскраснеется, вздохнет... А варяг-то кряхтеть перестал, приободрился, говорил, что Тору помолился, тот его от немочи и избавил. Да верно, врал насчет бога. Другой у него целитель был, вернее, другая...

• Предыдущая
• 64/95
• Следующая